Деньги не в меру

                Некоторые пояснения от медиума
История, продиктованная мне, не является  плодом чьего-либо воображения, прямой участник этих событий и является моим диктовальщиком. Начиная работу, я не имею собственного мнения ни о будущем рассказе, ни о  его авторе. В процессе работы я лучше узнаю автора, спрашиваю, интересующие меня вопросы, но ответы, если автор сам не желает вставить их  в канву повествования, я не записываю, это правило я соблюдаю всегда. От себя скажу лишь: «Действие происходит в одном из крупнейших городов Российской Империи…»

                Предисловие
       Один день не похож на другой, так идёт неделя за неделей, день переходит в ночь …. Сумма всего сказанного – решением одного человека, решилась моя судьба. Это не сложно понять: ревность по службе, яркие таланты не выявлять, не смотреть орлом, не завидовать старшему по званию, но иметь одно важное свойство – делать всё, как все, не выделяться, «меру знать».

      Так начался очередной день, не похожий на другие дни. Мне представился опыт, от которого отказаться было нельзя. Деньги, вырученные мной государству, пошли обратно в казну, а я примерно наказан – пошёл в службу ниже чином, чего никак не ожидал. Реляция такова: «За непотребство, связанное с несением службы, отозвать чин … и присудить меру … до следующего моего распоряжения». Я был ошеломлён, возмущён,  и готов был драться на дуэли, но не в этот раз. Разъяснение следовало одно за другим, скоро стало понятно, за что «ниже чином», и что за «непотребства» за мной имелись. Деньги, вырученные мною в казну, предназначались для покрытия тайных расходов. Эту тайну я разгадал, но, как выяснилось, поздно.
 Службу я оставить не мог и, хоть ниже чином, но исполнял положенное. Семья моя, на ту пору, состояла из трех человек, и мне предстояло заботиться о маленьком сыне и его матери, моей дорогой жене Лёленьке. Мою разрушенную карьеру она приняла молча: обняла, поцеловала в лоб, и тихонько заплакала. Мне было достаточно одной ее слезинки, чтобы отбросить прочь свою обиду на несправедливое решение суда, и стал изобретать действие, от которого справедливость будет восстановлена.
Я принялся писать прошения на имя государя, где излагал суть дела, по которому я был признан виновным, но ни одно моё объяснение не было принято во внимание. Дело выходило так, что во всем был виноват один я, и, не имея доказательств, меня осудили. Приговор гласил о не доведении мной до сведения его превосходительства, далее следуют все заслуги г-на Радниковского  (фамилия изменена), заранее спланированном перенаправлении средств казны в частную компанию по ошибке или со злым умыслом. Вот так все и было. Прежде, чем просить о пересмотре дела, следовало выяснить ту цепочку, которая бы привела к самому губернатору Радниковскому. Я уже знал, решение его, в отношении меня, не было случайным, так вести дело может только заинтересованный в сокрытии истины, обличённый властью, человек. Деньги брались из казны каждый раз, как только прошла проверка, деньги перечислялись на счёт подведомственного учреждения  «на нужды», а затем бесследно исчезали. Кто знал, молчал. Я поначалу думал о мелких кражах, но архивы доказывали обратное. Начало хищений уходило вглубь, в самое «воцарение» губернатора на место, указом государя. Сколько бы ни было проверок, а они проводились одними и теми же людьми, кражи государственных денег не выявлялось. Однако расходы были таковы, что требовалось дать отчёт за значительный перерасход. В губернии не было большого строительства и государственных учреждений, требовавших таких расходов. Вот я и выяснил, куда  уходит государственная казна. Моей ошибкой, как я выяснил потом, была надежда, что виноваты лишь небольшие чины, которым дозволено заниматься переводами денег, но они даже не знали, на какие нужды делаются такие переводы, а если знали – молчали. Мой пример служил им наукой – молчал и молчи, не твоего ума дело. Так из героя в изгои, теперь винить некого.
