Цветаева

Диктор (ЗК)

Сентябрь 1914-го года. Москва. Где-то между Новым Арбатом и Поварской улицей. Борисоглебский переулок, дом номер 6. Особняк с зелёным двором, с конюшнями и сараями, колодцем, клумбами, с сиренью, акациями и двумя красавцами-тополями. В книге Сытина "История московских улиц" про Борисоглебский переулок сказано: "Здесь даже неподготовленный посетитель воспринимает всеми своими чувствами прошлое Москвы".

На Поварской улице жизнь кипела всегда.  В средние века здесь была дорога, по которой вельможи и цари ездили из Новгорода в Кремль и обратно. Здесь размещались та самая Опричнина. В 18-ом веке дворы Поварской улицы заняли Голицыны, Гагарины, Волконские. На Поварской жил Сергей Львович Пушкин с семьей. И, как известно совсем недавно, маленький Саша Пушкин в 1811 году жил в соседнем церковном дворе и отсюда уехал в Лицей. Поварская - одна из самых аристократических улиц города. Улица знатнейших высокородных фамилий. Улица "Войны и мира" Л.Н.Толстого. Улица Марины Цветаевой.

Дом был построен в 1862  и принадлежал жене отставного подполковника Александре Дмитриевне Сабко. После Сабко с 1875 года этим домом и другими строениями во дворе владел коллежский асессор Александр Антонович Цветаев. Потом его вдова - Анна Цветаева и позже - его сын, коллежский советник Николай Александрович Цветаев. К Марине Цветаевой они не имеют никакого отношения и вряд ли являлись родственниками. Мистика? Совпадение?

………………………………………………………………………
Диктор (ЗК)

За пять месяцев до того, как въехать в этот дом, Марина пишет из Феодосии философу и  Розанову: "...я замужем, у меня дочка 1-го года - Ариадна, моему мужу 20 лет. Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренне. Сережу я люблю бесконечно и навеки. Дочку свою обожаю".

Два дерева хотят друг к другу.
Два дерева. Напротив дом мой.
Деревья старые. Дом старый.
Я молода, а то б, пожалуй,
Чужих деревьев не жалела.

Этими строками Марина Цветаева будет вспоминать вид из окна своей квартиры. В лучах яркого осеннего солнца Цветаева вместе с мужем Сергеем Эфроном и двухлетней дочкой Алей входит в причудливую квартиру причудливого дома.

Своё детство Цветаева провела в Москве, в Трёхпрудном переулке, по её словам, «самом родном из всех своих мест». И теперь, возвращаясь в родной город из Коктебеля, Марина хочет найти «своё новое родное место», "выбранный для счастья" дом.

«Это сборище комнат, это не квартира совсем! Как будто часть замка. Откуда-то ее пересадили в этот дом №6. Такая квартира, будто ты в ней давно живешь - так все понятно, точно это все ты сам сделал. Как во сне! Как я давно его искала, этот мой дом!», - радуется Цветаева. 
……………………………………………………………………

Диктор (ЗК)

«Дом был двухэтажный, и квартира была во втором этаже, но в ней самой было три этажа. Как и почему - объяснить не могу, но это было так: низ, с темной прихожей, двумя темными коридорами, темной столовой, моей комнатой и Алиной огромной детской. Верх, с той самой кухней, и еще другими, из кухни ход на чердак, даже два чердака, сначала один, потом другой, и один - выше другого, так, что, выходит, - было четыре этажа.

Все было огромное, просторное, запущенное, пустынное, на простор и пустоту помноженное, и тон всему задавал чердак, спускавшийся на второй чердак и оттуда распространявшийся на все помещения вплоть до самых отдаленных и, как будто бы сохраненных его углов»,- пишет Марина о своём новом доме.

В квартире планировка и впрямь необычная: коридоры, лесенки, ступеньки. В них арки, альковы, изразцовые печки. Потолки стеклянные, и с «дырочками», через которые проникает свет. Окна обычные и окна, выходящие на крышу, по которой, к слову, можно было гулять. И в лучах этого света - большая детская комната.
…………………………………………………………………………..

Диктор (ЗК)

Мечты Цветаевой о своём доме сбываются. Детская- самая светлая и большая комната в квартире. На окна она вешает кремовые занавески. На полу - серый ковер с изображением осенних листьев. В углу книжный шкаф из орехового дерева. На старинном секретере голова Амазонки.

