Труба зовет

В особенно жаркий день, когда солнце повисло в зените, жители улицы Матросова села Степановка, собрались чтобы обсудить то, что давно мешало им жить.
Никто не хотел спорить, отстаивать свое мнение, ругаться с соседями или заниматься чем  бы то ни было. Но суматошный мужик Митька Шувалов, созвал всех на собрание. Он бегал среди людей, коих насчитывалось человек пятнадцать и без умолку говорил то с одним, то с другим:

- Когда приступим? Мне скоро артезианку бить. Трубы нужны. Вы же понимаете, что все на них плюнули. Когда приступим? Когда начнем? – не унимался Митька.
- Надо было тебе дергать нас? - недовольно бурчала Люба, вытирая платком широкое потное лицо.
- Любочка, миленькая моя. Ты думаешь, мне тут приятно находиться? На этой жаре проклятой. Я бы с радостью, выпил сейчас с кумом, да прилег в тени под яблоней. Но надо! Надо Любочка! И, в конце концов, не для себя одного стараюсь. Всем надо! – заключил он.
- В Европе в такое пекло, никто носа не показывает, - поддержал Любу здоровый мужик Иван. – Там это фиестой называется, - просветил он односельчан. – А ты вытащил нас.
- Ты думаешь, мне хочется!? Думаешь мне надо?.. – и Митька повторял все по кругу.
- А чего мы собственно ждем? – спросил дед Виктор, который пришел на собрание больше от скуки, нежели от того, что рассчитывал получить выгоду.

Жители переглянулись и вдруг осознали, что давно пора начинать.
- Тишина, пожалуйста! – взревел как бык Олег. – Давайте, приступим!
Сельчане замолчали и как пингвины, сжались вокруг единственного клена, который бросал жидкую тень на раскаленную землю.
Олег продолжил:
- За столько времени, мы так и не решили, что делать с трубой…
- В Ивановке, в Зоре, в Лопасне уже давно выкопали и не печалятся по этому поводу, - тут же подхватил Митька.
- Вот, человек правильно мыслит. – Поддержал Олег. – Если мы будем тянуть, то рано или поздно, она сгниет там. И хорошо если сгниет, а то ведь ночью возьмут да выкопают…
- Или того хуже, о ней Игнатьев вспомнит. Тогда она точно не сгниет, - ехидно засмеялся Митька, - Наш председатель своего не упустит. С ним надо глаза да глаз.
- Это точно, - согласился Олег. – Решаться надо быстро. Кто за то, что бы раз и навсегда избавиться от этой проблемы?
После некоторого затишья, кто-то поднял руку и сказал:
- Давно пора. Я согласен.
- Вам лишь бы воровать, - ответили ему, и тут же толпа загалдела как стая скворцов возле помойки.

А дело было в том, что позади огородов, где начинается поле – лежит труба, некогда служившая для подачи технической воды на полив. Но вот уже лет десять, как вторая водонапорная башня приказала долго жить и воды для полива никто не видел. Да что там для полива. Питьевая вода и та по часам идет.
Казалось бы, все предельно ясно. Выкопать трубу, порезать равными частями и раздать населению. Но не тут-то было. Вопрос был намного сложнее и каверзнее. Во-первых, труба пролегает только на одной стороне улицы и некоторые личности не желают делиться с теми, кто живет на другой стороне. Еще проблему усугубляет то, что в некоторых соседних селах, власти все-таки починили водонапорные башни и теперь, у там есть хорошее давление воды на полив.
Мнение жителей разделилось на два лагеря. Кто-то, такие как Олег, Митька, Люба, Надя и другие, хотели выкопать трубу и забрать свои кровные куски. Другие жители – это Иван, Леха, Антон и Маша, были ярыми противниками. Остальная часть, посещала собрание, но не высказывалась ни «за», ни «против». Был и дед Виктор, который ходил на собрания только потому, что дома было скучно. Он не принимал ничью из сторон. Лишь курил свои вонючие самокрутки и с удовольствием смотрел на то, как соседи ссорятся.

