Королева кофе

Стеклянный кубик – просторное кафе. Оно звенит посудой, подносами, звенит столами и стульями. Стеклянный кубик – дешевое кафе.

Нет в этом кафе коньяков и вин, нет жаркого в золотистой картошки. Только сосиски с капустой, только пельмени и бутерброды с сыром. Дешевое кафе – гремящий интерьер, висят над столиками сизые клубы дыма от крепких сигарет, плавают пестрые пятна женских одежд и маячат темные силуэты мужских фигур. Дешевое кафе, где готовят прекраснейший в мире кофе. Варят его в аппарате «Казино» – блестящем аппарате, похожем на большой телевизор.

Я подхожу к «Казино» и подмигиваю Майе. Майя – хозяйка этого дома. Она готовит лучший в мире кофе.
– Тебе двойной? – летит через головы очереди ее улыбка.
– Два двойных.
Майя! Снежный халат и снежный кокошник, каштановые локоны волос, чуть подкрашенные губы и карие девические глаза.
Лицо – лицо девочки озорницы, ее лицо – лицо нежной женщины. На ее лице – ваша улыбка.
Майя – полная женщина, ей за сорок, я – тощий студент и мне лишь двадцать, но мы с ней на «ты», мы понимаем толк в кофе..
– Тебе двойной?
– Два двойных.

Я получаю свой кофе через головы очереди, кофе, покрытый густой бежевой пеной, а под пеной... Словно бальзам, мумие – упаси боже расплескать! Вы принимаете из колдовских рук белую чашечку с дымящейся жидкостью. Это кофе, покрытый густой бежевой пеной, а под пеной ароматами далекой Бразилии дышит темно-коричневый опьяняющий напиток. Крохотный глоток – терпкий, горький, с кислинкой. Крохотный глоток, не обожгись!
– Ну как? – подмигивает Майя.

Есть еще одно место, где делают замечательный кофе. Оно в древней Абхазии, на асфальтовой набережной Сухуми, в стороне от роскошных ресторанов и недалеко от порта. Забилась в скромную подворотню, отгородилась глухим дощатым забором расположившаяся под открытым небом кофейня.
– Идем пить кофе на набережную, – зовет знакомый абхазец, – идем.
Здесь собираются старики. Здесь старик грек поет под гитару, и красавицы прежних лет оживают в забытых звуках. Здесь спорят о политике и футболе. Здесь глотками кофе – один в век – меряют время.

Усатый абхазец за стойкой берет за длиннющую ручку джезвей – расширяющийся книзу сосуд, похожий на игрушечный вулкан, кидает в него две ложки кофе, столько же сахару и на миг отправлет джезвей в раскаленный песок. Вулкан дымится – кофе готов. Абхазец переливает ароматную, чуть тягучую массу в фаянсовую чашечку, и я несу ее за столик под просторную сень развесистого платана. Но нет, не пить – сейчас слишком горячий!
– Он не остынет никогда, – сказал знакомый абхазец.
Горячий кофе – кофе длинных бесед. Медленно стынет он, и жаркая солнечная дрема переносит вас в тихий патриархальный уголок. Вы наверху длинного косогора, спускающегося к едко-синему морю, на горизонте оно сливается с тонкой небесной голубизной. По косогору раскинулись табачные и мандариновые плантации. Вон сколько кипарисов прорезали дымку зноя! Рядом эвкалипты с серебристыми листьями, ленты их крон свисают вдоль белых стволов. А вокруг благоухает сад: виноград, гранат, хурма, груши, рядом двухэтажный дом на сваях, клумба, мягкая тень и черноволосая угловатая красавица...
Оп-па! Черный кофе – черный зрачок оживает в белом фаянсе чашечки. Дымные глаза кавказской девушки.

А Майя улыбается из-за стойки. Нет в Москве кофе лучше, чем у нее! Maйя... Изящный кубик кафе. Где все это? Где кусочек черноморского солнца, вспыхивающий в зимней столице, где старики Сухуми, что ловят рыбу в свободное от кофе время, где угловатая кавказская девушка, которая угощала меня красным вином и острым лобио? Где?
Пропало, исчезло, растворилось, как растворяется в голубизне крохотное облачко, невесть откуда взявшееся ясным летним днем.

Я уезжал на каникулы. Три месяца – один миг! Вернувшись застал вместо кафе грязную столовую, гремящую сальным железом подносов, задымленную и пропахшую кислой капустой. Здесь все было то же, даже «Казино», похожий на большой телевизор, стоял на прежнем месте, как осиротевшая вещь, брошенная хозяином в опустевшей квартире. Три месяца – долгий срок.
– Скажите, а где Майя? – спросил я женщину за «Казино».
– Майя? – переспросила та, припоминая. – Она у нас давно не работает.
– А куда она ушла? Вы не знаете?
– Да кто же знает. Устроилась, небось. На этих аппаратах работать – одна морока. Вам чего?
– Кофе.

Женщина из чайника наполнила граненый стакан и удивилась, что я больше ничего не беру. Я так и не смог выпить этот напиток. На улице моросил холодный дождь. В «стекляшке» сквозило, и когда я сел, столик качнулся, вокруг стакана на пластмассе образовалась коричневая лужица. Я встал и, подняв воротник пальто, вышел в дождь.