Гамак из паутины. Гл. 8

 Глава 8.      

Осмотревшись, Жоржик не нашёл ничего, что могло бы удержать его внимание. Разве… огромный комод, что стоял у противоположной стены. На выдвижных ящиках над замками было прикручено множество ручек, потемневших от времени – то ли медных, то ли бронзовых.
Жоржику всегда нравились различные потаённые места, где можно чего-нибудь спрятать, затем забыть, а потом случайно и неожиданно найти – и всё, что там пряталось, было кому-то и когда-то дорого, но теперь никому не нужно.
Оставляя от невысохших сандалий следы, он направился к комоду.
Верхние ящички никакого сопротивления не оказали, демонстрируя содержимое безбоязненно, добровольно. Альбомы с пожелтевшими фотографиями, аккуратно проложенные меж страниц папиросной бумагой, соседствовали с различных форм и размеров шкатулками. Колечки, рассыпанные бусинки, серёжки, запонки - словом всё, что имеет склонность прятаться, исчезать и теряться, можно было обнаружить именно здесь. И что примечательно, ни серёжек, ни запонок нельзя было обнаружить в естественном их виде, то есть в паре – за редким исключением. Их одиночество, да и сам момент расставания с близнецом могли поведать о каком-ни¬будь значительном событии.
Не обнаружив в верхней части комода ничего интересного, Жоржик приступил к исследованию самого большого нижнего ящика – с двумя ручками, но с одним замком. Предположив, что можно открыть, наконец-то! какую-нибудь «страшную» тайну, он присел на корточки и потянул ручки на себя.   
Ящик немного подался. Приоткрывшись, он показал Жоржику тёмное нутро. Но как только Жоржик осмелился просунуть в мрачную глубину ладонь, ящик с треском задвинулся обратно, едва не прищемив зарвавшемуся исследователю пальцы! В тот же момент, потеряв все точки опоры, Жоржик навзничь растянулся на полу. 
Немного полежав, он поднялся, тряхнул головой, потёр ушибленный копчик и с завидной настырностью решил повторить попытку.
Он и не догадывался, какие тучи над ним сгущались! Когда Жоржик снова приблизился к комоду, замок нижнего ящика громко щёлкнул - намекал, видимо, что готов к обороне.
У Жоржика округлились глаза! Однако он рискнул и подёргал за ручки.
Как это? Сам закрылся?
Но и это было ещё не всё. Словно по чьему-то приказу остальные замки и замочки (мелочь, а туда же) заскрипели, закряхтели и… сами собой защёлкнулись! Надо же, всё что могло сопротивляться именно это и делало – всё и вся сопротивлялось…
Пробормотав: «Не очень-то и хотелось…» Жоржик демонстративно отвернулся от комода.
Направившись в сторону столовой, он неосторожно заинтересовался большим диваном, который тихо и мирно стоял у стены.

Размеры дивана восхищали каждого, кто пожелал бы присесть, вальяжно развалиться и в истоме отдохнуть – в тишине и прохладе. Размеры, нисколько не жеманясь, напоминали об истинном его назначении; они достойны были и других пространств! Шесть ног - четыре спереди, а две под спинкой - как лапы львиные, надёжно упирались в пол и добросовестно удерживали диван в приличествующем ему положении. Дюжина стальных пружин, изо всех сил перекрученных, который десяток лет старалась никоим образом не навредить видавшей виды обивке. Проявляя чудеса долготерпения и изворотливости, пружины ревностно сохраняли необходимый объем и когда-то задуманные линии и форму. И что для «высшего света» крайне важно, они придавали дивану главное - аристократическую солидность.
Но была у дивана мечта - оставаться незамеченным. Тем более, он не видел никаких причин в какие-либо споры коммунального характера вмешиваться, и по причине далеко не молодого возраста эти его желания были вполне понятны.
   
Перед Жоржиком в данный момент находился не предмет антиквариата, но предмет чисто спортивного назначения.
Ноги сами занесли его на диван. Правда, за секунду до этого что-то подозрительно хрустнуло. Похоже, не повезло «венскому» стулу, который, частенько находя в лице стены надёжную опору, и теперь доверчиво прислонился к ней, полусонный. И стоял он, как назло, рядом с диваном.
Сначала несмело, а затем всё выше и выше выпрыгивал Жоржик; воинственные крики перемежались с обречённым стоном «застоявшихся» пружин. Когда Жоржик, подтянув колени к подбородку, рухнул на уже уставшие пружины – вот тогда-то и случилось нечто непредвиденное, неправильное…
Одна из пружин, не перенеся – да не в приличном обществе будет сказано – «хамских!» издевательств, взяла и, кажется, лопнула! Взвизгнув, страдалица немыслимым поворотом изогнулась и, нацелившись в мало защищённое и самое  уязвимое место - и хватило же смелости! – с нескрываемой злостью и презрением острым концом завитушки вонзилась в обидчика.
Вопль боли, негодования и оскорблённого самолюбия пронзил степенную тишину старого особняка.       
Диван огорчённо вздохнул. Ему было жаль мальчишку: ну, совсем несмышлёный сорванец, этакий.   
Остальные пружины не очень-то и расстроились. Все они, как одна, тут же изъявили наитвердейшее желание немедленно повторить сей подвиг Предварительно, правда, оказалось необходимым провести коротенькую считалочку, перекличку – вроде того, кто следующий? Минут за пять, глядишь, и управились бы.
Одновременно, что для большего общественного резонанса представлялось наиболее важным, тотчас избранным чрезвычайным комитетом были выдвинуты лозунги: «Диваны - только для отдыха!» и «Слишком много они себе позволяют!» Но кто такие «они» - это уточнять не стали. И правильно, пусть оппозиция себе голову ломает, если делать ей больше нечего. Вот только где эту оппозицию взять?
Стали оглядываться. Кроме венского стула на эту роль никого больше не наблюдалось. Но стул безмятежно спал и никакой политической активности проявлять не собирался.