Что видит пророк, или ССР 1

Этюды субъективности – 3.0


Предварительные замечания
Каких-то пятьдесят лет, а как мы жили, строго по плану, один план, сразу для всех.
В начале пятилетки, сразу на все пять лет, поэтому пятилетний план – основа нашей жизни. Далее, год, полгода, квартал. План – это наш труд, труд каждого должен влиться в труд всей республики. От плана – к труду, по труду заработок, на том стоит наше гордое сознание. Представьте, страна принимает план, и в этом плане есть место для каждого. Так и слагается линия жизни, начинается с плана – и до сознательной гордости, очень тяжелая цепь, все звенья которой тесно сближены, связаны, чем? Конечно, нашим будущим. Нет плана? Провал, и мы туда, все вместе и каждый в отдельности. А если нашу линию сравнить? есть такая линия. В той параллельной линии ни плана, ни труда, ни заработка, а что там? Изумительно красный цвет, переходящий местами в черноту. Проще говоря, там только хорошо известные имена. Вот они, Керенский, Троцкий, Маленков, Шелепин, давно ли эти люди? смущали, о чем вы, тревожили наше воображение. Мы вычеркнули их, из нашего сознания, в наших планах им нет места, значит, они не существуют. И даже не существовали. Если сопоставить две цепочки,
План – труд – деньги – сознание.
Керенский – Троцкий – Маленков – Шелепин.
Цепочка категорий, или как говорили, категории экономической целесообразности. Напротив цепочка имен, неужели это одно и то же. Керенский, план социализма. Троцкий, труд социализма. Маленков, деньги социализма. На долю Шелепина остается сознание, но это уже гаснущее сознание. Если сознание вертится вокруг имен, имена дают пищу сознанию. Правда, выяснилось, эти имена несли ядовитую пищу. К счастью, наше сознание пребывало в плановой башне, у нее есть другое название, марксистско-ленинское учение. Мы сами возвели эту башню, понятно, под руководством наших заслуженных учителей. Зашли в нее, кому-то пришлось дать пару тумаков, несознательные всегда найдутся, крепко захлопнули дверь. И теперь наше сознание недоступно для ядовитого зелья. Гляньте, какие валы катятся к основанию башни, пытаются подмыть, напрасный труд, создано на века.

1.
Начнем с демона революции, прагматик + мечтатель, на дворе 1918-й, апрель.
Не 12-е, но близко, 14-е. Тесный зал, тесно набитый, звенящая тишина. Насчет тишины не измышляю, слова очевидца. Ибо собрание заслушалось, боится пропустить хоть слово. Оратор бросает в замерший зал, кому он бросает, группе людей, а есть ли здесь группа, составленная некоторым числом слушателей. Кто-то напирает, братство. Но, может быть, здесь одна, огромная личность, или даже так, одна огромная душа. И смотрит эта Душа, вернее, с невероятной силой тянется посмотреть? конечно, в будущее.

