Шанс

Посвящено H.A.

Тихая ночь. Не слышно практически ни шороха, лишь изредка стрекочут кузнечики да шумят былинки травы. На небе ярко сияли звезды, складываясь в ясно замечающиеся созвездия. Большая медведица очерчивается очень точно. Она робко водит пальцем по тонким точкам в воздухе, будто пытаясь соединить точки воедино.
- А ты любишь жизнь? – вдруг неожиданно спросил он, наблюдая за ней.
Она, продолжая соединять звезды, слегка повернулась. Даже в темноте ярко-синие глаза сияли. Словно эти самые звезды. Словно эти точки. Странные точки.
- Люблю. А что еще остается делать? – немного с удивленной интонацией произнесла она.
Риторический вопрос, казалось бы, но и на него нашелся ответ:
- Жить.
Она слабо усмехнулась:
- Жить – хорошо. Это надо.
- А что же тогда суицидникам не живется? – вспомнил он свое совсем недавнее дело. Расследование самоубийства. Очередная девчушка сбросилась с небоскреба. «Делать им нечего», - думал он тогда, мучаясь с неуемным количеством документации. Да еще и журналисты то и дело налетали, требуя «горячих фактов». Не понимал он этой профессии. Все им нипочем: ни люди, ни их эмоции, ничего. На всем делают деньги. На всем делают сенсацию. Страшные сплетники, которым верят. А потом из-за их лжеинформации невозможно поймать преступника. Путают все хлеще кота, играющего с клубком. Специально ли, нарочно – да какая разница. Просто мешающие люди.
Конечно, и у людей их профессии, казалось бы, не должно быть эмоций. Каждый день сталкиваться с кошмаром и хаосом, с гибелью, со страхом… Давно должно было выработаться отсутствие сочувствия. Однако что-то внутри все равно оставалось. Что-то внутри заставляло понимать, принимать, осознавать. Возможно, это что-то и есть живое. А все люди в этом кошмарном мире живые-то?!
- А их никто не любит, - ответила она, внимательно глядя в небо. – Если бы их любили, то они бы никогда этого не сделали.
- Не вижу логики, - сказал он. – У них все есть. Все.
- Это так кажется, - вздохнула она, будто что-то вспомнив. – Если бы их любили, то значит, и внимательно следили за ними. Поняли бы, что что-то не так. Порасспрашивали. Поняли. И помогли бы.
- Суицидники сами огрызаются, а потом говорят, что их никто не любит, - произнес он, беря в свою руку ее холодную кисть.
- Ты хоть с одним из них общался? – грустно усмехается она. – Они могут огрызаться, если будут говорить, что все их действия глупы, и что сами они – мрази и идиоты. Тогда все понятно.
- Так что же они сами никогда не обращаются за помощью? – спросил он.
Она удивленно вскинула брови вверх:
- Не обращаются?! Ошибаешься. Они всегда просят помощи. Они не хотят умирать, как и все люди. Они любят жизнь. Они говорят о том, что им нужна помощь. Они везде ее ищут. И очень долго. Всеми силами цепляются за надежду. Верят. Они верят в то, что им помогут, пытаются сами выкарабкаться. Только никто не хочет их понимать. Потому что таких никто не любит. И это грустно. Они хорошие. Их надо любить. Сильно. Очень сильно.
- Они сами никого не любят, - ответил он. – Если бы любили, никогда бы не позволили такое совершить.
- Глупость, нарочитая глупость, - усмехнулась она. – Говоришь так, как и большинство, совершенно не желая думать. Любят. А потом из-за этого и теряются. Конечно, многие скрывают все от близких, не желая им причинять боли. Они молча ищут повод жить, и не всегда они его находят, - она грустно улыбнулась: - Я знала одну девочку… Она всегда говорила: «Я люблю жизнь и люблю жить». А потом она сбросилась с крыши.
- Это была ты? – задал он самый главный вопрос, который мучил его все время разговора.
Она повернулась и взглянула ему прямо в глаза. От ее синих звезд на лице исходил ужасный, пугающий и грустный холод. «Призрак?!.. - пронеслось у него в голове. – Не может такого быть, не может! Живая же… Или нет?..».
- Я. Была. Но живая. Теперь уже живая, - немного грустным голосом отвечает она и вновь смотрит на небо. – Всегда есть шанс быть живым. Надо только его использовать. Всегда, даже на краю есть возможность спастись. Есть только одно «но».
- Какое? – спрашивает он, испуганно глядя на нее.
- Шанс этот только один… - отвечает она. – Я его использовала. Потому теперь и живу. Потому теперь и тут. Жизнь – хорошая штука, и в ней много шансов начать жизнь с чистого листа. Их можно использовать, если грустно. Но не доходить до крайности. Потому что в крайности этой есть только один шанс… Только один. Поэтому, даже стоя на краю, надо успеть сделать одну вещь. Она и поможет, и спасет.
- Какая? – грустно вздохнул он.
Она посмотрела на него и улыбнулась, теперь уже по-настоящему, искренне и… живому:
- Последний шаг должен быть назад.