Цветаева в  восторге от комнаты своей дочурки: «Над кроваткой Али картинки сверкают рождественским снегом, как кусок звездного неба. Ощупью доходишь до двери - двери двойные высокие - и вдруг ты в зале! Справа окна - во двор. Три окна. Это будет Алина детская. Чудно! И шары воздушные, красные и зеленые будут летать, как у нас – высоко. Тут будет Алино детство».

Здесь находится место не только для Али, но и для чёрного пуделя Джека, дымчатого кота Кусаки и трёх весёлых белок, живущих в клетках на окнах.

Из пузатого секретера Марина достаёт большую книгу в красном переплете — сказки Шарля Перро с иллюстрациями Доре, принадлежавшая еще матери Цветаевой. Аля  рассматривает картинки, осторожно, только что вымытыми руками, переворачивая страницы с верхнего правого угла. Цветаеву небрежное отношение к книгам очень возмущает. За растерзанного «Степку- Растрепку» пришлось постоять в углу, колупая извёстку. Аля говорила, что его не жаль, потому что он был противный, всклокоченный урод. 

Цветаева и дочь вместе читают Гоголя в приложении к журналу Нива. Ариадна рассматривает картинки и на свой лад переиначивает «Вия». «Вот лошадка едет... а вот господин разговаривает с дамой... А вот барышня просит у кухарки жареных обезьян...» «Барышней» была восставшая из гроба панночка, «кухаркой» — Хома Брут, а «жареными обезьянами» — снующая во всех направлениях нечистая сила.


……………………………………………………………………….

Диктор (ЗК)

Рядом с детской располагается кабинет Марины, она выберет его сама. «Гранёную» комнату Цветаева обставляет с любовью, специально ищет шарманку, потому что «она должна там быть», кроме неё обязательно должен стоять патефон с трубой в виде цветка повилики. В коллекции больше всего пластинок с цыганскими песнями, Цветаева очень любит цыган — и пушкинских, и уличных гадалок, и деревенских конокрадов. Ценит их за вольнолюбивость, особость, обособленность от окружающего, колдовские речи и песни, царственную беспечность и ненадежность. Кроме того, на полу лежит настоящая шкура волка.

У окна стоит огромный мужской письменный стол – подарок отца, профессора Ивана Цветаева, подарок к ее 16-летию. Когда Марина садится за него работать, она слегка расчищает пространство для тетради и локтей, отодвигая пока ненужные предметы.

За этим столом, как она сама говорит, лучшим рабочим местом ее жизни, увидят свет сотни стихотворений, множество записных книжек и писем, поэмы «Егорушка», «Переулочки», «Царь-девица» и «На Красном коне». Здесь Цветаева напишет шесть театральных пьес цикла «Романтика». К 1922 году, то есть последнему году жизни Марины в этом доме, будут выпущены восемь книг, среди них «Версты» и «Конец Казановы».

Об этой комнате вспоминает Ариадна Сергеевна Эфрон, или тогда ещё просто дочка Аля: «Мамина комната была праздником моего детства, и этот праздник нужно было заслужить».
………………………………………………………………….

Диктор (ЗК)

На антресольный этаж ведет крутая лестница. На одном уровне с верхней лестничной площадкой – витражное окно-медальон. Левую часть дома занимает комната Сергея Эфрона – «Сережина комната», «Чердачный дворец», или «Чердак-каюта». Цветаева вспоминала «Тут должен быть иллюминатор, за ним - волны. И, может быть, все это – корабль. Да, что-то кораблиное есть в этой квартире - и это такая прелесть…»

Роль кровати выполняет старинный диван с гнутой спинкой красного дерева. На стенах старинные гравюры с любимыми героями Сергея: полководцами Кутузовым, Нахимовым, Корниловым. Много книг. В комнате высоко врезано окно, из которого на крышу идёт галерея, Сейчас, к сожалению, этой галереи больше нет.

«Прыжками через три ступени
Взбегаем лесенкой крутой
В наш мезонин — всегда весенний
И золотой.

Где невозможный беспорядок —
Где точно разразился гром
Над этим ворохом тетрадок
Ещё с пером.

