Немец

НЕМЕЦ.

ЧАСТЬ 1              Акимов.

Свалка восходила к поднебесью остроконечными пиками. Она будто взывала к  незадачливому Гончару. Мол, той  глине, из которой ты создал этих вездесущих,  всюду гадящих, алчных тварей, согласись, можно было найти лучшее применение.
Свалка была экземой, коростой больного города. Города, что давно отлепился от зеленых пригородов. Сам закупал и завозил продукты отовсюду. Сам по себе жил непостижимой, бессмысленной  извращенной жизнью. И рос, словно гигантская опухоль, и испражнялся с завидной регулярностью…
 Свалка, практически окружила город зловонными очагами. Эти странные ландшафты кипели грозными обитателями. Крысы, благодаря обилию пищи вырастали до размеров кошек. Чайки , что жили здесь никогда не видели моря. Вороны размножились мириадами и, когда взлетали над круглосуточным пиршеством, на земле становилось сумеречно.
Однако самыми удивительными обитателями здесь были люди. Ангелы хранители стремились к ним приблизиться, однако стаи алчных и грозных птиц нападали на них, принимая за конкурентов и били в белые перья острыми клювами. Белый пух
опускался на неприкаянные головы. Существа отрывались от
своего низменного промысла и поднимали к небу бледные нездоровые лица.  Они ничего в нём не видели кроме обалдевших ворон, однако почему то смотрели и смотрели. А иногда из глаз  у них от напряженного вглядывания текли и падали в отбросы прозрачные и чистые человеческие слезы.

Над канавкой, устланной кладбищенским мусором, вроде ломанных венков, и жалких, грязных пучков искусственных  фиалок, на деревянном мостке сидели, свесив ноги трое. Эти трое были на кладбище частыми гостями. Люди со свалки. Кладбищенские вели себя с ними обходительно,  уважая  в них опасную силу. Свалка начиналась сразу за кладбищенским забором, отделенная мозаичной  асфальтно - бетонной лентой дороги.
Трое сидели над водой, поочередно делали по глотку из пластикового бутыля и передавали товарищу. Закусывали конфетами и яблоками. Все это они собрали сегодня, тут же на могилках, благо нес народ в Родительскую субботу угощение не только для себя, но и для умерших.
-Вожблагодарим Вшевышнего Отша нашего Гошпода Бога- проговорил  беззубым ртом Расстрига, человек неопределенного возраста, обладатель запутанной полуметровой бородищи и загорелой лысины. Возблагодарив, все трое сделали по глотку, пустив бутыль по кругу.
 Расстрига был не чужд религиозных формальностей. И в этом не было ничего удивительного, потому как на свалке он обосновался не сразу, а после серии нисходящих эволюций. Первым этапом этого каскада был знаменательный день, когда его поперли за пьяные выходки из чтецов Никольской церкви. Дальнейшее как у всех.
-Вшеблаженная богородитша наша, жаштупнитша прешвятая дева Мария!-Воскликнул он осияв себя крестным знамением и восторженно предложил:
-Оштограмимся братия!
-Нечем стограмиться.- Печально заметил верзила с рыжими волосами и с ранцем на спине. Он перевернул сосуд и потряс им над мертвою водой. Только две скупые слезы вытряхнулись из чрева бутыля .
Третьим в группе оказался худощавый мужчина лет сорока, с легким оттенком азиатской крови в лице, пока еще без ярких примет свободного бездомного проживания. Это был Акимов. или Немец, как его звали товарищи. Загадка необычного прозвища  будет несомненно разгадана моим читателем, но не сразу, со временем. Немец только полгода, как появился на свалке и вполне еще мог вернуться к обычной жизни, хотя в тот момент, сидя над канавкой, вряд ли на это согласился бы. Он был самым молчаливым в компании Расстриги, задумчивым и молчаливым.
Поход на соседнее кладбище происходил в праздничный или выходной день.
Они гуськом возвращались по хоженой среди мусора тропке. Обменивались колкостями вперемешку с миротворческими репликами, и наконец, пришли в свое замаскированное жилище.
Поселение представляло собой посёлок из десятка хибар.
Участок прежде всего как следует прожгли, избавляясь от гниющих отбросов. Затем натаскали отовсюду гору легких и теплоемких материалов
и принялись за строительство. В ход пошли и деревца из ближнего лесочка. Заключительным этапом был поиск и ввоз мебели. Колония имела в своем хозяйстве генератор и недорогой корейский телевизор. Кухня располагалась под навесом и представляла из себя очаг, сложенный из кирпича, умывальника и всевозможной утвари со своими историями былого употребления. Топлива для очага, как вы понимаете, хватало повсюду.
Хозяйничала на кухне пожилая татарка Софья Ивановна. Эта опытная женщина помимо диковинной здесь чистоплотности, обладала еще одним качеством. Старуха не терпела оскорблений. Если кто либо по неосторожности говорил о Софье Ивановне   что либо не то, она выпрямлялась во весь свой полутораметровый рост и принималась ходить вокруг обидчика незаметно сужая круги. Так, судя по всему, ведет себя большая белая акула возле глупого, жадного до денег аквалангиста фотографа.
Опытные старожилы называли эти проминады «кругами возмездия». Наконец она  возникала перед обидчиком, неожиданно как налоговый инспектор, и сухим кулачком своим била его точно в глаз. Пока потерпевший скакал по лагерю, Софья Ивановна стояла, уперев руки в бока, и грозно осматривала каждого. Притом ее усики боевито топорщились. Затем, она удовлетворенно возвращалась на кухню, напевая голосом с мерцающей трещиной любимую песню:
          С одесского кичмана
          сбежали два уркана…
В поселении теперь проживали пятнадцать человек. Негласным лидером был Толик. 
Поселившийся здесь одним из первых, Толик в одной стихийной схватке, так отделал четверых пришельцев бугаёв, что тем понадобился транспорт и скорая помощь медиков. Судачить о толиковом прошлом в среде местных обитателей считалось небезопасным и тема сама собой табуировалась.
Акимов делил жилище с бывшим водолазом. Водолаза из-за пьянства прогнали из семьи, а вслед за тем и с работы. До зимы он болтался по приятелям, а с первым снегом влился в коллектив Толика.
Акимов вернулся с кладбища, покурил с расстригой на кухне и,
отказавшись от еды, пошел спать. Возле бытовки, он встретил Лару. Эта цыганка появилась в поселении примерно в то же время, что и Акимов.
-Ты откуда, Немец, такой веселый - Она  зацепила соседа за рукав и не отпускала.
-С кладбища вернулись, - проговорил Акимов. - Вот, тебе принес.
Он вытащил из кармана горсть конфет.
-Не надо мне. Убери. - Цыганка засмеялась, отстраняя руку со сладостями. Опытный наблюдатель непременно отметил бы необычное волнение, охватывавшее цыганку при встрече с Акимовым. Сама она, впрочем, изо всех сил скрывала это, маскируясь снисходительным смехом..
-Иди, я лучше тебе по руке погадаю!
Она схватилась за расслабленную смуглую кисть и принялась жадно ее разглядывать. После этого, она долго всматривалась в лицо Акимова, избегая заглядывать в глаза.
-А ты принц, Немец. Тебя твой Бог приветил. Скоро тебя большая удача ожидает!- Лара скрылась за домиком, а из раскрытой двери донесся голос соседа-водолаза:
-Ага! Найдешь гандон с алмазами.
Акимов грустно вздохнул и нырнул в открытую дверь.
Вскоре он подремывал в спальнике, закинув руки за голову. Делал вид, что слушает соседа, кивал. В то время когда сам, мыслями был отстранен в далекое и такое нереальное прожитое.
Точнее сказать, поначалу он думал о цыганке. В свои сорок лет
Лара была еще хороша собой. Ее сдержанность и строгость в общении с параллельным полом вызывали в людях симпатию и уважение.
Перед тем как попасть сюда, Лара жила в поселке возле птицефабрики и была племянницей самого Барона. Жила в трехэтажном каменном доме с семьей. Муж и двое сыновей занимались приготовлением зелья. Весь табор, все шесть домов поселка занимались продажей наркотиков. О том плохо это или хорошо, цыган не думает. Покупают, значит нужно! Власти в доле, значит можно. Милиция и администрация поселка прикрывали цыганский бизнес. Все шло хорошо, пока не прогремели однажды во всех цыганских домах взрывы.
В тот день, Лара лежала с перитонитом в больнице, и это спасло ей жизнь. Тогда Акимова поразила легкость с которой цыганка рассказывала о своей трагедии…
                Немец переключился на свои собственные воспоминания о том, как первый раз привел Валентину в дом.
Он учился тогда на третьем курсе физфака ЛГУ. Жил в квартире родителей в «Перцевом доме» на Лиговке. Квартира была трехкомнатной с высокими потолками, уставленная настоящей резной дубовой мебелью. Акимов жил в квартире вдвоем с бабушкой. С бабушкой Марусей, хотя ее настоящее имя было Арахси, что означало по-японски бурю и вполне соответствовало ее характеру. Бабушка Маруся происходила из старинного самурайского рода. Во время войны она попала в плен и восемь лет скиталась по лагерям. Именно в лагере в то время вполне можно было найти и познакомиться с порядочным человеком. Этим человеком оказался дед Акимова Афанасий Петрович Акимов.
Он отсиживал срок по приснопамятной 58-й статье, по пункту «подозрения в шпионаже». По образованию дед был мостостроителем. Один из мостов, в проекте которого он принимал участие,  рухнул. Подвели геодезисты. Прошляпили опасный плывун и, сходя, тот унес с собой секцию моста. Разобрались быстро и оперативно. Пересажали все КБ.
 Где то, в некой Зырянке дед и бабушка поженились.
Родители Акимова умерли давно, Когда ему было всего семь лет. Они пропали на зимовке в геологической экспедиции.
Мальчика воспитывали дед с бабкой. Дед Афоня, погоревший на рухнувшем мосту, с мостами с тех пор не связывался, а только гнал самогонку в кухне и  сбывал ее барыгам. Труд этот приносил устойчивую прибыль и  к шестидесяти годам дед купил автомашину «Победа».
Казалось бы, что с такими воспитателями, самогонщиками и бывшими зеками из мальчишки ничего хорошего выйти было не должно, однако за внешним непедагогическим слоем, как это часто бывает в действительности, скрывались два любящих, израненных сердца истинно интеллигентных людей. Людей сведущих  в науках и искусстве и любящих до безумия своего тощего очкарика-внука. Никогда в последующей жизни не было у Акимова столь близких и любимых друзей, как Афоня и Маруся.
Они вместе ездили на дедовой Победе отдыхать в Крым, на Кавказ и в Прибалтику. Спускались на байдарке к Белому морю. Мальчишка поправился от кучи Питерских детских болезней, без троек закончил школу и поступил на физфак. Приходилось день за днем мотаться на электричке. Старики позаботились и об этом, купили домик в Мартышкино. Пока было не очень холодно, жили там, а на зиму перебирались в квартиру.
Через год дед Афоня заболел и начал сохнуть и желтеть на глазах. Лагерные будни ли подорвали старику здоровье, или гнилой питерский климат постарался, только, помучавшись с полгода, дед Афоня умер.
Маруся на людях слезинки не проронила. Улыбалась на поминках гостям, ободряла. Один внук, был посвящен и приближен к истине. Он несколько ночей простоял около двери в Марусину спальню и слушал незнакомую азиатскую речь прерываемую русским бабьим безудержным воем. Маленькая, сухонькая Маруся до смерти деда выкуривала иногда с ним папироску, а тут задымила без перерывов.


