Воззвание к вселенной

Поэт: Динь! Динь! Динь!
Звените, розовощекие купидоны закатов! Бурлите, покрытые блестящей чешуей, нереиды, в зеленых струях гранитовых гротов! Распускайтесь, васильки, раскрывайте свои лепестки – глаза ребенка! Облетай, вишневый и яблочный весенний цвет, пьяни своим ароматом все живое и неживое! Сгорайте, птицы солнечных лучей, в своем желтом свечении! Выйди, Венера, в голубом одеянии на простор сапфирового неба! Взвейся, звездный Пегас, сверкай своим серебристо-синим крылом! Клубитесь, снежные облака! Пой, соловей, песнь упоительной и нежной ночи, чтобы из воздуха, звука и света, чтобы из воды, цвета и благоухания создать образ той, чье имя тягуче, как мед и нежно, как дрема!

Собеседник: Но ведь, если ты сейчас придешь домой и увидишь, что она скрылась от тебя в недосягаемую страну, то ты побежишь по васильковым цветам, топча их, будешь лить свои слезы в моря так, что нереиды отравятся ими и спрячешься в дом, чтобы укрыться от солнечных птиц.

Поэт: На этот случай у меня готово кое-что другое:
Дон! Дон! Дон!
Звони, похоронный вечерний колокол. Шепчите, темные эльфы болот и лесных чащоб. Распускайтесь, мертвенно бледные лилии, раскрывайте свои лепестки – ломтики лун. Облетайте, березовые желтеющие листья. Дурмань, белена, пьяни своим ароматом все живое и неживое. Лейтесь, больные слезы чахоточного лимонного месяца. Выйди, Сатурн, в угрюмом ореоле меланхолии на простор сапфирового неба. Взвейтесь, валькирии, свистя своими зловещими перьями. Клубитесь, грозовые тучи. Ухай, сова, песнь страшной и печальной ночи, чтобы из воздуха, звука и света, чтобы из воды, цвета и запаха создать образ Тоски по той, чье имя тягуче, как мед и сладко, как воспоминание.

Собеседник: Неужели вы так легко к этому относитесь?

Поэт: Нет, просто я пытаюсь от этого укрыться и защититься, хотя понимаю, что ни первое, ни второе невозможно.