Как мужик на том свете жить начинал

История о том, как мужик на том свете жить начал.

То, что все мы когда-то попадём в мир иной - знает каждый. И почему-то каждый  особо не стремиться туда попасть. Ну да: здесь привычнее. А там... А что там? Никто не знает. А, может, там интереснее, веселее и начальников нет…
Ну, про начальников – это я поторопился, конечно. Как же так: без начальников? Так не бывает.
Ладно, шут с ним: никому не желаю раньше своего часа попасть туда. Просто однажды привиделась мне такая история...
Жил – был  мужичок. Мужичок – как мужичок. Жил, особо не тужил. Жил один. Ни жены, ни детей – у него не было. Получал вовремя пенсию, выпивал чуть-чуть, но не злодействовал. Конечно, выпивал не один.  Со товарищами. А как же. Получишь пенсию – товарищи всегда найдутся. И искать не надо – сами придут…  Но вот: чем-то   не понравился он Богу на этом свете. И решил Бог переселить нашего героя туда – на тот свет. А раз Бог решил, то взял и сделал.
О том, как проходит процедура похорон – рассказывать не надо: и так все знают. А вот, что видят с той стороны – знают только те, кто уже там. К ним теперь относился уже и наш герой…
Лежать нагишом на голой столешнице – стыдно. И покраснеть недолго. Но это, когда ты живой. А когда уже там, то никакого особенного стыда и нет. Лежишь себе и лежишь. Тебя переворачивают, тёплые женские руки обтирают тебя всего влажной мочалкой, потом полотенцем. Всего. И у них никаких эмоций на лице не читается. Да какие эмоции, когда ты уже ничего не можешь…
Ну вот: обмыли, надели на тебя рубашку, носки, костюм. Всё. Готов. Пришли два здоровенных мужика. Один Вовка - сосед,  другой – а забыл кто…
Подняли тебя и положили в гроб. Сложили руки на груди и вставили свечку меж пальцев. Да это ерунда, что ты был безбожником – так положено. И всё! Теперь  надо лежать и смотреть, как родственники, соседи, какие-то незнакомые человечки будут проходить мимо, пытаясь изобразить мировую скорбь на лице. Как они все горюют и безмерно сожалеют, что ты, наконец-то,  ушёл от них. Такой добрый, честный и хороший. Конечно добрый. Эй, Алёна Семёновна, вспомни,  как я тебе огород два года пахал, а ты так со мной и не расплатилась. Всё повторяла: «Да заплачу я, заплачу. Вот только пенсия будет – и заплачу». Конечно честный. Вот ты, Василий Васильевич, сколько раз у меня по «сотенке» занимал? Нет-нет: отдавал. Пусть не вовремя, но отдавал. А последний раз тысячу занял и… Словно и не занимал. Ой, забыл ведь… Ладно: у Гальки перезайму – так и отдам. Конечно хороший. Тебя, Юра-панама, сколько раз водкой поил? А ты? Стопки не налил, всё в одну «харю»…. Да ладно: Бог вам судья. Мне, вон, приговор уже вынес…О, любимая сестрёнка склонилась, глазки вытирает. Даже слезу умудрилась уронить. Надо же… А в душе-то рада-радёшенька: дом то теперь твоему сыну-лентяю достанется. Тридцать два года парню, а нигде толком не работал.  Да,  лентяй, одним словом. Жалко… Да не твоего сыночка жалко, а дом: пропьёт он его. Ох, пропьёт… Ой, а это…  Марина…  Мариночка, Маришка, Мари… Сколько лет я за тобой ходил, а ты всё нос воротила – не люблю, и всё тут… До отворачивалась?... Вот так-то. И меня не приласкала и лучше не нашла. Характер, видите ли, у меня сложный. На себя-то посмотри: восемь пятниц на неделе – не знаешь, толи в щёчку чмокнешь, толи пошлёшь куда подальше… Теперь-то поняла, сколько всего потеряла? То-то же! Но поздно, матушка, поздно… Придёшь потом в тот мир - может и сладим… Да ладно: не реви, не вернуть меня назад… Да и не хочу.
Господи, скажи, почему сразу-то в землю не кладут, а заставляют на живых-то смотреть? Нет, чтобы сразу: умер – и в могилку. А то, сил нет, на кислые рожи смотреть…
Ну, наконец-то, дождался: подняли меня и понесли вперёд ногами из дома. Погрузили в кузов Мишкиной ГАЗельки – ох, сколько он на мне заработает  – и медленно повезли к могилке. И зачем столько ёлок испортили? И зачем их ветками дорогу за мной устилать? Не понимаю.