Валентина.

Акимов познакомился с Валентиной в магазине. Он помог девушке донести до остановки тяжелую сумку. Валентина вся была налита женственным соком. Привлекала внимание, словно богиня плодородия своими
умопомрачительными формами. А сознание ее, до поры до времени, дремало, не догоняя в развитии рвущееся вперед тело. Все ее существо, словно шептало Акимову – Разбуди, разбуди же меня. Посмотри, какая я созревшая.
Сорви меня!
И Акимов сорвал…. Однажды, он привел ее домой и познакомил с Марусей. Они до вечера сидели, пили чай втроем .
Наконец девушка засобиралась и Акимов проводил ее до дому.
Вернувшись, он нашел бабулю на кухне. Старушка мыла посуду и что-то напевала.
-Ну как Ба!?- С замиранием и похолоданием внутренностей пролепетал он.
-Говно !- Проговорила Маруся сан, обернувшись к внуку и дымя папиросиной.
Акимов опешил в дверях и пролепетал. Ты что Ба!? Как Говно!? Ты видела какая она вся, загадочная!?
-Дорогой мой,- сказала мудрая самурайская женщина, - Для меня твоя Валя загадочна той же загадкой, что тире между «х» и «и краткой».
Немец вспомнил, как осерчал тогда на старуху. Но сильны, ох как сильны и устойчивы самурайские гены.

В Акимове, человеке рассудительном, склонному к взвешенным подходам, порой тоже просыпались и вскипали азиатские крови, и тогда ему едва удавалось сдерживать себя. Например, в ту секунду, когда кассирша в булочной однажды назвала покойного деда Афоню гопником, окажись на поясе Акимова острейший самурайский меч, он бы разрубил бы круглую тетку надвое. Вместо этого мальчик просто прицелился и плюнул в рябое лицо в окошечке. Харкнул! И смылся. Афоня ему конечно сделал дома соответствующее внушение, на всякий случай, но про себя подумал: «В бабку растет поганец косоглазый», и подарил внуку тем же вечером рубль!

Акимов улыбнулся, вспоминая бабулю. Почему-то мысленно хотелось сравнить ее с  их блистательной Софьей Ивановной.
Сравнение оказалось вполне уместным.