А куда может смотреть Душа, только в свое будущее, где ей суждено обрести? нужно лишь увидеть, узреть то, что ей суждено. Нужны лишь глаза, где ей обрести такие глаза, которые могли бы разглядеть ее будущее, именно ее. Есть такие глаза.
Сверкают, оратор бросает в замерший зал, что же он бросает?
Бросает, не то слово, он рисует. Как-то ему удалось подняться, оторваться от рутины дня, от грубой прозы, воспарить. Что он там видит? Вера встретилась с верой. Первая вера, в собственную избранность, он поведет, уже ведет людей в будущее. Вторая, нас ждет светлое будущее, с таким проводником мы сможем, дойдем, обязательно дойдем. Вера переходит в убеждение, все будет именно так. Конкретнее? Так, как это видит «взор Троцкого». Вчера это был полнейший вздор, сегодня это великая надежда. Так куда смотрит Душа тесного зала, ставшего вдруг громадным, привычный ответ, в Эдем. Дышит, переживает, живет, куда мы попали? В очаг, иногда добавляют, в очаг истории. В то странное пространство, где может существовать бесконечная Душа. А если так, куда она смотрит, сама на себя, точнее, в себя. Будущее – пусто, но если есть Душа, есть и будущее, ее будущее.
Чего же не видит пророк?
Собственное изгнание, скитания, свист пуль, смертельный удар по голове, бросилась рука к топору для рубки льда, чем не символ. А что видели Сикейрос и Меркадер, великое будущее мировой Души. Вряд ли, скорее, суровый оскал новой власти, идите, и с пустыми руками не возвращайтесь, и они пошли, ни тени сомнений на лицах. Как выйти против пророка, не будучи уверенным в собственной правоте, в правоте пролетарского дела, в правоте человека, пославшего их. Когда это будет, да разве такое сбудется. Куда же смотрела Душа в 18-м, на высоты грядущего, или в колодец, а то и вовсе в пропасть.
Поразительна была уверенность слушателей Троцкого, все будет так, только так.
Природа дала нам землю, мы вспашем, превратим ее в цветущий сад, а во что можно превратить свою землю своими руками. В сад, будет в саду, «единое братское государство», чуть иначе, Мировая Республика Труда, по сути, Душа Мира. А на меньшее?.. мы не согласны.
…
Год, второй, показался третий. По фронтам гуляет тиф. В оврагах – груды тел, заложники. Усердие обнаруживают и красные, и белые, жизнь упала в цене, чья жизнь? вы спросите, что такое цена, это вопрос о шкуре. Толпы людей, оборванные, обросшие, дезертиры, их уже несколько тысяч. Понятно, разговор будет коротким, охрана злобствует, приклады так и мелькают. Согнали всех на огромное поле, сборный пункт, говорят. Стоят дезертиры, злобствуют, пожелания так и сыплются. Конвой косится, сколько тут нас, а если эти бросятся, нам конец. И вдруг, вовремя! показалась машина, большая, черная, медные части сверкают, оказывается над миром солнце. Осталось узнать, кто правит этим солнечным миром. Из машины выходит, а это еще кто такой? Это ненависть лезет комиссару навстречу. Кожа, очки, где-то есть портфель. Наверняка, его ждет, эх!.. винта нет. Но что удивительно, без оружия. И вот человек, лишенный оружия, забирается на сколоченную по случаю трибуну, пока лезет, хрупкое сооружение опасно качается. Кто это, и он тыкает в конвой, я спрашиваю, кто?! Дезертиры раскрывают рты, не знают, что они им скоро пригодятся, в другом качестве. Слышится голос из свиты, конвой, убрать! Набирает воздух, можно набрать на грудь, а что можно набрать в грудь, только воздух. И вот полетел рокот голоса, дошел до каждой дезертирской груди, отдается толчками. Возможно, автор намекал на сердце пророка, какое это было сердце, если вместило все сердца, сгрудившиеся на том поле. Бойцы, и онемели дезертиры, неужели мы, без ремней, без сапог, без фуражек, стали бойцами? Короткая пауза, и снова, бойцы! и взлетели души. Деникин, слышали о таком, погнали, его банды разгромлены. Покатилось «ура», через все поле, прокатилось, вернулось. Как, Деникин бежит, а мы тут стоим, на фронт, даешь мировую революцию. Америка, Африка, Азия, но раньше Европа, над ней уже бьется пламя.
Весь мир, все его континенты будут жить одной революцией, нашей революцией.
Только так, над головой оратора взлетает кулак. Кулак над головой. На небе багровый закат. На поле, нашла приют Душа Мира. Кто из вас видел, нет, скажите, вы видели такой кулак на фоне багрового заката в полнеба. Всего несколько слов, и мрачная толпа дезертиров взорвалась криками радости, вот она, Душа Победы, ее свет мы принесем на своих штыках. Где этот Деникин, загнать его, догнать, прикончить. Каким-то чудесным образом рабочая душа переселилась в солдатскую душу. Видимо, есть поэты от революции, которые любят и ценят именно солдатскую душу.
Конвоиры, кого вы охраняете, не смешно, кого вы здесь стережете.
Окружили, руки сжали винты, готовы начать пальбу это же смешно, поглядите на их бледные лица, собираются отдать свою преданность революции, дорого. А я спрашиваю, против кого вы хотите обратить ваше слабое оружие? Да, ведь это герои. Какая-то пара лет, и душа мира, тихонько бродившая по тесным рабочим подвалам, предстала душой победы, а какая победа без победоносной войны. Быстро поделим, мы же умеем делиться, здесь революционная война, там война империалистическая, несправедливая. Так, о чем не знала Душа Мира в 18-м, естественно, о цене. Нельзя ли уточнить, не знала, что такое цена? не знала, какой может быть цена.
…
Человек, если тебе недоступна Душа Мира, губы растягиваются, зубы показываются.
Это он так улыбается, не повод, для грусти. Но возможность для инициативы. Я ведь всегда смогу устроить какую-нибудь революцию. А уж душа революции всегда останется со мной. Для верности хлопает себя там, где устроен карманчик, это его очередное изобретение, так бы сразу и сказал, при мне. Так что же обнаружилось в этой, в общем-то, обычной человеческой выходке? Иногда его посещает уверенность, которую сменяет сомнение, внешне это так. На деле, сам человек переходит от уверенности – к сомнению, затем возвращается. Какое-то странное качество, = плюс менять на минус, потом минус на плюс, и так без конца. Зачем человеку такое качество, лучше бы качал колыбель. Он откровенно смеется, я предпочитаю сам качаться в колыбели. Так бы и не вылезал, если бы нашелся кто-то, кто согласился бы качать эту колыбель. Так ведь надоест, сам вылезешь, конечно, вылезу. Но мечта не отпускает, теперь бы изобрести другую колыбель, для души. Так и душе надоест сидеть в колыбели, конечно, надоест. Тогда придется изобрести еще какую-нибудь колыбель. Как это называется, принцип домино, чуть иначе, эффект домино. Падает одна костяшка, следом обязательно упадет следующая, за ней третья, и так до последней кости. До самого конца. А ты на что рассчитываешь, вернее, замахиваешься? На бесконечное падение, иначе говоря, на начало, которое не ведет к концу.

Допустим, есть такое начало, как его приложить к Троцкому?
Был тем самым человеком, который верил в свое начало, твердо верил, что его начало не ведет к его же концу. Это и есть линия личного плана, вернее план личности, перед которым бессильна судьба? Вряд ли, скорее, он был тем человеком, который хочет ронять костяшки домино, одну за другой. Но при этом себя не считает такой костяшкой. Нет такого человека, который бы уронил его. Если не мировая революция, то мировая слава ему суждена. Костяшка, рука, слава, откуда только бралась такая уверенность. На какой же уровень выводит нас феномен Троцкого?
Или иначе, какое обобщение позволяет сделать.
Можно предположить, он все делал правильно, и только в чем-то одном ошибся, вернее, не оценил по достоинству. Правым перед партией быть нельзя. Пренебрег самим собой, чем? На мой взгляд, автономией, личной автономией. Сначала уверенность, потом автономия, и только потом начинается принцип домино. Несколько иначе, та роль, которая достается кому-либо в осуществлении этого принципа. Ронять костяшки, или самому быть сброшенным.

Литература:
1. Аксенов В. Дикой // Юность, 1964, № 12.
2. Пыжиков А.В. Хрущевская «оттепель». – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.