Над этим полчищем шарманок,
Картонных кукол и зверей,
Полуобгрызанных баранок,
Календарей,

Неописуемых коробок,
С вещами не на всякий вкус,
Пустых флакончиков без пробок,
Стеклянных бус».


У Цветаевой куча всяких диковинных вещей, кроме шарманки, стеклянных бус и прочей затейливой мелочи- любимые кофейные чашечки с портретом Наполеона и его жены Наполеона. К сожаленью, Жозефина разбилась. Сестра Цветаевой Анастасия рассказывает: «Я нечаянно разбила одну из двух ее любимых чашек старинного фарфора, - к счастью, не ту, что с Наполеоном, а ту, что с Жозефиной, и, заливаясь слезами, кричала: "Я разбила его жену! Теперь он овдовел!..»

…………………………………………………………………..

Диктор (ЗК)

В правом крыле – большая кухня. Из кухни по лестнице можно подняться еще и в мансарду – длинную комнату со скошенным потолком. Это «офицерская» или «бильярдная». Большое окно смотрит на мостовую Борисоглебского переулка. Зимой здесь, под самой крышей, довольно прохладно, поэтому семья пользуется «бильярдной» лишь в теплое время года.

Сестра Анастасия Цветаева вспоминает: «Ходя по комнатам, я все узнавала, точно я здесь второй раз. Только внизу, то есть во втором этаже, я спросила Марину, почему она не рассказала о самой первой комнате, которая находилась напротив входной двери. «А», - равнодушно сказала Марина. – «Это просто даже лишняя комната. Мы ее, наверное, сдадим. И так хватает! Пять, кроме кухни. Совсем обыкновенная, не вписывается в эту квартиру. Комната-отщепенец».

В разное время в комнате-"отщепенце" жили экономка, горничная-полька, здесь останавливались гости, друзья, жила недолго Анастасия Ивановна. Здесь стоял великолепный рояль Марии Александровны Цветаевой-Мейн – мамы поэтессы. Позже, в голодные годы его обменяют на пуд ржаной муки.
……………………………………………………

Диктор (ЗК)
Семейная идиллия длится недолго. Летом 1916-го года Сергея Эфрона призывают  в армию, и в январе 1917 он для прохождения курса в школе прапорщиков отправляется в Нижний Новгород. Тем временем в столице неспокойно. Февральскую революцию 1917 беременная Цветаева встречает с тревогой.  В стихах она признаёт вину царя в случившемся, призывает к милосердию, и не видит в революции тех чудес, которые на время окрылили Блока и Маяковского.
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рев молодых солдат!
В Москве становится голодно и холодно, идёт война, страна разваливается на глазах. Цветаева пытается выбраться из Москвы за мужем, вступившим в Освободительную армию, но остаётся и болезненно приспосабливается к новой жизни.

«Мы научились любить: хлеб, огонь, дерево, солнце, сон, час свободного времени. Еда стала трапезой, потому что Голод. Сон стал блаженством, потому что "больше сил моих нету", мелочи быта возвысились до обряда, все стало насущным, стихийным».

Оставшись без средств, Цветаева пыталась распродавать ценные вещи. «Анархист Шарль унес Сережины золотые часы, ходила к нему сто раз, сначала обещал вернуть их, потом сказал, что покупателя на часы нашел, потом, что, боясь обыска, отдал их кому-то на хранение, потом, что их - у того, кому он их отдал – украли. Потом, обнаглев, начал кричать, что он за чужие вещи не отвечает. В итоге: ни часов, ни денег. Сейчас такие часы 12 тысяч, т. е.  полтора пуда муки»

Чтобы согреть себя и детей, Марина Цветаева рубит мебель красного дерева. Этим топят буржуйку. «Все в доме, кроме души, замерзло, и ничего в доме, кроме души, не уцелело...», – пишет Марина в дневнике. Она сама стирает, штопает, готовит, убирает, стоит в очередях за воблой. «Мой день: встаю – верхнее окно еле сереет – холод – лужи – пыль от пилы – ведра – кувшины – тряпки – везде детские платья и рубашки. Пилю. Топлю. Мою в ледяной воде картошку, которую варю в самоваре», – так она описывает свою московскую жизнь.
……………………………………………………………….