Женился он через месяц после защиты диплома. Зав. Кафедрой
предложил Акимову должность. Отказываться он не стал.
Немец занимался в лаборотории выращивания  кристаллов. Эта тема захлестнула его целиком. За ней грезились невероятные перспективы.
Валентина же закончила какое-то училище и работала оператором ЭВМ. Она продолжала носить ту загадочность, которую так быстро расшифровала самурайская женщина – буря. Скоро в квартире появилась теща.
С ее появлением дома  поднялся градус взаимных претензий и недоговоренностей. К тому же стало тесновато. Альбина Анатольевна принялась планомерно и тщательно отвоевывать себе чужие квадратные метры. Это гнусное дело проходило под мощным идеологическом прикрытием, а именно: подготовке к рождению младенца. Валентина была беременна.
В общем, однажды Маруся собрала свои вещи в две сумки. Упаковала в отдельную коробку самогонный агрегат с резиновыми шлангами и подалась в Мартышкино. Свою комнату она, не принимая протестов, отдала внуку под кабинет.
Он поехал проводить Марусю. Ба села за руль и «Победа» покатила
порыкивая дырявым глушителем..
-Сожрут они тебя, губошлеп ты мой. И крякнуть не успеешь - Прозвучало  тогда провидчески  в табачном дыму автомобильного салона.
Старенькая Ба сидела за рулем в вытертом полувоенном плащике
и восточное загорелое лицо ее,  излучающее любовь и пронзительную житейскую мудрость было обращено к Акимову.
Ба улыбалась.
 Больше Акимов не видел Марусю живою.
На домик с одинокой старушкой польстились двое подонков - наркоманов. Они залезли в дом через разбитое окно. В доме взломщики встретили неожиданное сопротивление в лице самурайской женщины Арахси вооруженной остро отточенным стилетом.
После ее молниеносного выпада, один из подонков был убит
наповал, раненный в сердце. Второй выскочил в окно, но не убежал сразу, а стал смотреть в окно за происходящим в домике.
Старушка, поникнув головой, долго смотрела на убитого парня.
Потом подошла к резному комоду и сняла с него фотографию в рамке из искусственной кости. Затем она села в большое кресло с бархатистой обивкой и долго рассматривала фотографию.
Внезапно, она сделала короткий взмах к худой морщинистой шее рукой и поникла над фото. Было видно, как ее блузка темнеет, наливаясь кровью.
Оставшийся в живых грабитель попытался вытащить тело своего дружка через окно. Там его и поймали вызванные милиционеры.
На память о Марусе, Акимов оставил несколько вещей. Он долго рассматривал ту фотографию, над которой умерла Ба.
 На ней дед Афоня, пьяненький и счастливый обнимал свою азиатскую подругу на фоне гурзуфского «Мишки», а у ног легкомысленной парочки сидел на корточках худощавый очкарик и заливался смехом.
На похороны Маруси Альбина каким то образом вытащила японских родственников. Приехали двое : отец – брат бабушки и его сын,   двоюродный дядя Акимова.
Дядя работал в Европе. Занимался торговым делом.
Теща на поминках суетилась вокруг новых родственников. А Акимов напился тогда в драбадан и уснул в гостиной на кожаном диване. Он проснулся от вежливого потряхивания за плече. Возле него сидел японский дядя, косенько смотрел на племянника и улыбался. Акимов извинился, сходил под душ и вернулся.
Дядя сидел в той же позе. Акимов предложил гостю кофе.     Они разговаривали на английском. Дядя рассказал племяннику, что Маруся происходила родом из коэна самураев Тогусава. Рассказал, что вообще-то у японских женщин практически не бывает фамилии, и что женщины не наследуют в Японии собственность, Однако  он- Мацумото сан рад предложить Акима сану хорошую работу в Европе на семейной фирме с правом частичного ее наследования.
Акимов деликатно отказался от предложения, сославшись на занятость в лаборотории.
Внезапно Валентина сильно заболела. У нее развилось вирусное заболевание и врачи долго не могли с ним справиться. В результате
 их первый ребенок оказался мертворожденным. Валентина ужасно переживала. Тем более, что и будущие ее беременности, вследствие болезни,  оказались под угрозой.

Наконец Акимов получил за разработку уникальной технологии грант от европейского НИИ с которым они работали вместе в рамках договора. Затем уехал с Валентиной в Париж, и выступал там у смежников с лекциями.
Они, казалось, были счастливы в тот момент. Любимая работа приносила деньги. Любимая жена смотрела на него сквозь бокал кире и улыбалась полными блестящими губами. Прогулки по Шамп Делизе. Поцелуи в Люксембургском саду под средневековыми деревьями. Прогулки по набережной Сены. Упоительные деньки.

Через год он зарегистрировал собственную фирму. Запатентовав технологию выращивания кристаллов для микропроцессорных устройств, Акимов практически обеспечил себе и семье безбедное существование. Вот тогда и раздался тот злосчастный телефонный звонок, повернувший всю его жизнь вверх ногами…

История Немца.

Водолаз слез с кровати и, встав в дверном проеме, мочился на улицу. Акимов спал.

Наутро они позавтракали на кухне яичницей. Софья Ивановна потрясающе готовила яичницу на сале. Ели салат из помидоров.
Помидоры сами по себе росли по свалке там и тут, вместе с кабачками и огурцами, словно символ надежды на конечное очищение здешних мест.
Или голос протеста.
Толик отправил Акимова с Расстригой на разгрузку мусоровозов.
Целый день они помогали водителям опорожнять железные ящики.
За это неплохо платили, и они вернулись домой уставшие и довольные. На следующий день Акимов должен был отправиться с водолазом за банками. Сбор жестяных банок тоже приносил колонии существенный прибыток. Перед сном Акимов с удовольствием посмотрел по телевизору  футбольный матч за европейский кубок.
Матч кончился за полночь. Когда он залезал на свой неширокий диван, сосед водолаз уже был глубоко в собственных бездонных пучинах  и только коротко посвистывал иногда словно маневровый тепловоз на стрелке.
Акимов лежал на топчане и проверял память. Он шаг за шагом, режим за режимом проводил в голове технологический цикл выращивания кристаллов. До тех пор, пока  в голове опять не прозвенел тот злополучный звонок из прошлого.