И опять прощаться идут. Не надоело? Надоело. Да ещё как… Ждёте – не дождётесь, когда за стол усядетесь. Только танцы под конец поминок не устраиваете – потерпите уж…
Ну вот, наконец-то, крышку гроба несут. А это ещё зачем? Телефон мобильный рядом положили. Кому я там звонить-то буду?... И не пожалели, ведь. Пусть и дешёвый – за 650, кажется – а всё деньги… Раньше - по истории проходил - оружие, драгоценности, пищу рядом с покойником складывали. Лучше, уж бы тогда, «маленькую» бы сунули…Номер-то хоть запомнили?
Всё. Заколотили. Кажись, опускают. Опустили. И полетели комья земли на крышку. А грохоту-то! Аж, уши заложило. И не заткнуть-то никак – тесноват гробик-то. Сашка Тиранкин сколачивал, что ли? Уж до чего крохобор – любую гнилую доску,  бывало, с пилорамы домой тащит. Тащит да приговаривает: «В хозяйстве пригодится». Тут-то хоть не из гнили сколотил? Из гнили. За хорошую доску-то  – сам повесится …
И тишина. И темнота. Хоть глаз коли. Не догадались фонарик-то положить. Что, так теперь в эту темень и глазеть?
И чем мне тут заниматься? И не день, и не два, а целую вечность – если учёным нашим верить? Точно: крыша от тоски уедет…
Лежал наш мужичок, лежал. Думал о жизни на том белом свете. А что думать? Ничего уже не исправишь… Да были ошибки, а у кого их нет. Неужели и другие вот  так  же лежат, и целую  вечность о той жизни горюют.  Да,  тоска… Да - не то слово. Хуже! Никакого ада не надо…
Но!... Что это? Словно шевельнулось за стенкой гроба что-то. Мыши, что ли? Или кроты. А может червячки уже ползут, поедать собираются. Бр-ррр! И не отбится-то никак…
И вдруг, господи! Чуть от страха не описался – телефон зазвонил… Ей богу, умрёшь тут – не встанешь. Да и кто звонить-то надумал? Сам Боженька здоровьем интересуется. Или ангел какой. Ангел-наставник. Ну, звонят – ответить бы надо… Мужичок как-то умудрился вывернуть руку, взял телефон, приложил к щеке: - Аллё, слушаю вас внимательно…
- Здорово, сосед новый,  - послышался в ответ хрипловатый голос. – Не заскучал ещё?
- Да есть маленько, - машинально ответил мужичок. И так же, на автомате, спросил: - А ты-то кто?
- Увидишь. Мы счас крышку гроба твоего поднимем. Ты главное, в штаны со страху не наложи. Со стиральными машинами у нас тут проблема. Ничего сверхъестественного не случится. Мы такие же, как и ты, - покойники… Понял? Нет?
- Понял, - мужичок стучал зубами от страха.
- Давай, терпи, - раздалось бодрое, - сейчас вызволим…
И стал наш мужичок ждать, теряясь в догадках: кто, что, почему, зачем?
Заскрипела крышка, приподнялась. Гвозди вышли легко. Всё же гнилые доски Сашка подсунул. Ну, попадись ты мне в руки, крохобор чёртов. А тем временем крышка поднялась, сдвинулась в сторону. Тёплый желтоватый свет озарил нашего мужичка.  Аж, глаза пришлось прикрыть после темени-то. Везде был этот свет. Словно туман висел. А над гробом стояли два мужика. Стояли и улыбались…Мужичок со страхом взирал на них, а они всё равно улыбались.
- Давай, поднимайся. Долго ждать-то ещё? Не боись, не съедим.
- Да не боюсь я, - мужичок стал выбираться из гроба на Свет Божий. Выбрался.
- Здравствуйте… А вы кто? И чего теперь делать мне тут? И что, много тут таких? А почему об этом никто не догадывается там, наверху?
- Ну и вопросов у тебя, дядя. За день не ответишь, - сказал  второй. Тот был помоложе. – Поживёшь – всё узнаешь сам. Времени хватит. Вечность впереди. А сейчас обязательный ритуал для вновь прибывших. Пошли.
И тронулся мужичок за новыми знакомыми. И пришли они к круглому столу, на котором стояла бутылка и три стакана. Тот, который постарше, разлил водку по стаканам, поднял свой и сказал тоном, соответствующим моменту: - Ну! С прибытием!
Лихо выпил стакан одним глотком, крякнул солидно и весело подмигнул мужичку: - Не боись! Жизнь тута замечательная!...
- Скучать тут, приятель, некогда. Дел хватает. Так что: держи. И – с прибытием…
Мужичок выпил. Хм… Водка такая же, как и наверху. Никакой разницы...
А, может, тута, вообще,  лучше -  чем там? А?...