Чтобы продолжить, надо сказать и о себе несколько слов. Я не знатен, не родовит, но службу несли мои дед с прадедом, мой отец и теперь я. До больших чинов не дослуживались, но до статского советника дожил по службе мой дед, а отец ещё и теперь служит, но не в моем ведомстве, на покой ещё тогда не собрался. Мне приходилось служить в разных ведомствах, в военном тоже, теперь, уже выше чином, чем мой отец, я понемногу поднимался по службе, пока не этот случай, который не только исключал дальнейшее следование по чину, но и снизило на одну ступень вниз. Я пал в собственных глазах, не хотелось верить в случившееся, только Лёленька, её слёзы, вызвали во мне решительность бороться до справедливого разрешения моего дела. Я стал размышлять, и пришёл к выводу о необходимости иметь на руках документы, которые подтвердили бы мою правоту. Доступ к нужным бумагам теперь был утерян,  работать в архиве я не мог. Документы, хоть и не были секретными, но никому не давались на руки, нужна была уловка, и я придумал одну затейливую интригу, которая до сих пор меня удивляет своим простым исполнением. Я задумал план и стал готовиться. Пожар был необходим для выноса  документов, но не всех подряд, что попадутся под руку, а только помеченные мною. Ставить метки, заметят без меня, оторвать угол от папки, как бы случайно, это и надо было сделать. Документов уже не было по моему делу, их готовили в архив, и то и дело сновали по кабинету, пустым не оставляли, и только раз, когда поздравляли с юбилеем бумаготворца в соседнем кабинете, я, как случайно, зашёл, а все только вышли, сразу заметив на столе нужное мне дело, я слегка надорвал обложку и удалился, прикрыв за собой дверь. В архиве тоже царил порядок, устроенный таким образом, что нужные папки находились в одном месте, и, добравшись до него, я мог, не ошибаясь, взять все, что мне нужно. Теперь план с пожаром стал казаться мне правильным и возможным к исполнению. Я задерживался на службе, мой огорчённый вид всех раздражал, ко мне не обращались, со мной не дружили, одним словом - оставили в покое. Мне того и нужно было, я немного запаздывал с уходом и к этому привыкли. Подозревать меня никто не стал бы, даже если б задумались об этом, слишком «малахольный» для такого дела. Но подозрение пало бы на друга моего недруга, хотя он никому другом-то не мог считаться, слишком воцарился на самого себя и думал о других, как  о выгоде себе. От меня ему выгоды нет, он и не думает, только так ум его устроен. Мне это на руку, только знал бы он мои мысли ….
Еще один день проходит, я прорабатываю все мелочи, теперь самое важное не забыть – самому в огне не сгинуть. Пламя мне нужно большое, чтоб всё выгорело, но бумага не горит, когда этого хочется, следовало запасти розжиг. Без следа горит спирт, ему быть везде, где пламя будет уносить жизни стольких, сейчас ещё ценных, бумаг, они столетиями могли храниться, но теперь не время об этом рассуждать. Я был спокоен, сосредоточен и несколько расстроенный мой взгляд, всегда уместный, стал ленивым и подобострастным с чинами выше моего. Так прошел день до поджога, а следующий день я сладко дремал в своём маленьком кабинете, пока другие старались изо всех сил. Только теперь я понимал, на что обрекаю себя в случае неудачи – позор и кандалы на всю жизнь, но теперь поздно об этом. Не увлеку за собой милую Лёленьку, ничего ей не скажу, ничем себя не выдам, пусть клянётся и клятва будет чиста перед людьми и богом. Поцеловав жену на прощанье, сына поцелуями не будил, а сегодня очень хотелось, но я себя сдержал, сделав свой обычный вид на лице, я ушёл на свой последний бой. Владел собой я хорошо, ничто не могло выдать во мне сегодняшнего поджигателя. Скорей бы день подошёл к концу. А теперь мой план: войти в комнату, где всё ещё лежит моя папка, её должны были отнести в архив, но она до сих пор лежит на столе, это меняет мои планы, я могу спасти бумаги в архиве, но остальные мне не дадут выносить в пожаре. Как быть? День заканчивался, но я не мог придумать, как помочь убрать документы в архив. Если бумаги будут на столе до конца дня, мне придётся оставить план и потом многое поменять. Спирт уже разливается по архиву, пока тоненькой струйкой, но запах скоро будет выдавать мой план. Только сейчас я решился на последний шаг:
- Господа, не захватите мои несколько документов в архив, если пойдёте? – спросил я вежливо.