По телефону звонил начальник охраны офиса Сычев. Он извинялся, однако попросил Акимова, чтобы тот сам зашел в кабинет начальника охраны. Они встретились, и в глаза Акимову сразу бросилось то, насколько взволнован его визави.
Сычев имел репутацию максимально подготовленного профессионала. Ему пришлось побывать в так называемых горячих точках. Бывший офицер спецслужб, а на заре своей карьеры афганец-десантник. Росту Сычев был невысокого. Плечист. Коротко остриженные волосы с боков обрамляла седина. Лицо, с крупными чертами всегда было спокойно. Вообще его присутствие действовало умиротворяющее. Вместе с тем Акимов понимал, что по необходимости, умиротворение могло вызываться искусственно, с тем, чтобы притупить бдительность.
-Что случилось, Павел Сергеевич?- Успокоительным голосом начал разговор Акимов. Он сел в кресло за столом напротив хозяина кабинета.
Вместо ответа, Сычев протянул посетителю наушники и жестом попросил надеть их. Затем он включил диктофон.
Акимов с первых мгновений записи узнал голос жены. Валентина говорила с кем-то, называя того Алексеем.
С первых фраз стало понятно, что между говорившими существуют давние интимные отношения. В разговоре Алексей часто упоминал о неком заказе, который будет выполнен 12-го
Двенадцатое, это сегодня.. Валентина просила собеседника, чтобы тот был осторожен и не рисковал сам.
Похолодевшей рукой стащив наушники с головы, Акимов почувствовал острую боль за грудиной. Эти боли довольно часто донимали его последние полгода, и в кармане по этой причине лежал баллончик с аэрозолем нитроглицерина.
Акимов дважды прыснул под язык из баллончика и замер в кресле, откинув на спинку голову.
-Принести что-нибудь? - Услужливо предложил Сычев.
-Рюмку коньяка, если у вас есть.
-Имеется - Проговорил офицер.
-Это любовник Вашей жены. Они вместе уже полтора года.
Акимов нахмурился и выпил. Он вспомнил про растущие расходы Валентины и горько усмехнулся.
-А что там за заказ? - Тихо спросил  Акимов, внимательно глядя на собеседника.
-Я думаю вы сами уже все поняли. Заказывают Вас. Вас собираются убить!
По телу Акимова вновь прошли холодные токи, и он подлил себе коньяка.
-Успокойтесь, шеф. Эту ночь Вам лучше будет провести у меня в доме, под городом. Там вы будете в безопасности, под круглосуточной охраной, а мы проведем небольшую операцию по извлечению денежных знаков и накопленных сокровищ у вышеозначенного Алексея.
-Может привлечь милицию? - Предложил Акимов. На это последовал довольно оригинальный ответ:
-Ну что вы, зачем нам отдавать такой кусок милиции. Тем более, что его осталось лишь в рот положить.
Акимов и раньше представлял, что из себя в это тяжелое время, представляют и охранные предприятия и государственные силовые структуры. Хрен, так сказать редьки не слаще. Поделать он все равно ничего не мог, так что оставалось слепо выполнять рекомендации. По праву сказать, на душе у Акимова в тот момент ото всей свалившейся на него грязи было до того тошно, что все последующее лишь от части его интересовало.
«Права была Маруся. Говно!» -пронеслось в голове. Коньяк подействовал, и глубокое, отчаянное безразличие ко всему окончательно овладело им.
 Спустя пару часов, Акимов в компании двух телохранителей сидел в небольшом коттедже в гостях у Сычева и играл в покер. Хозяин отсутствовал.  Пили пиво. Акимову потребовалось прервать игру.
Он извинился перед партнерами и вышел, но не спустился вниз в технический этаж, где располагался туалет, а поднялся на пол-этажа и вышел глотнуть свежего воздуха на небольшой балкон. Видимо это обстоятельство и спасло ему жизнь.
В доме раздался взрыв невероятной силы. Акимов очнулся в снегу  метрах в тридцати от дома. Возле него дымилась чугунная печь, вырванная из сауны. Повсюду лежали обломки дома. Сам дом горел неестественным ослепительно белым пламенем. Акимов почувствовал, что левая рука его сломана, обхватил ее кистью здоровой руки и поплелся от горящего дома в сторону леса. Его документы, ключи от машины и деньги остались в карманах замшевой куртки на стуле в гостиной. Он петляя побрел по дороге идущей к лесу.
Провидению было угодно, хотя вряд ли тут обошлось без самурайской женщины - бывшего зека с русским именем Маруся. Пожалуй, и тут, она задала перцу его ангелу хранителю, дабы тот обеспечил ее любимцу внуку приличный шанс. В общем, так  или иначе, только подобрал на дороге Акимова мусоровоз, а так как раненный ничего ему толком не объяснил, то услужливый водитель отвез странного ободранного буржуя  в  хозяйство Толика.

Толик встретил Акимова настороженно. В столицах полным ходом шла война за влияние на рынке. Нельзя было допустить в колонию человека, чье, пусть, временное присутствие подставит их под удар. Первым домиком, приютившем его был дом Лары.
Толик тогда вошел в домик цыганки и посмотрел на вытянутую на топчане худощавую фигуру новичка.
 Лара смастерила пришельцу шину на руку. Есть больной отказался и вообще, казалось, не замечал действительности. Глаза его были закрыты. На щеках румянцем  стал проступать жар.
-Как тебя звать. Можешь ответить?- Спросил Толик.
-Аким.- Последовал чуть слышный ответ.
Ты что не русский? Спросил Толик всматриваясь в лицо пришельца.
-Ага, немец. - Усмехнулся Акимов и добавил:
-Спасибо Вам за помощь.
-Тебе есть куда идти, немец?- Миролюбиво спросил Толик.
-Нет. - Подумав, ответил Акимов, - Теперь некуда.
-Тогда оставайся с нами. Тебе объяснят правила. Живи пока в домике у водолаза, он мужик положительный, а там, видно будет. Может, сам отстроишься. Материала тут много.

Тут следует сделать некоторые пояснения. Толик был тертый калач. И вряд ли так вот запросто пустил бы к себе непонятного человека. Тот вполне мог оказаться  бандитом. А связываться с организованными братками Толик не хотел. Дело в том, что в ночных новостях, он увидел фотографию новой жертвы криминалитета, физика Акимова. Тот, по версии полиции был взорван вместе с охранником в коттедже не так далеко от свалки.
По словам журналистов, его труп был опознан родственниками по характерным признакам и чудом уцелевшим обрывкам паспорта.
Сложив Акима с Акимовым, Толик получил Немца и успокоился.
По прошествии времени, Толик ни единого разу не пожалел о своем решении.

Понемногу Акимов оправился от контузии и травм.
Потянулись дни спокойной жизни. Примитивный труд на свалке усыплял беспокойство и подавлял ненависть. Месяц за месяцем в какую то трещину пространства уносилось время. Акимова все устраивало. Честолюбивые помыслы, казалось, умерли в момент взрыва.

Ранним майским утречком, полюбовавшись на восход солнца над мусорными холмами, Акимов, вооружившись пикой и объемистым рюкзаком, тронулся по направлению ко вновь поступившим мусорным формированиям. Настроение было -хоть куда. Чайки грелись на солнышке, растопырив крылья.
Вся территория покрылась фисташковым пухом молочной зелени. Множество желтых и белых бабочек вытанцовывали в струях восходящего теплого воздуха. Он стянул с себя куртку и, оставаясь в легком свитере, подставил солнышку спину. Затем разложил вокруг себя пустые банки, и принялся колотить по ним обломком трости. Он пытался воспроизвести знакомую мелодию. Перекладывал банки так и сяк, когда вдруг,  на плече ему легла рука в перчатке из кожи.
Акимов встрепенулся от неожиданности и вскочив, увидел сразу и машину и  незнакомца. В какофонии с банками, Акимов не услышал шелеста шин подъезжающего автомобиля. Теперь, увидев его, он  удивился еще сильнее, потому что это был автомобиль Павла Сычева. Его собственного начальника охраны.
Положивший руку к нему на плече, высокий молодой человек с лицом боксера, обратился к Акимову по имени отчеству и вежливо попросил разрешить обыскать его, на предмет оружия. Акимов, ничего не  понимая, поднял руки кверху и стоял как истукан. Наконец из машины вылез ее хозяин. Сычев немного раздался в теле за то  время, пока они не виделись, и в лице его появилось новое, властное выражение.
Первым желанием Акимова было броситься сию минуту к своему защитнику, однако что-то в глазах Сычева его останавливало.
-Значит, правду сказали, что на свалке обретаешься. Что ж, молодец  что выкарабкался . -Начал тот, не замечая протянутой руки, и  держа свои глубоко в карманах длинного кожаного плаща. Он осмотрелся кругом внимательным профессиональным взглядом.
-А ведь это ко мне обратилась твоя благоверная, чтобы я грохнул
тебя. Это я устроил все тогда. И взрыв тот моя работа. Пришлось домом пожертвовать. Коллегами. И все ради того, чтобы ты, вместо того, чтобы тихо лежать на кладбище, шнырял по помойкам и музыцировал.
-Рядом оно. - Тихо проговорил Акимов.
-Что!? Что рядом то, я не расслышал.
-Кладбище.
-Молодец. Смешно! А мне не очень-то смешно, Акимов! Мне, может быть тошно от всего этого. И тогда и сейчас! От того, что я должен убить тебя. Тебя!
Не твою суку Вальку с ее ё-рем, а тебя! Но если этого не сделаю я, то это обязательно сделает кто-то другой! Понимаешь? Это жизнь  устроена по таким законам!
-Давно?- Холодно спросил Акимов.
-Что давно…-Не понял Сычев.
-Ну, жизнь, говоришь так устроена. Давно?
-Со времен Моисея и его гребаных скрижалей. – Прорычал Сычев. Он вытащил наконец руку из кармана плаща. В ней оказался автоматический пистолет . Сычев прицелился в голову Акимову.
Щелкнул предохранитель. Немец  продолжал холодно смотреть в лицо своего убийцы. 
Вдруг он увидел, как над холмом взметнулись чайки и вороны. Звук выстрела донесся, чуть опоздав за прилетевшей пулей. Пуля наискось пробила Сычеву голову. Охранника окатило кровью. При виде падающего грузного тела  шефа, он первоначально опешил. Однако быстро пришел в себя и полез за пазуху. Он не успел ничего от туда извлечь, потому что раздался второй выстрел и охранник осел с удивлением глядя на Акимова. Из ствола пистолета, в руках Немца, слабеющей спиралью вился  пороховой  дым. Дело в том, что падая, Сычев выронил оружие из рук и пистолет со снятым предохранителем оказался у ног Немца. Подаренного мгновения оказалось достаточно.
Акимов  механически убрал в карман Сычевский пистолет, и на всякий случай, еще раз взглянул на вершину холма. Но и теперь никого там не увидел. Кто же все таки сделал первый выстрел?
Тела он отвез и похоронил в колодце на старом участке свалки. Затем
съездил к сарайчику возле сторожки и взял из него два мешка негашеной
извести. После этого, Акимов отвез мешки к колодцу и высыпал их в него один за другим. Верхнюю одежду и документы сжег несколько поодаль от колодца, который завалил горой крупного строительного мусора. Теперь машина. Он внимательно осмотрел салон БМВ, сел за руль и выехал с территории свалки.

