Эмигранты. Йован

 Йован и не подозревал, что умеет  жить красиво. Все его сто двадцать шесть удочек, как худенькие  солдаты, выстроились  в аккуратных пазах  вдоль стены специальной рыболовно-охотничьей комнаты. Ружья и пистолеты разместились напротив  в застекленных шкафах добротной  амишевскй выделки. Для блесен приспособил инкрустированные ювелирные шкатулки орехового дерева. Пол выстлал мореным дубом, а потолок нанятый ради такого случая художник разукрасил луной, солнцем и синими звездами. В общем, неземной красоты вышла комната! Остальное в доме, впрочем, Йован не тронул вовсе.
  Нет,  он  не выиграл в лотерею Пауэрбол, не заработал на акциях Майкрософта, не ограбил банк Кредитного Союза,, не сорвал куш в кливлендском казино "Золотая Подкова", не отыскал  клад отчаянного  самолетоугонщика Д.Б. Купера.
  Йован  просто разбогател. Более того, разбогател внезапно.
 
  Всё началось на тихой захолустной дороге, когда мы ехали в его охотничьи угодья. Лет десять назад он по дешевке  прикупил двадцать акров леса на юге штата, недалеко от Парижа и справа от Лондона. Друзья-сербы помогли поставить на подходящей полянке старый вагончик. На охоту всегда собирались большой компанией. Не припомню, чтоб  они завалили хоть одного оленя, но пили много.
  Напившись, стреляли по пустым банкам, распугивая остатнюю дичь, и жарили целого барашка на каком-то средневековом самодельном ручном вертеле. Барашком опытные охотники запасались заранее в румынской мясной лавке.

  За годы полянка обросла  предметами роскоши: ржавым холодильником под навесом, газовой плиткой, разномастными креслами, газонокосилкой...Электричество добывали от бензинового генератора, частенько обходились и без электричества, по-простецки. В конце концов, и праздники тоже стали отмечать на заповедной поляне.  В тот день  мы ехали на Славу. Это подобие именин, в честь семейного святого. За столом в городском доме Йована мы уже посидели, отведали калача и коливо, теперь наши грешные души жаждали продолжения банкета на свободе.

  - О! Синиша из отпуска  вернулся! – Йован прижал пикап к обочине. Там уже стоял полицейский крузер с маленьким прицепом. На прицепе гордо возвышался зеленый сортир. По обочине лениво бродило полдюжины зэков в оранжевых комбинезонах, вооруженные лыжными палками. Они накалывали бумажки и прочий мусор и собирали все в пластиковые  мешки, ловко перекинутые тесемками  через плечо. Чисто коробейники.

  Синишу, который чаще отзывался на имя Сэм, я впервые увидел у Йована. Йован, от избытка симпатии и пива, с подлинной славянской широтой пытался подарить мне револьверчик. Я отнекивался, говоря, что такое старье стрелять не может в принципе.
  - Пуши курац! – не выдержал Йован, вышел во двор и всадил шесть пуль в предвечернее небо. Через три минуты перед домом лихо затормозил полыхающий цветными огнями полицейский Форд.
- Йован, - укоризненно покачал головой Сэм, входя в гостиную, - ты же знаешь, что в жилом квартале стрелять нельзя. Соседи волнуются.
  - Курвы. – Коротко пояснил Йован. – Пиво будешь?
  - Так я же на дежурстве.
  - Из холодильника.
  - Неси, - вздохнул Сэм.