Мне показали на край стола, теперь осталось найти такие документы, без которых я могу обходиться хотя бы день-другой. Такие нашлись, но не было сопровождающего документа, я делал всё наспех, но вдруг себя остановил, это тоже потом могло выплыть наружу, так что, когда документы, наконец, отправились в архив, я деловито отмахнулся: «Не сегодня, - мол, - не успел». И так, моя просьба сработала, а я не выдал себя неуместной просьбой, ещё несколько минут, и мне предстоит осуществить весь план. Я начал с того, что закрыл свою дверь на замок, меня сочли ушедшим домой. Свет погасили, дверь закрылась, ключ повёрнут в замке. Я ещё сидел некоторое время, потом услышал звуки шагов. Двери потрогали, и шаги стали удаляться. Вспомнили обо мне, но это не входило в мои планы. Я должен был мелькнуть перед сослуживцами, меня не запомнили выходящим, это сбивало планы, моя невиновность была под угрозой. Пришлось одеться, встать на стул и вылезти из окна второго этажа. Я быстро спрыгнул и, отряхнув пальто, быстрым шагом прошёл на улицу, надо было найти сослуживца, и он оказался как раз кстати. Мы поприветствовали друг друга глазами, хоть я оказался не там, где мне хотелось быть. Мне пришлось в лавке, напротив купить запонки, в которых я не нуждался и тотчас исчез  из виду. А всё же взгляд сослуживца не выходил из головы, надо же было объяснить, почему я шёл по другой дороге, запонки были в моём кармане (потом это не пригодилось, но я мог оказаться под подозрением). Опять тем же путём я поднялся, но уже по водостоку, вверх в чуть прикрытое окно. Далее, стараясь не шуметь, внизу был сторож, я прошёл через тёмный коридор в архив. Вдруг, над моей головой раздался шорох, и я успел зайти в открытую дверь, как чей-то шипящий звук, как шёпот, разнёсся по коридору. Ничем не примечательная, особь женского полу, кошка, расхаживала по коридору. Ей не нравилось моё присутствие, для моего плана она не представляла угрозы:
-Вытащить бы её отсюда, - подумал я, но кошка боялась меня, и выход был  оставить всё, как есть, без перемен, - захочет жить, выберется.
Я дошёл до архива, запах спирта уже чувствовался даже при входе, теперь поиски бумаг были  при жарком пламени, горел спирт, но бумаги не собирались гореть, пришлось помочь пламени разгореться, и, уже в дыму, я разыскал нужные бумаги. Закрывая за собой дверь, я уронил полку, чтобы не сразу дверь могли открыть, в случае скорого обнаружении огня. До того, как повалил дым, я был уже на улице. Быстрыми шагами я удалялся из злополучного места, неся под пальто заветные документы. Дома ничего особенного за мной замечено не было, только запах дыма держался в пальто. На что моя жёнушка сморщила свой прелестный носик, я ответил, что во дворе костёр жгут, не в нашем, но её это перестало интересовать уже. Наутро всё гудело, новость «… пожар был сразу же потушен …» пестрило в заголовках газет. Только остов здания остался, внутренности выгорели полностью, такая картина представала перед взором всякого, кто пришёл на это место утром. Расследование проводилось не слишком ретиво, да и выгоды было больше от сожжённых документов, чем от целых. Разводили руками, винили сторожа, но не нашлось доказательств, его комната не выгорела, а ходу у него в служебное помещение не было. Так и оставили без виновного. Мой план набирал силу. Жена уже догадывалась, но не спрашивала, только взгляд становился задумчивым. Я молча благодарил свою дорогую Лёленьку за такое понимание. Мои последующие действия вызвали в ней укор, но такой же молчаливый, я так и не доверил ей своей тайны. Поняла ли она меня? Письмо-прошение на имя Его Величества я написал сразу по прошествии трёх дней, когда стало ясно, что следствия не будет, и всех служащих временно распределили по ведомствам. Я, как в шутку, был назначен собирать копии  документов, уничтоженных в огне. Их было не много, архив уже не существовал. В прошении я настаивал о комиссии, которая бы разоблачила махинации губернатора, указав все, без обиняков, фамилии, участвующих в казнокрадстве. Я был зол, ничего не скрыл, но каким образом я достал документы не указал, надеясь, что заинтересует не то, откуда они взялись, а их содержание. Так и вышло, комиссия не задавала таких вопросов, расследование, неохотно начинающееся, переросло в лавину, о которой и не догадывался. В других ведомствах так же обнаружились растраты, о коих я не подозревал. Всех причастных долго допрашивали, досталось и мне. Следователь долго и внимательно изучал мои документы и только затем, что выгода моя была сомнительна. О пожаре не вспоминали. О том, что в деле присутствуют  документы, которые должны были сгореть в пожаре, упомянуто не было ни кем. С трудом мне вернули полагающееся мне место и чин, но это длилось долго, и чин вернули не сразу, слишком долгим было разбирательство. Губернатор, можно сказать, вышел «сухим из воды», но пришлось подать в отставку на «почётный» отдых. Много чиновников пострадало от такого разбирательства. Ну, а мне, что за дело? Я служу и делаю, как прежде, свою работу честно.

Краткое послесловие от медиума.
Рассказ записан. Впечатление благоприятное, работалось не натужно, почти легко. Иногда автор был недоволен мной, что я пыталась кое-что подправить. Но, в целом, работа моя принята с условной оценкой «хорошо», а минус автор добросердечно оставил себе.
                29.08.15