Акимов пересек уже весь огромный город и направлялся к лесу, когда из-за кустов вышел гаишник и потребовал остановиться.
В тот момент, когда он прощался с милиционером, он возблагодарил свою интуицию. Шестое чувство не позволило ему сжечь деньги вместе с остальными документами бандитов. Как пригодились они теперь! Гаишник деловито хрустнул купюрами, убирая их в планшет и козырнул отъезжающему.
Акимов загнал машину в лес. Открыл капот. Перерезал трубку бензопровода и набрал в канистру немного бензина. Спустя десять минут, он шел по дороге с голосующей поднятой рукой. А из леса
поднимался над деревьями густеющий черный дым.

Не далее чем через час, он уже сидел на кухне у Софьи Ивановны и с аппетитом ел  плов из баранины.
-Ну как, Немец, много банок насобирал?- Толик, одетый в спортивные брюки и   вязанную  тельняшку, подсел к Акимову с тарелкой плова. Вместо ответа Акимов протянул ему оставшиеся деньги.
-Ого! Доллары!- Удивился предводитель.
-Это что же теперь за банки валютой рассчитываются?
-Там и рубли есть. -Тихо ответил Немец. -А доллары я на вчерашнем отвале нашел. В коробке из-под ботинок.
-Молодец Немец! – Похвалил Толик и опять спросил:
-А ты выстрелов не слышал? Как раз в твоей стороне стреляли?
-Слышал. Опять кто-то ворон шмаляет- последовал спокойный ответ.
Если и были у Акимова некоторые сомнения по поводу личности стрелка, спасшего ему жизнь, то после расспросов Толика они померкли. В довершение ко всему, Акимов был прекрасно осведомлен, что карабин у них в поселении имелся только у одного человека. Толик не однократно чистил и смазывал оружие на крыльце своего вагончика.
-А коробку из-под ботинок, ты далеко увез?- не унимался Толик. В этот момент он значительно посмотрел на Немца.
-Далеко,- Тихо ответил Акимов, внимательно глядя в глаза собеседника.
-В лесопарк.
-Это ты молодец!- Повеселел предводитель. - Молодец! Потому как безопасность дороже всего!- Он поднялся от стола и, насвистывая, отправился к себе в вагон.

Через неделю Толик опять сам подошел к Акимову на кухне и протянул ему небольшой сверток.
-Это тебе квартальная премия, Немец. Носи!
Акимов развернул сверток. В нем в фирменной упаковке известной немецкой оптической фирмы в замшевой салфетке лежали прекрасные очки в золотистой металлической оправе.
«Неужели золото!»-Промелькнуло в голове. Но более всего он был потрясен, когда, одев очки, убедился в полном соответствии оптики.
Они подходили так, как если бы он сам обследовался у офтальмолога и сделал заказ. Это была одна из многочисленных необъяснимых способностей Толика, умение ставить человека в тупик.
Ведь с момента взрыва и побега из города Акимов нуждался в очках как ни в чем другом. Немец надел очки и величественно осмотрел компанию. Все колонисты притихли с удивлением глядя на преобразившееся лицо своего товарища. Над собранием повисла неловкая тишина. Наконец Расстрига нарушил паузу?
-Ну прямо Чершиль Англицкий!- Брякнул он восхищенно.
Тут все и грохнули. Хохот стоял на всю округу. Кто хлопал по плечу
Немца и показывая на Расстригу повторял «Че-ерчиль!»и покатывался.
Кто трепал за бороду попа и говорил, что Черчилль де, отродясь очков не носил. В общем результатом того собрания, оказалось окончательное и бесповоротное переименование Расстриги в Черчилля.

Прошло еще несколько месяцев, когда с Немцем произошел случай, в очередной раз, перевернувший его жизнь.
Наступила зима, и свалку завалило снегом. Птицы сидели тут и там нахохлившиеся и грязные.
Он тогда сразу обратил внимание на ту невзрачную старую пластмассовую коробку. Она торчала из полиэтиленового пакета вместе с остальным мусором. В такой коробке из-под домино, Афоня хранил очки. Акимов поднял коробку и раскрыл ее. Он с досадой увидел, что половины костей не хватает, и хотел было выбросить находку подальше. Вместо этого он выгреб черные костяшки и положил их в карман куртки. Потом машинально потянул за фетровую подкладку. Подкладка отскочила вместе со стальной пластиной, открывая взору изумленного Акима содержимое тайника…

ЧАСТЬ 2               
ВАЛЕНТИНА.