Все вопросы каждый раз упирались в одно - выкапывать и раздавать. Или же оставить на месте.
- Везде уже выкопали, - пытался убедить Митька.
- Не ври, - вступался Иван. -  Только в прошлом году в трех селах починили водокачки и теперь у них есть хорошее давление. А в твоей Лопасне и Ивановке нет воды. А знаешь почему? Знаешь? – Иван навис над Митькой как исполин и некоторые уже подумали, как бы он не зашиб его.
- Потому что они уже выкопали, - разрядила обстановку Люба, спасая Митьку от гневного взгляда.
- Правильно, - переключился Иван. - Потому что они оболтусы, уже выкопали. Может быть и у нас починят. Председатель сказал не в этом, так в следующем году, обязательно возьмутся.
- А ты им верь больше, - сказал Олег, который нисколько не уступал Ивану по ширине. – Если им верить, то мы через пять лет будем жить лучше, чем весь мир.
- Но ведь там сделали. – Махнул Иван рукой.
- Там сделали. А у нас хрен кто сделает. Игнатьев давно проворовался. Тащит все, что плохо лежит. Если бы он вспомнил про эту трубу, то завтра же подъехали бы трактора и вырвали бы все к чертовой матери. И уволокли бы трубу эту, ему во двор. Так что ты не ровняй нашего с ихними. – раскрасневшись, закончил Олег.
Споры длились долго.

Уже солнце начало сваливаться к горизонту, а до единого мнения было так же далеко, как и в начале собрания.
Один лишь дед Виктор, смотрел на все это безобразие со стороны, покуривал самокрутку, кашлял и сплевывал. Он стоял в стороне и молчал. И когда споры смолкали и казалось, что еще чуть-чуть. Еще самую малость нажать и жители придут к единому мнению. В такие моменты, появлялся дед и громче всех заявлял:
- Игнатьева тоже оправдать можно! – орал дед и все сразу смолкали, забыв про споры.
- Чем же его гада оправдаешь? – озвучивал общую мысль Олег.
- А вы сами посудите. Кто из вас не воровал? А!? Все воруют. Все тащат к себе в нору. Просто никто никому не говорит об этом. Но ведь тащат-то все. – Дед сурово оглянул толпу. – Ты, сам же, работая на ферме, недавно тюки сена таскал, - ткнул дед пальцем на Олега. – А ты чего спрятался за него? – Посмотрел он на Митьку. – Ты комбикорм тащишь. Даже Любка, и та в своем продмаге на водке и на сигаретках, наживается. Половина из вас, столбы курочит по ночам, и на заброшку ходит. – Обвел он руками толпу, - И все! Все, хоть, что-то, но тащат. Никого святого нет! Никого!
- А разве ты не таскал? – крикнул в ответ Митька.

- Кто тебе такую чушь ляпнул? – отшатнулся дед, как от огня. – Это я до себя еще не дошел. Я таскал. Я может быть так таскал, что вам всем меня не перетаскать. Но я не скрываю и не скрывал этого. И другого попрекать не буду, зная, что делала бы так же.
- Платили бы мне, так как ему платят, я бы тоже не таскал, - как бы в сторону сказал Олег. Но дед был хоть и старый, но не глухой.
- Ну конечно… - ухмыльнулся дед и развел руки в стороны. – Он бы не таскал. А пойди и спроси Игнатьева, не так ли он говорил и думал, когда у него возможности не было таскать? Я голову даю на отсечение, что думал он так же. Вот стану большим человеком, все для людей буду делать. Все силы положу, а выполню. В лепешку разобьюсь, но людям сделаю. И может быть сделал бы. И скорее всего делал. Переживал и ночами не спал, пока огонек в нем горел. Пока вера в людей была. Пока сам в себя верил. А потом втянулся. Да так втянулся, что и подумывать стал. Возьму-ка себе это, никто ведь не заметит. И это возьму. И это… а потом его увидели и пришлось поделиться. Он поделился и стал дальше брать. А после, дела эти стали обычными и он уже без зазрения совести нещадно хапал на глазах у всех. А ведь думал-то он о хорошем. Хорошими намерениями вымощена дорога в ад! – философски подметил дед. – Все вы таскаете, а тут вдруг разделились, резать трубу или нет. Совесть у вас проснулась. А откуда, совесть-то эта? Откуда?.. – дед хотел что-то еще сказать, но передумал. Он взглянул на односельчан из-под густых бровей, повернулся и пошел домой, пыхтя самокруткой как паровоз.
- То есть, ты за то, чтобы резать? – поинтересовался на всякий случай Митька.
- Нет! – кинул дед, не поворачивая головы. – А вдруг все-таки починят.

