Гость под окном

От шибковитости до шишковатости один шаг.
Так говорил Путильцев.
Он был конем по образу мышления,
и редкой сволочью как личность.

Внезапно он пришел в сознание, это спасительный животный страх пробуждался в нем. Обстановка в блатхате накалялась. Все кричали, назревала драка. Блеснул нож в чье-то обезьяньей лапе. С тарелки смотрели на него своими сдувшимися глазами селедочные головы. И воняли. Все здесь воняло.
Он встал и как бы невзначай побрел в прихожую, из которой в нос било старой мочой. По привычке пытаясь найти свою обувь, он обнаружил, что ботинки уже на нем: он не разувался. Никто здесь не разувался.
За спиной его смолкали крики, он отдалялся от них, закрывал за собой двери. Вызывал лифт, из мусоропровода несло тухлятиной. В кармане нашлась помятая сигарета, вставил в рот, предчувствуя сладостную горечь во рту.
Вдруг он сорвался с места, вспомнив что-то, и бросился по лестнице вниз. Плащ его развевало в стороны от прыжков по ступенькам.
Вылетев из темноты подъезда, где хулиганами побиты все лампочки, он чуть не столкнулся с входящим в него усатым мужиком в кепке. Мужик сделал губами:
— Еб-т…
На улице отцветали сумерки, в небе намечалось какое-то движение туч. Он не помнил, сколько прошло дней с того момента, как он вошел в этот двор-колодец. На подъездной стене выцарапано было: «Лютик + Вовка!».
— Пидоры, — просипел зло Семенов. Он был уверен, что запомнит этот момент надолго: с ним бывало такое, он говорил себе: этого я никогда не забуду. И не забывал, через двадцать лет мог вспомнить, как вышел из подъезда и побрел в неизвестность, не зная о ней уже ничего. В мозгах была какая-то картотека, куда, при желании, можно было вставить любой короткий момент. Отрывок, огрызок воспоминания. Самый незначительный.
Дождик закапал мелко, в окошке соседнего дома выглянула чья-то женская мордочка. Он с наслаждением закурил, медленно выпускаемый горький дым заволок его лицо. Он подумал, что женщина за окном напоминает рыбку в аквариуме, вон и горшки с цветами вместо водорослей, и лицо у нее какое-то взбитое, как яйца в стакане. Но если посмотреть в небо, то можно и себя представить рыбкой в аквариуме, плавающей среди декоративных игрушечных замков.
«Я служу искусству украшения», — подумал он.
Двойное дно духовной пустоты. Трудно отказать себе в возможности еще раз попробовать. Не сразу же идти в подвал вешаться.
По улице шествовала женщина за тридцать под зонтом, она была обута в сандалии, и пальцы ее ног, занырнув в лужу, напоминали промасленные влажные, в блеске, шпроты в консервной банке. Он подумал, что хотел бы сейчас затащить в рот пару таких шпротин, и сглотнул слюну. Он отобедал бы прямо здесь, на скамейке возле подъезда, если бы только согласилась она.
В этот момент из подъезда с хохотом выскочили двое молодых хулиганов, один из них нес в руках оторванный с мясом блок почтовых ящиков.