Валентина воспитывалась в семье провинциальных педагогов. Мама работала завучем школы. Отец в той же школе был преподавателем по труду для мальчиков. Жили ровно без волнений, как студень, в который через чур пересыпали желатину.
Девушка расцвела в русскую красавицу. Только порой, казалось, что часть их семейного студня прокралась в голову к девушке и там все задеревенело. Она словно спала наяву.
Зато мама ее, Альбина Анатольевна на сновидения свою жизнь не разменивала и смотрела на нее в сугубо практическом смысле. Это она первая разглядела в созревающем бутоне этакий апельсин, который в их провинциальной среде просто высохнет и превратится в корку в семье какого-нибудь полуобразованного обывателя- рыболова. Нет! Такая судьба не для ее дочери. И Альбина Анатольевна через знакомых и родственников пристроила свое спящее дитя в училище с «перспективой». Ей объяснили, что в той среде, где работают операторы ЭВМ полным полно холостых ученых или инженеров, и что с Валиными контурами сработает, даже если означенные кандидаты
окажутся полуслепыми. Вот как  хороша была наша Валя.
Ровно так и вышло. Даже еще лучше. Альбина Анатольевна, когда услыхала про «перцев» дом едва дара речи не лишилась. Она на общежитие настраивалась, на служебное или кооперативное жилье, а тут на тебе! Клондайк с одной старушкой в квартире Перцева дома. Ура!
Акимов, в ту пору худощавый, бледный студентик, пролетающий между многочисленными яркими цветами, тоже запал на самый яркий и душистый, и принялся кружить вокруг прекрасного сонного цветка, потеть и всячески волноваться. Их, таких студентиков вилось вокруг Валентины пятеро или четверо.
Она досадовала на себя, что даже не различает их между собой словно китайцев. Все они были взволнованы. Все потели. И все таскали шоколадки. Поэтому когда на празднике жизни появился кривоногий и прокуренный сорокалетний трижды разведенный Боря с бутылкой коньяку и откровенным предложением, Валентина не нашлась сразу что ответить, а потом уже было поздно.
 Боря деловито снял сливки, и, словно полноватый, лысоватый шмель, в вязанном  свитерце и блестящих на заду брюках, отправился опылять следующую полянку. 
Боря проповедовал в техникуме железнодорожников историю КПСС. Валя, почуяв внезапное пробуждение, принялась околачивать пороги его коммунальной квартиры, намекая на замужество и вспыхнувшие в ней наконец чувства. Однако шмелю очевидно было в тот момент совсем не до нее, ибо он уже оттачивал жало для новой разорительной акции.
В этот страстной момент прибыла Альбина Анатольевна. Ей двух минут хватило, чтобы составить представление о морально-материальном положении кривоногого  зятя-сверстника. Она притащила дочь в комнату институтского общежития и устроила дочери промывание
ее сонных, неоперившихся мозгов. 
После строгого допроса по поводу того, кто еще кружится над дочкиной клумбой, мама остановила свой выбор на физике с немного азиатской физиономией и хорошими манерами.
И попала точно в десятку.
Оказавшись после свадьбы в отдельной ленинградской квартире. В семье, где функции свекра и свекрови были минимизированы до одной японской старушонки, можно было запросто считать себя полной хозяйкой. В этих оранжерейных условиях наш апельсин проснулся окончательно.
Жилое пространство странным образом, порой влияет на душевное,
искривляя последнее до неузнаваемости. А со смертью Маруси процесс ускорился.
 К тридцати пяти годам апельсин волшебным образом перековался в чванливую хладнокровную стерву. Хвала проницательности пожилых
зеков-японок с их короткими но точными аттестациями.
Ее самомнение зашкаливало даже в глазах матери. Валентина никогда не любила своего мужа. В их браке она считала себя жертвенной половиной. И в такой ситуации было совершенно естественно появление любовника. Алексей был на пять лет моложе ее. Его самовлюбленность готова была соперничать с Валентининой. Это был высокого роста блондин, с несколько рыхловатым телом. Носил на лице бородку  на испанский манер и затемненные очки, несмотря на то, что обладал прекрасным острым зрением. Алексей  никогда надолго не посвящал себя одному и тому же делу. В институте он недоучился. Сославшись на свой поэтический дар, он решил посвятить себя литературе. Однажды его стих посвященный Первомаю опубликовала одна заводская многотиражка. Алексей скупил едва ли не весь тираж и почивал на лаврах.
Материальные проблемы Алексей решал за счет пенсионеров родителей, которые души в нем не чаяли,  и частично за счет женщин. Вот уже более года, как они сошлись с Валентиной. Его устраивало в ней многое. Они были похожи с Валентиной характерами как брат и сестра. Зато упорного и целенаправленного Акимова Алексей терпеть не мог. Он называл его пренебрежительно «наш монгол». Его ничуть не смущало, что он  продолжал жить на деньги «монгола». Недавно он помог Валентине с продажей Марусиного домика.
Деньги от продажи, Акимов разрешил жене потратить по ее разумению.
Валентина давно уже нигде не работала и  только числилась у мужа на работе лаборантом. Денег ей всегда не хватало. Уж такой широкой натурой обладал Алексей. Не церемонился по мелочам. Кутил за счет Акимова как истинный гусар повеса. Счета в ресторанах оплачивал не глядя.
Когда Алексей узнал о том, что дядя Акимова, тот пожилой японец на похоронах предложил племяннику лабораторию в европейской компании, он почувствовал как почва начинает уходить у него из-под ног. То, что Акимов отказался, еще ничего не значило. Предложение могло повториться.
Алексей забеспокоился. Почувствовал шаткость и неопределенность своего положения. Ведь эдак, чего доброго, Валентина могла  уехать с мужем за границу. Тогда он начал постепенно внедрять в сознание подруги мысль о прекрасной жизни вдвоем на вполне приличное наследство.
К тому времени Акимов, обладая всеми правами на свои изобретения, получил еще два гранта из Европы. Он был основным акционером компании. В общем, уже крепко стоял на ногах.
Приобрел Валентине Пежо кабриолет, а сам стал ездить на Ауди.
Все эти метаморфозы жгли Алексея  огнем зависти. Его собственные дела все ухудшались и ближайшее будущее принимало угрожающий облик. С последнего места работы, куда устроила его Валентина, его с треском поперли за опоздания и прогулы. На литературной ниве он так же не снискал себе лавров. Наконец он предпринял радикальный ход.
Применил тактику мнимого разрыва. Они встретились и после бурных объятий, Алексей, трогательно конфузясь сказал, что вынужден покинуть любимую. Что больше так как раньше  жить не может, а может только так, чтобы рядом  с ней и навсегда. Такие речи женщинам вроде нашей Валентины сущая поэзия. Они не то что убить кого-то, съесть готовы любого, на кого укажет страдающее любящее сердце сожителя. Он рисковал, однако расчет его оправдался. Валентина, носившая в то время второго  ребенка от Акимова, картинно приняла на себя роль жертвенницы и согласилась обсудить с любовником план устранения мужа, отца ее будущего ребенка.
Более всего удивительна была та хитрость, те уловки с которыми эта женщина поддерживала в собственном доме иллюзию любви и заботливого внимания.
Акимов, усыпленный свалившимся на него семейным счастьем, трудился с упоением. Практически, до того момента, когда он прослушал известную запись разговора и вслед за этим выпорхнул из взорванного дома, Немец считал Валентину безгрешной.
К нему пытались подруливать на работе молодые, не обремененные
ответственностью самки, но Валентина своими прелестями заглушила в муже все побочные поползновения до полной удовлетворенности. Он сторонился таких контактов и сильно любил  только одну женщину, свою жену.
Вразумленная любовником, Валентина стала подкатываться к мужу с предложением оформить друг на друга завещание на собственность. Акимов  сначала недоумевал, откуда такие опасения в их столь еще молодые годы. Но потом рассудил иначе и, тронутый Валентиниными беспокойством и заботой о счастье их маленькой семьи, легко согласился подписать все необходимые документы.
- Все, теперь ты полноправная владелица фирмы. Ты и наша девочка.
Они уже знали от врачей пол будущего ребенка.
-Валюшка, давай в Крым маханем, в Коктебель или Судак. Долина вин,
представляешь? Галицынское шампанское. Карадаг!
-Правда волшебно звучит?
-Не очень то волшебно.- Валентина надула губки,- Я на Мальорку хочу.
-Ну на Мальорку, так на Мальорку. Ты знаешь, я сейчас Марусю вспомнил, как она тебе про Крым рассказывала, помнишь!?- Он радостно по-мальчишечьи рассмеялся.- Про велосипед, помнишь!
Валентину передернуло от воспоминания, но она сдержалась и деланно заулыбалась.
-Акимов! Когда мы с тобой от этой рухляди избавимся и гараж освободим.- Она имела в виду Афонину «Победу».
-Никогда !-Муж стал вдруг серьезен и, посмотрев на Валентину поверх очков пристально, повторил:
-Ни-ког-да.