Он ушел.
А споры как-то смолкли и притихли. Никто уже не рвал на себе рубах и не кричал, что пилить надо либо сейчас, либо никогда. Всем стало совестно и как-то неприятно на душе.
Сельчане стыдливо отводили глаза и предпочитали не смотреть друг на друга.
А ведь каждый знал про своих соседей, что они таскали и продолжают таскать все что плохо лежит. И про себя знали. И вдруг поняли, что все тут всего лишь играю честных и добропорядочных граждан. А на самом деле это далеко не так. Кому-то было искренне стыдно. А кто-то просто поддался всеобщему грустному настроению. На этой тяжелой ноте, последнее слово взял Олег:
- Ладно, товарищи. Вопрос откладывается на неопределенный срок.
Митька радостно вздохнул, услышав, что вопрос не закрывается, а всего лишь откладывается. А это уже надежда…
Но трубе под землей, не суждено было лежать спокойно, как она это делала на протяжении нескольких десятилетий. У кого-то сдали нервы, и первый подкоп был совершен ночью. Этот подкоп был обнаружен Любой, которая и стала инициатором следующего собрания:
- Так дальше продолжаться не может. – Вопила она под тем же жидким кленом, - Я сама за то, чтобы трубу эту проклятую вытащить и распилить. Но я за то, что бы всем досталось поровну. Но если мы будем тянуть и жевать сопли, то ночью ее кто-то другой дернет. И нам ни черта не достанется.
- Ну, так чего мы ждем? - радостно вопил Митька. - Навалимся, вытащим и дело с концом.
- И я о том же, - поддержал Олег.
В общем-то, очередное собрание захлебнулось той же ситуацией. Все кто стоял за распил трубы, так и продолжали настаивать на единственном и верном решении – выкопать и раздать. Те, кто верил в лучшее и надеялся на скорую починку водонапорной башни, остались при своем.
- Ну, как вы можете продолжать ему верить? – не унимался Олег. – Если не мы, то другие, так же безнаказанно заберут нашу трубу. Или ночью кто-то дернет, или наш председатель опомнится. Одно из двух. Третьего не дано!
Он бесился от того, что люди не понимают таких простых истин. Хотел вразумить их, кричал, доказывал, рвал жилы на шее, но отчаялся, отошел в сторону и уже там, тихо злился на соседей.
Снова спор затянулся до вечера, и снова лишь дед ходил вокруг да около, да потягивал горьковатый сизый дымок.
Многие понимали, что Олег говорит правильно. Но те, кто решил отстаивать веру в доброе и чистое, не сдавались. Кто-то может и действительно верил в добро и надеялся. Но у большинства остались лишь принципы. Свои, никому не понятные принципы.

- Ну, ведь вытащат, - умолял Митька, краснея как рак. – Мне артезианку бить скоро. Труба во как нужна! – и большим пальцем проводил себе по горлу.
- Мы выставим охрану, - последовало предложение.
- Какую охрану? Кому нужна эта труба?
- Тебе, например, нужна, - тут же парировал Иван.
- Ай, делайте что хотите, - махал он рукой и обиженный шел домой.
Дед только откашлялся после тяжелых затяжек и уже шел к толпе.
- А почему бы вам не сказать об этом Игнатьеву? Внести вопрос на рассмотр…
- …Потому что он сам ее выпотрошит, - обрубили деда на полуслове.
- Дело ваше.
Естественно никакой охраны выставлено не было. И каждый день жители находили то там, то здесь свежую кучку земли.
Все понимали, что рано или поздно, но труба таинственным образом пропадет. На ночные дежурства никто не соглашался. Рассказать Игнатьеву, все равно что выбросить трубу в реку. Выкопать и распилить, не позволяли принципы. Столько времени держали оборону, а сейчас взять и сдаться. Что подумают люди?
Но, как чаще всего и бывает, экономика взяла верх.
С очередным подкопом состоялось очередное собрание.