  Мы подошли к открытому окну полицейской машины.
  - Белград стоит? - Вежливо спросил Йован.
  - Белград стоит. – Солидно кивнул развалившийся за рулем  Сэм. Неожиданно он оживился. – Меня научили сбивать ракеты воздух-земля! Слушайте, когда ракета летит между домами и ей надо поворачивать, она слегка останавливается!
  - Как это? – опешил Йован. – Она же ракета.
  - Тормозит и думает. Вот тут, если сверху хорошенько прицелиться, её и можно сшибить!
  - Стесняюсь спросить, пан офицер, - встрял я, - разрешите «люстру» включить?
  - Сюда ткни, - великодушно подвинулся Сэм.
  Я влез по пояс внутрь салона, забитого электронными коробочками и проводами, и куда-то ткнул. На крыше бесшумно заиграли сине-голубые сполохи. Зэки дружно бросили свои палки и, как зомби,  потянулись на свет. Сэм схватил микрофон, командный голос сотряс пыльный воздух:
  - Куда?! До перерыва еще сорок минут! Живо за работу!
  Разочарованные санитары леса понуро разбрелись вдоль дороги.
  - Тунеядцы, - сплюнул Сэм, - все как один. Кстати, Йован, ты помнишь миссис Джонс? Соседку твою?

  Йован задумчиво наморщил лоб. С соседями он не ладил. Они нагло утверждали, что пчелы из трех ульев на заднем дворе Йованского дома жалят всех подряд. «Мои пчелы,— кипятился Йован,— взлетают вверх вертикально, как истребители! Они пасутся на клеверном поле за восемь миль! Моим пчелам плевать на их жалкие худосочные цветочки!».
  Соседи его не понимали и продолжали жаловаться. В результате, закон города Фаэрлона менялся трижды, постепенно увеличивая дозволенное расстояние между ульями и участками соседей, пока Йован не уразумел, что ульи скоро окажутся посередине  его  кухни, и не перевез  их  на все ту же волшебную полянку.

  - Лесная соседка, - уточнил Синиша.
  - Миссис Джонс! – вспомнил Йован. – У нее же пятьдесят акров! Никогда не понимал, зачем богатой старушке столько земли. Картинки или статуэтки – это святое. А лес-то ей на кой сдался?

  Это была правда. Из таких старушек на любом аукционе произведений искусства состоит добрая половина покупателей. И зачем? Как гласит ирландская пословица, саван карманов не имеет.

  - Так вот, - Сэм понизил голос. – Она стала еще богаче. Сдала свой лес в аренду на пять лет. По миллиону в год.
  - Кому в аренду? – не удержался я, - оленям?
  - Сам ты олень. – огрызнулся Синиша. – Нефть качать будут. Так что, ты, Йован, не теряйся. Если у нее нефть нашли, то и у тебя найдут.  Главное, чтобы в бумагах были mineral rights.
  - Чего минерал? – растерялся Йован.
  - Право на все, что под землей. Ты, когда купчую подписывал, mineral rights добавил?
  - Не помню, - убито промямлил Йован, - я вообще в английском не очень...
  - Упустил ты свой шанс...А мог бы тоже картинки покупать. Рубенса.

  Весь праздник Йован был не в свой тарелке. Он пересолил  суп чорба, чуть не спалил барана. А кулинаром  был от Бога. В югославской армии поваром служил. Играючи готовил  хоть на десять едоков, хоть на сто. Он вспоминал свою жизнь, брошенный дом в Нови Саде, первые годы в Америке, чертову Аризону с сорокаградусной жарой, от которой почти плавилась строительная каска. Сына, так редко приезжавшего из Хьюстона, из своего НАСА. Глухую неприязнь к американцам, которым свобода досталась по наследству, как королевская власть. Сбежавшую жену, которая тихо говорить не умела и сразу переходила на ультразвук. Больные колени,  детство,  мечты, потери, работу полировщиком, которую не мог бросить,  несбывшиеся планы открыть кофейню...

  На обратном пути Йован затащил меня к себе. Долго по-медвежьи рылся в рассохшемся книжном шкафу,  плюхнул на стол тощую папку:
  - Глянь там, про  минералы... А то я волнуюсь чего-то...
  На договоре о продаже я нашел нужный пункт. Подчеркнул карандашом: mineral rights included.
 
  A спустя несколько недель девушка в очечках до обидного  буднично и без фанфар подсунула Йовану на подпись лист бумаги. Он стал миллионером. У него снова было все впереди, и это было - прекрасно. Одно не совсем хорошо: в прошлом месяце ему исполнилось шестьдесят восемь лет.
  Да, чуть не забыл, - к бараньему вертелу Йован  приделал электрический мотор.