РЕВАНШ.

Валентина  лежала в отдельной палате родильного отделения, кормила остроносенькую в отца девочку грудью и со слезами вспоминала тот момент, когда муж произнес это «никогда». Она вспоминала, как вдруг почувствовала тогда уважение к этому незнакомому по сути человеку. Что-то еще, особенное больно шевельнулось тогда в ее душе. И еще она вспомнила свое, пусть сиюминутное,  сожаление о задуманном коварном предательстве.
Что ожидало ее теперь, по выписке из больницы. Встреча ненавидящего ее нищего Алексея. Их двушка в Удельной с окнами на помойку.
Валентина встрепенулась от того, что ребенок заплакал. Она принялась, глотая слезы, укачивать дитя, а страшные картины ближайшего будущего выстраивались перед нею шпалерами, одна безнадежнее другой. Теперь она не могла рассчитывать даже на собственную мать. Альбина Анатольевна похоронила мужа и сама
сильно болела.
Вся собственность Валентины перешла к  Павлу Сергеевичу Сычеву. Бывшему главе службы безопасности Акимова. Организатору и исполнителю ликвидации своего шефа. Именно к нему подбирала ключ наивная в своей жадности женщина. Она даже неоднократно переспала с ним, для того, чтобы крепче к себе привязать. Сказалась провинциальная самоуверенность и глупость. Наконец он согласился на ее предложение, только ради их сильного взаимного чувства, ну и так далее…
На деле все получилось иначе. Сначала он выполнил свои обязательства по плану взрыва Акимова в коттедже, а потом предъявил радостным «наследникам», записи всех их подготовительных разговоров. Записи никак не касались фигуры самого Сычева, зато будущие «молодожены» в них изобличались полностью.
Предъявив материалы, Сычев мастерски закончил свою партию. В положенный срок вступал в силу новый договор. В соответствии с ним все имущество и акции погибшего переходили к Сычеву в той или иной форме. Отношение к мужниным деньгам его бывшей супруги носили с этого момента, формальный характер.
Однако и этот низкий человек не долго упивался богатством мужа. Прошлой весной он пропал. Исчез бесследно. Говорили, что он стал жертвой междоусобиц в криминальной среде. После того как Валентина попыталась сунуться со своими правами в совет акционеров, к ней приехали домой трое внушительных молодых людей и полчаса разговаривали с ней. Этого разговора хватило для того, чтобы Валентина неделю пролежала в постели. Глотала таблетки от давления и с ужасом выглядывала на улицу из-за занавески.

На третий день после родов Валентину выписали, и Алексей привез ее домой в угрюмом молчании. Он собирался сегодня расставить все точки
в их запутанных отношениях и избавиться наконец от неожиданной обузы. Никаких планов женитьбы на увядающей Валентине у него и в помине не было.
Дома дочку и внучку поджидала Альбина Анатольевна. Она поцеловала дочь и стала извлекать из сумки подарки. Внезапно она остановилась и, махнув рукой проговорила:
-Ой, я забыла совсем. Вам заказное письмо откуда-то из-за границы пришло.
-Из Японии?-  Единым духом выкрикнули Алексей и Валентина.
-Не-ет. –Протянула старуха, пытаясь прочитать надпись на штемпеле.
- Дайте ка сюда, мамаша!- Раздраженно проговорил Алексей вырывая из рук Альбины конверт.
Некоторое время он читал. За тем отложил письмо и уставился на Валентину.
-Ну!?- Нетерпеливо воскликнула та.
-Приглашают в Финляндию для презентации моющих средств.- удивленно проговорил он и снова принялся перечитывать.
-Здесь говорится, что выбор пал на нас случайно и что это межгосударственная кампания в интересах рекламы. Нас будут показывать по телевизору.
-А заплатят?- Поинтересовалась Валентина.
-Здесь написано, что все издержки за их счет плюс десять тысяч евро гонорар за работу на съемках.
Впервые за последний месяц в их доме вновь опять звучал радостный смех и звенели бокалы. Валентине казалось, что тяжелое время осталось позади и возвращается время надежд. Всей душой это избалованное, примитивное создание стремилось побыстрее натянуть на глаза желанные розовые очки.

Через месяц за ними приехала машина из финского города Тампере. В машине, кроме шофера, был менеджер компании производителя моющих средств Мика Ходсен . Он был общителен и только легкий акцент выдавал в нем иностранца.
-А вы для финна отлично владеете русским языком.- Заметила Валентина кокетливо.
-Дело в том, что я долгое время жил в Эстонии- ответил представитель.
По дороге он поочередно снимал на видеокамеру то всех членов семьи по - отдельности, то всех вместе.
За окном стемнело, и пошел дождь.
-Ваш контракт пока полежит у меня. - Сообщил финн.
-Он требует определенных доработок по месту. Если хотите, можете задавать вопросы - Он повернулся с камерой и удивился, обнаружив всю семью спящей.
 
В просторной светлой квартире четырехэтажного дома велись приготовления к  съёмкам первого дубля рекламного блока. В нем, согласно сценарию, русская семья, приехав в Финляндию, сталкивается с новым моющим средством , благодаря которому, у них налаживается вся их семейная жизнь.
В отдельном помещении Валентина ухаживала за ребенком. Одевала его в яркие тряпки с эмблемой компании. Эта работа. Этот немудрящий труд, отводил от нее те тучи, что подбирались к ней в Питере со всех сторон.
Мика кружил по комнате. Расставлял весы, колбы по окрашенным полкам вдоль стен. Какие то приборы стояли тут и там на деревянных тумбочках.
Их роль сводилась к тому, что они, очарованные волшебным действием стирального порошка накупили его впрок оптом и теперь дома расфасовывают по коробкам. На коробках значилось наименование фирмы. Алексей должен был насыпать порошок в коробку, а Валентина с ребенком на руках подходила и со словами:
-Не забудь самое главное дорогой, - она с улыбкой бросала туда пакетик с таблеткой реагента, который продлевает срок службы стиральных машин.
Несколько раз прорепетировали. Наконец приготовились к генеральной съемке. Валентина с Алексеем выучили текст и с улыбкой сели напротив входной двери. Мика с телекамерой вышел из квартиры и попросил гостей о полной десятиминутной готовности.
Щелкнула входная дверь и будущие супруги уселись напротив нее.
Они широко по-русски улыбались, когда в квартиру ворвались вооруженные люди в касках и бронежилетах. Ворвавшиеся повалили обалдевших «артистов» на пол и одели наручники. После этого, старший офицер приказал посадить их на стулья и принялся что-то по фински говорить. Валентина, черт знает во что готовая была поверить теперь, с облегчением разглядела шевроны на ворвавшихся людях.
-Мы русские! -прокричала она офицеру.- Снимаем рекламу! -Офицер понимающе кивнул головой.
-Это полиция, дорогой.- Успокоила она Алексея.- Наверно этот Мика
с налогами чего-нибудь напортачил. Сейчас разберутся и отпустят.
Алексей прибывал в истерическом состоянии. В глазах у него кипели слезы. Губы дрожали.
-А наручники зачем? Автоматы?- промычал он.
-Ну наверно много задолжали. Ничего, разберутся.
Наконец в комнату вошел пожилой грузный человек и обратился к Валентине по-русски: -Что вы здесь делали, вместе с вашим мужем, мадам?
Валентина все подробно объяснила пришельцу. Тот разорвал один пакетик с «реагентом» и понюхал содержимое. Понюхав, усмехнулся, что-то сказал толстому и они рассмеялись.
-Почему вы смеетесь- Обратилась Валентина к толстяку.- Нас отпустят?
-Не думаю, что скоро, мадам. Судя по всему,- Он взял со стола пакетик с таблеткой и показал на него.- это героин.
Раздался глухой стук. Это Алексей от всего перенесенного упал со стула на пол.
-Обморок.- Констатировал толстяк.

