Гость под окном

                "От шибковитости до шишковатости один шаг". Так говорил Путильцев. Он был конём по образу мышления, и редкой сволочью как личность.
1
Внезапно он пришёл в сознание, сразу догадавшись, что отрезвил его спасительный животный страх. Обстановка вокруг накалялась. Все кричали и, кажется, назревала драка. В глаза бросился нож на столе – под тарелкой с чем-то грязным.
Он резко встал и, пошатываясь, вышел в прихожую. В запале ссоры на него не обратили внимания. Пытаясь разглядеть на полу свою обувь, он вдруг увидел, что ботинки на нём.
Быстро выйдя на лестничную, он оставил за дверью крики чужих, незнакомых ему людей – как раз в тот момент, когда, кажется, кто-то смолк под ударом. Сожалея, что не прихватил с собой сигарет, он не вызвал лифт и бросился напрямик вниз по лестнице.
 Выбежав из темноты подъезда, он чуть не столкнулся с входящим в него усатым мужиком в кепке, у которого и стрельнул покурить. На улице сгущались сумерки и начинал моросить летний дождик. Он не помнил, сколько прошло дней с того момента, как он вошёл в этот двор-колодец и оказался в блатхате, с которой только что сбежал, но в том, что двор этот он видит впервые, он почему-то был уверен. И вернее, не почему-то, а потому что на одной из стен имелась надпись, которую он вряд ли забыл бы, если хоть раз увидел: «Лютик + Вовка!». «Наверное, два пидараса», – подумал он и не спеша двинулся в арку. Он был уверен, что этот момент один из тех, что застревают в памяти надолго, и дело не в том, что он очнулся в незнакомом месте, вырвавшись из запоя, который не известно, сколько длился, но в самой эстетике этой картинки, плавающей одновременно перед глазами и в мыслях, как нечто вездесущее, бывшее уже когда-то и когда-нибудь ещё обещающее быть.
 Дождик закапал сильнее, в окошке соседнего дома выглянула чья-то женская мордочка. Он встал с краю под аркой, где начинался тротуар, и закурил, найдя в кармане размятый коробок спичек. Дым был горек и драл глотку, чего, в сущности, и хотелось.
Он подумал, что женщина за окном напоминает рыбку в аквариуме – вон и горшки с цветами вместо водорослей, – но если посмотреть в небо, то можно и себя представить рыбой из аквариума, плавающей среди декоративных замков и служащей искусству судьбы. Просто в её случае аквариум имеет двойное дно.
«Так и живём», – сказал он еле слышно, переминая и вафля сигарету в зубах. Боль стала возвращаться, по мере ухода страха и прихождения в себя, взамен бессмысленной духовной пустоты, в которой когда прибываешь первые минуты, после возвращения в жизнь, кажется, можно сойти с ума или покончить с собой. Но он каждый раз оставался ещё раз попробовать.

Глядя на её блёсткую ножку, обутую в сандалию, ему мерещилось, что пальцы – это рыбёшки, обмаслившиеся в своей консервной банки, того и гляди выскользнут из неё, и тогда лови – не прозевай, беленьких рыбок с красными мордочками.
Трое на скамейки. Двое – парой, третий – особнячком, с краю.

– Не любит она меня, ой, не любит, – прошептал Семён Бобиков под дверью Любимой, держа букетик в руке. И, так и не позвонив, бросил цветы, и расхлябанной походкой пошёл, дурак в пиджаке, вниз по лестнице спускаться, напиваться и блевать, – задевая широкими плечами открытые дверцы почтовых ящиков. Эх ма, полынья!