Диктор (ЗК)

Согреть комнаты первого уровня квартиры уже невозможно, и семья перебирается в кухню – самое теплое помещение в доме. Выживать помогают соседи, к ним Цветаева не раз обращается с благодарностью в своих письмах.

Марина пишет: «Жена сапожника Гранского - худая, темноглазая, с красивым страдальческим лицом - мать пятерых детей - недавно прислала мне через свою старшую девочку карточку на обед, одна из ее девочек уехала в колонию, и "пышечку" для Али. Госпожа Гольдман, соседка снизу, от времени до времени присылает детям супу и сегодня насильно "одолжила" мне третью тысячу. У самой трое детей».

Жена сапожника "жалела всех людей и зверей и дарила "пышечку" не только дочери Марины Цветаевой Але. Она печёт свои "пышки" из лебеды, кофейной гущи и очисток картофеля на рыбьем жире для всей детворы двора.

Сапожник тоже поэт. Его любят взрослые и дети. Двор зовёт его дядей Гришей. Дядя Гриша настоящий "чудак", и Цветаева не могла не угадать в нем "белую ворону". Буквально "белой вороной" он становится, когда надевает свое белое пальто, выисканное им где-то на толкучке.

Дядя Гриша виртуозно чинит модельную и бросовую обувь. Из мусорных ям он извлекает детскую рвань - башмаки и подобно реставратору возвращает им не совсем первозданную "красоту", затем дарит их детям. Известны любимые Мариной Цветаевой строчки из стихов одной монахини - "Человечество живо одною круговою порукой добра”.

…………………………………………………………………………..

Диктор (ЗК)

«Маринин дом», и его двор, и впрямь странные. Они притягивают к себе абсолютно разных, но чем-то внутренне похожих людей. Даже в суровые годы здесь сохраняется атмосфера сказочности и нереальности.

Во двор постоянно забредают цыгане. То табором, то в одиночку. Странники, погорельцы, рожечники, татарин-старьевщик, точильщик, бродячие актеры с медведем-плясуном. Китаец с фокусами и обезьянкой. Акробаты. Подгулявшие мастеровые. И ежедневно - шарманщик с белой мышью и голубем. Гуляют в ногу сестры-старушки в одинаковых платьях. И молоденький красноармеец - добрый молодец колет Марине дрова. 

В Борисоглебском переулке долго оставались "цветные бусы фонарей", сначала керосиновые, затем - газовые. Зажигает эти фонари Степан Антипов, рабочий газового завода. Он живёт в подвале "Марининого дома". Зажигать фонари ходит с ватагой мальчишек и внучкой Лизаветой.


Зимой снег скапливается в таком количестве, что дети роют в сугробах траншеи. В "Записных книжках" Цветаева запишет: "Буржуазии для очистки снега запретили пользоваться лошадиными силами. Тогда буржуазия, недолго думая, наняла себе верблюда. И верблюд возил. Красноармейцы весело смеялись: "Молодцы! Ловко обошли декрет!"
…………………………………………………………………

Диктор (ЗК)

Существование на грани выживания мобилизует Цветаеву. Если раньше в её стихах романтика отверженности, свободы, и той самой цыганской бездомности носила отпечаток некого юношеского максимализма, то теперь страшные реалии напрямую вмешиваются в иллюзорный мир поэтессы. Пока она вместе с детьми находится в революционной Москве, ее муж Сергей Эфрон сражается в белой армии. Ему, как и всему белому движению, Марина посвятит цикл стихов "Лебединый стан".

«Белогвардейцы! Гордиев узел
Доблести русской!
Белогвардейцы! Белые грузди
Песенки русской!
Белогвардейцы! Белые звезды!
С неба не выскрести!
Белогвардейцы! Черные гвозди
В ребра Антихристу!»

В это же время Цветаева открывает для себя театр, увлекается Студией Евгения Вахтангова.  От этой влюбленности, "завороженности" театром возникли ее пьесы, цикл стихов "Комедьянт".

«Пока легион гигантов
Редел на донском песке,
Я с бандой комедиантов
Браталась в чумной Москве».

…………………………………………………………………………..

Диктор (ЗК)

По вечерам Цветаева молится. " Спаси, Господи, и помилуй; Марину, Сережу, Ирину,  Алю….Офицеров и не-офицеров, русских и нерусских, французских и не-французских, раненных и не-раненных, здоровых и нездоровых, всех знакомых и незнакомых".