Потянулись дни расследования. Как оказалось, никакого Мика Ходсена
никто не знал. Такой человек никогда не регистрировался в этой стране.
-Ну да.- Вспомнила Валентина.- Он говорил, что жил в Эстонии.
Молодой адвокат, назначенный от правительства  рекомендовал им
признать очевидные факты и искать компромисса с обвинителем.
Тем более что флеш карта отснятая Микой была найдена среди коробок полицейскими. На ней семейная парочка с улыбкой расфасовывает наркотик в пакеты со стиральным порошком.
 Они разговаривали с адвокатом в специально отведенном помещении. Вдруг, Алексей смертельно побледнел.
-Что с тобой, милый?- Испугалась Валентина.
-Имя!- Одними губами прошептал тот.
-О чем ты?
-Переверни имя, дура! Мика Ходсен, наоборот Аким не сдох!- Он засмеялся. С Алексеем началась истерика.
Адвокат со скептическим выражением лица терпеливо выслушал ошеломленную подследственную с ее новой диковатой версией. Однако, посоветовал на суде придерживаться прежней версии. Тем более, что попытка избавиться от мужа при обнародовании может закрыть перед ними дверь на свободу на еще больший срок.
«Ну дают эти русские!» -Проговорил молодой юрист, выходя из здания полиции и закуривая.
.
Накануне суда, Валентину посетил адвокат и сказал, что ее ожидает чиновник из попечительского комитета. Он предлагает оформить
удочерение ее ребенка  обеспеченным человеком, который к тому же был знаком по работе с отцом девочки.
- Кто это? Назовите мне его имя.- Встрепенулась несчастная мать.
-Чье? -не понял адвокат.
-Этого знакомого мужа.
-Мистер Дойч. Вам ничего не скажет эта фамилия.
-Нет, погрустнела Валентина. Дойч. Немец какой-то. Она ожидала с надеждой услышать фамилию японца. Ну, посмотрим.
Валентина  понимала, что не может отдать девочку матери. Та была онкологической больной, и только Бог ведает, как долго ей осталось жить на этом свете. Был еще вариант приюта. Будь что будет.
        Ее ввели в небольшое помещение, где сидел дородный лысоватый клерк в пиджаке с потертыми локтями и перебирал страницы документов.
-Мистер Дойч, как вы понимаете, мадам, фамилия условная. Девочка не должна знать о вашем существовании, поэтому настоящее имя будущего отца останется для Вас тайной.
 Он поднялся, отворил дверь в соседнюю комнату и жестом пригласил Валентину пройти в нее.
-Познакомьтесь, мистер Дойч.
Валентина вошла в комнатку на непослушных ногах и скорее сползла, чем села на стул.
Перед нею сидел Акимов. Он был шикарно одет. Бежевое пальто из ламы было расстегнуто. На нем был одет строгий темно-серый костюм, голубая рубашка и галстук с булавкой. Валентина так хорошо все рассмотрела, потому что камень в булавке поразил ее своими размерами. Она знала толк в камнях и была убеждена, это настоящий, чрезвычайно крупный и чертовски дорогой бриллиант.
Она молча вгляделась в лицо своего бывшего мужа.
Как всегда спокойное, загорелое и худощавое. Из-под очков на нее смотрел тот же знакомый взгляд умных внимательных глаз.
Он сильнее осунулся и что-то новое, жесткое заменило в его глазах лукавую веселую искру. Она невольно подалась, качнулась в сторону этой новой силы его. Его респектабельности и спокойной уравновешенности. Его ПРАВДЫ жизни. Ей так хотелось, чтобы все немедленно оказалось сном. Чтобы они вышли отсюда, и она держала его за тонкую,  сильную руку.
   Валентина беззвучно плакала. Плакала и подписывала документы, пока не подписала последний. Клерк заговорил с мужем по-английски. Передал ему папку с документами и они пожали друг другу руки. В дверях мистер Дойч обернулся и еще раз напоследок пристально посмотрел на плачущую женщину. Затем слегка поклонился и исчез.

                ЭПИЛОГ.
По парку университетского городка не спеша, переговариваясь, прогуливались двое мужчин. Они были примерно одного возраста. Обоим было слегка за сорок. Одеты они были в легкие летние костюмы.
-Толик, может все-таки останешься здесь. Будешь в деле партнером, подумай. Лучше тебя мне все равно не найти.
-Да я сто раз уже подумал, Немец, дорогой мой человече.
Тот, которого звали Толиком, хлопнул собеседника по плечу.
-Там в Сибири все мои остались. Поеду. Не по нраву мне столичная жизнь. Угнетает она меня. Плохо мне здесь. Поеду к матери в деревню. Построю большую современную ферму. Коров буду выращивать. Сыр хочу свой собственный изготовлять. Это мне нравится. И ты с Маруськой ко мне переберешься, если в Токио не уедете.
- Нет. Не уедем. Здесь останемся. Здесь мои Маруся с Афоней лежат. Куда я от них.
Они еще некоторое время поговорили, обнялись. Потом пожали друг другу руки, и Толик упругой бодрой походкой покинул парк.
Акимов проводил друга долгим теплым взглядом и повернулся туда, где на площадке возились дети. Он поискал глазами и позвал Дочь.
Остроносая, худенькая Маруська одетая как мальчишка в джинсы и футболку, вылетела из толпы ребятишек и бросилась к отцу на руки.
-А бабушка где,- Спросил отец.
-А вон она к нам с мороженным идет. Урааа бабуля! - Она захлопала в ладоши.
Альбина поравнялась с зятем и внучкой и вручила им по мороженному.
-Папа, а пошли вечером на озеро уток кормить.- Спросила вымаранная мороженным мордашка.
- Нет Марусь, вечером мы идем с тобой и с бабушкой к тете Ларе в театр. У нее сегодня бенефис.
-А что это, бенефис?- Не унималась малявка. Тут бабушка принялась подробно объяснять внучке значение незнакомого слова. Затем осмотрелась вокруг и спросила:
-А где ваш приятель? Ведь я и ему взяла пломбир.
-Он уехал-Вздохнул Акимов. –А его мороженное мы найдем кому поручить!- Все трое засмеялись.
Некоторое время они шли и молча  ели. Потом старушка спросила, легонько дернув зятя за рукав.
-Я давно хотела Вас спросить. От чего Анатолий вас постоянно называет Немцем.
Акимов остановился.
-А это, Альбина Анатольевна, очень старая и странная история.
Он осторожно взял тещу под руку и принялся не спеша что-то говорить.
Внезапно Немец обернулся и расцвел детской жизнерадостной улыбкой. Он увидел как в тени деревьев за ними след в след идут по аллее его Маруся и Афоня.
 Идут обнявшись,
                грызут семечки
                и смеются.

                Сюрьга  2011-05-13