- Либо сейчас, либо никогда. – Твердо сказал Олег, - Меня достала этак канитель.
Противники прятали глаза и не хотели соглашаться, но тоже понимали, что трубу надо срочно выкапывать.
- Эх, ладно. – Согласился Иван. – Копаем.
И удивительно было то, что работали всей улицей – дружно и сплочено. А когда вытащили из-под земли. Разрезали ее окаянную. То никто даже не ссорился при разделе добычи. Никто не артачился, и не вопил, что это на его стороне улицы была закопана труба. Даже куски побольше, с поразительной вежливостью уступали друг другу:
- Бери, тебе нужнее. Тебе скоро артезианку бить, а у меня будет мертвым грузом во дворе валяться. Бери, бери…
За огородами, прямо через тропинки, где часто ходят люди, пролегает глубокая траншея, закапывать которую никто не собирался. Дело делано, а дальше будь что будет.
На общих настроениях, решили отметить это событие.
Собрались возле Митькиного двора. Притащили небольшой столик, обставили, кто чем мог. И сели отмечать.
- А если Игнатьев узнает, что мы трубу дернули? – спросил Митька.
- Ты бы еще лет через десять поинтересовался, - засмеялся в голос Иван, которому понравилось быть на плохой стороне. – Вот если бы ты один трубу дернул. Тебя бы посадили. А так, что он сделает целой улице? Всех не пересажает, не дрейфь.
- И то правда, - согласился Митька, и тут же, забыв про тревогу, повернулся к Любе. – Вот сейчас пробью метров на пятьдесят. Будет у меня не только вода для полива, но и питьевая. Самая чистая. Там же знаешь, как чистится, - объяснял он соседке на пальцах. – Все фильтры природные. Пласт земли, пласт угля, пласт песка, пласт еще какой-то дряни и вот она, - чистейшая вода, как слеза младенца. Докуплю остатки, и будет у меня оазис. – Мечтательно говорил Митька и от блаженства закрывал глаза. Не успел он полностью погрузиться в грезы, как вдруг переключался и уже шептал Олегу. – А ведь это я подкапывал трубу по ночам. Ты не думай. Стащить я и не пытался. Я лишь хотел общественное мнение сдвинуть. Чтобы они решились быстрее. – В этом он тоже видел повод для гордости и так же с наслаждением закрывал глаза.
Праздник продолжался до темноты. Уже комары насосались и улетели, а сельчане все еще лакали коньяк местного разлива. Разговоры шли разные. Но, так или иначе. Рано или поздно. А все пути вновь вели к трубе. А от трубы и до Игнатьева недалеко. А тут уже и до власти рукой подать, которую только ленивый не проклинает.
- А он и не кинется, - утверждал Олег. – Вот такая у нас власть. Даже не знают, что у них в земле хранится.
- Ой, да ну ее, - отмахивалась Люба, - Все мы знаем, что они там воруют. Просто, кото-то по-божески, а кто-то хапает как оголтелый. В этом и есть разница.
- Вот из-за этого и живем в дерьме, - подключился Иван. – Из-за таких как они у нас и не работает башня. И дорог нет. И автобусы в город раз в день ходят. И врач всего один – это ж надо так а?...

Его речь, словно дала, какой-то старт, потому что жители один за другим начали говорить о недостатках власти. О ее халатности и бездействии. Перебивая один другого они говорили, говорили, говорили….
Один лишь дед не принимал в этом участие. Он ходил вокруг стола, то колбаску подцепит, то огурчик возьмет, то стопочку дерябнет. Откашлявшись в темноте, дед Виктор вышел в центр:
- Довольны, что все так вышло? – прервал он бесконтрольный галдеж.
Толпа как по команде, в один голос крикнула:
- Естественно!
- Молодцы! - с явным подтекстом, поздравил их дед. – Плесните мне что ли. – Ему тут же протянули рюмку. – Вот вы все говорите, что власть у нас плохая. И воруют без просвету. А ведь сами сейчас отмечаете хорошую кражу. Ведь так же поступили как они. А может быть даже и хуже. В сто раз хуже, чем та власть. Вы будто специально сделали так как Игнатьев, а теперь сами же и ругаете его за это. Я ведь в прошлый раз вам разжевал, а вы все равно. Несмотря на это, пошли, выкопали и распилили все к чертям! Еще и этих вон склонили, - махнул дед на Ивана, который тут же опустил взгляд в тарелку. - Тошно мне с вами! – дед совсем разгорячился и последнее слово выкрикнул во все горло. – Тошно!
- Чего орешь дед? – сказал Митька. – Сам же кусок трубы уволок.
- О том и говорю, что тошно! – поник он головой. – Выпьем же за хорошие дела. – Дед одним глотком опрокинул рюмку. – И кстати, вон она, ваша плохая власть идет. В фуражках и при табельном.