Молитва помогает слабо, дети постоянно голодают. Старшую дочь, Алю, сотрясают приступы лихорадки, а младшая- трёхлетняя Ирина- очень слаба.  Чтобы уберечь детей от постоянного недоедания, Марина, по совету знакомых, в ноябре 1918 года, отвезёт дочерей в Кунцевский приют для детей – сирот. Там дают гуманитарную помощь американской «Армии спасения»- горячую баланду - суп раз в день. Там Цветаева просит детей не называть себя мамой, а сама представляется крёстной.

Из дневников Цветаевой. "14 ноября в 11 часов вечера, - в мракобесной, тусклой, кипящей кастрюлями и тряпками столовой, на полу в тигровой шубе, осыпая слезами собачий воротник, – прощаюсь с Ириной. Ирина, удивленно улыбаясь на слезы, играет завитком моих волос. Потом поездка на санках. Я запряжена, Аля толкает сзади. Бубенцы звенят – боюсь автомобиля. Аля говорит: "Марина! Мне кажется, что небо кружится. Я боюсь звезд!"

Узнав, что в Кунцево Ариадне становится всё хуже, Цветаева забирает старшую дочь домой. В приюте царит голод и холод,  никакой реальной медпомощи не оказывают. Нет ни докторов, ни лекарств, даже градусника нет. Везде страшная антисанитария. Ирина остаётся в приюте ещё на 2 месяца.

Из письма Цветаевой.
«Друзья мои!
У меня большое горе: умерла в приюте Ирина — 3-го февраля, четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью, у неё малярия — возвращающиеся приступы, и так боялась ехать в приют, боялась того, что сейчас случилось, что понадеялась на судьбу»

Две руки — ласкать-разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки — и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.

Светлая — на шейке тоненькой —
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.

Находясь во Франции в 1931 году, Цветаева горько призналась: "У меня в Москве, в 1920 году, ребенок от голода умер. Я в Москве элементарно дохла, а все – дружно восхищались моими стихами!

………………………………………………………………………….




Диктор (ЗК)

В разгар коллективизации антресольный этаж заселяют рабочими, так что последний год перед отъездом за границу Цветаева со старшей дочерью Алей проводит в нижних комнатах, из которых жилыми остаются только столовая и рабочая комната поэта.
 
В Москве прокормиться просто невозможно и Цветаева решает податься «за продуктами» в Тамбовскую губернию. Там она видит все прелести «военного коммунизма»: голод, грабежи, убийства, нищенство. Такую революцию и такой новый порядок Цветаева не принимает.

Расстрел царской семьи, смерть младшей дочери, расстрел Николая Гумилева, гибель от голода Александра Блока — все это оказывается подтверждением самых худших предчувствий. Когда Цветаева узнаёт, что её муж жив, и живёт за границей, Марина решает эмигрировать.

11 мая 1922 года. Марина с дочкой Алей едут из Борисоглебского переулка на Рижский вокзал. Марина говорит дочери: «Аля, крестись». Аля крестится на каждую церковь в  Борисоглебском и на Поварской. Так они прощаются с Москвой. Когда они через несколько десятилетий сюда вернутся, этих церквей уже не будет. Это их последний взгляд на Москву. Дом №6 в Борисоглебском переулке пустеет.

Семь холмов - как семь колоколов.
На семи колоколах - колокольни.
Всех счетом: сорок сороков, -
Колокольное семихолмие!

Провожай же меня, весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовской!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
………………………………………………………………………………..

Диктор (ЗК)

Особняк превращается в обыкновенную советскую коммуналку, он ветшает и разрушается. Снести его хотят ещё до войны, но что-то мешает. В 1979 году решение о сносе дома принимают опять. Воду, электричество и газ выключают, жильцов выселяют.

Отказывается выехать только Надежда Ивановна Катаева-Лыткина. Нескольких лет в промерзающей квартире на первом этаже она сберегает «Маринин дом», Она твёрдо уверена в том, что время «живого и настоящего» Дома Марины Цветаевой ещё вернётся. Как выяснилось, она не ошибалась.  "Маринин дом" уже как музей откроется в 1992 году.