День хорька

   Взаимоотношения Тома и Джерри — пример истинной садомазохистской любви.

   Катин — лучший следователь по особо неважным делам районного масштаба, что-то писал на листке бумаги, лежащем перед ним на столе. Задержанный гражданин ёрзал по стулу, громко вздыхал и морщился, периодически бросал насторожённые взгляды на следователя, вытянув шею, пытался прочитать перевёрнутые записи. В конце концов, он отказался от мысли выудить секретную информацию, уставился в одну точку и, посидев неподвижно какое-то время, начал засыпать.
   Следователь закончил писать, перечитав написанный текст, самодовольно улыбнулся, вложил лист в папку и посмотрел на задержанного гражданина рентгеновским взглядом. От нанесённого зрительного удара тот мгновенно проснулся.
   — Ну что, будем сознаваться? — спросил Катин, «беря корову за вымя».
   — В чём сознаваться? — в свою очередь спросил задержанный.
   — Ты мне тут не строй дурака и не валяй ваньку, — Катин положил руку на папку. — Свидетельская база — страшная сила.
   Задержанный круглыми глазами посмотрел на заведённое дело.
   — Я, может, и сознался, если бы знал, в чём? Вы хоть намекнёте?
   — Никаких намёков, у меня всё зафиксировано точно, — следователь постучал указательным пальцем по папке. — Третьего числа сего месяца ты совершил попытку бесплатного проезда в трамвае маршрута номер пятнадцать.
   — А сегодня какое?
   — С утра было шестое.
   — Мама дорогая! — Задержанный схватился руками за голову. — Три дня как корова языком слизала!
   — Выключи дурака, — следователь ехидно улыбнулся. — Чистосердечное признание смягчает вину и облегчает наказание.
   — Я совершенно ничего не помню.
   — Ничего? — радостно спросил Катин.
   — Ни бум-бум, — подозреваемый потёр ладонью лоб. — Товарищ следователь...
   — Магаданский олень тебе товарищ!
   — Гражданин следователь...
   — Граждане все в Париже. Надо говорить — господин следователь.
   Подозреваемый тяжело вздохнул.
   — Хорошо, господин следователь, я обычно не успеваю купить билет — если есть свободное место, то сажусь и сразу отрубаюсь. Однажды вот так сел и тут же вырубился. Потом проснулся, вышел на своей остановке и, как положено, пошёл на работу. Прихожу туда, а сторож мне заявляет: «Ты что припёрся, тебе же в первую смену?..» Сел — темно, вышел — темно, немудрено вечер с утром перепутать. — Он снова тяжело вздохнул. — Был ещё случай — просыпаюсь, иду и думаю: «Сейчас ванну приму, кофе попью и в постель…» Прихожу домой, а жена мне говорит: «Ты где шлялся, тебе же через час на работу выходить?..» Представляете — я всю ночь в трамвае проспал. Водитель с кондуктором добрые попались, не стали меня будить. К сожалению, не все у нас такие. Один раз ваще труба. Как обычно сажусь, кажется, в трамвай, а просыпаюсь почти голый на деревянной наре. Вроде бы обычное дело — в трезвяк попасть, так нет, дальше начинаются неприятные чудеса. Выпускают меня из трезвиловки — бац! — снова просыпаюсь на наре. Ну, думаю, мистика! Через какое-то время опять выпускают — опа! — не поверите — на наре, что любопытно, на той же самой. Всё, думаю, наступил День Хорька!
   — Какого хорька?
   — Есть такой фильм, называется «День Хорька». Там один мужик всё время возвращается в один и тот же день, на одно и то же место.
   — Может, «День Сурка»? — рассмеявшись, спросил следователь.
   — Какая разница — сурка, хорька… В общем, всё думаю — я теперь навечно к этой наре прикован. Сержант дверь открывает, я к нему — говорю: «Помоги друг, у меня День Хорька наступил!» А он надо мной смеётся, говорит: «Допился, алкаш, до хорьков допился!» Баба в белом халате вдруг неожиданно ко мне подходит, очочки свои поправляет и противным таким голосом говорит: «Какой интересный случай, всем чёртики мерещатся, а этому — грызуны». Я их умоляю: «Родные вы мои, спасите! Мне же отсюда никогда не выйти!» А товарищ сержант говорит: «Да ты успокойся. Ничего страшного не произошло. Штраф за тебя заплатят — выйдешь. Денег-то у тебя больше нет. Дорогой ты наш, не надо опохмеляться. Ведь тебя уже третий раз за сегодняшние сутки к нам привозят».
   — Ну и как закончился День Хорька? — продолжая улыбаться, спросил следователь.
   — Жена меня купила и Хорька придушила.
   — Ладушки, — сказал Катин. — Повеселил ты меня на славу, теперь давай конкретно, по существу.
   — Я уже вам говорил, что сразу вырубаюсь. Но если меня всё же удаётся разбудить, то я за проезд обязательно плачу.
   — В этот раз ты отказался платить. Кроме того, ответил кондуктору... — Следователь полистал дело. Найдя нужное место, прочитал, водя пальцем по листку бумаги: «…Трёхэтажной отборной нецензурной бранью».
Подозреваемый некстати улыбнулся.
   — Кто же её в таких случаях отбирает и соизмеряет?
   — Кто надо, тот и соизмеряет! — грозно сказал Катин. — Почему ты отказался платить?
   Подозреваемый почесал затылок.
   — А-а, наверно, потому, что совсем недавно со мной произошла неприятная история. Вы мне, не поверите. Однажды утром в кармане я обнаружил семнадцать трамвайных билетов. Похоже, шустрая кондуктор мне попалась, и я билет покупал у неё на каждой остановке. Третьего числа, возможно, из-за того случая, я подумал, что уже заплатил за проезд.
   — Ладненько, — Катин хитро улыбнулся. — Зачем ты ударил ножом кондуктора в грудь?
   — Мама дорогая! — очень удивился подозреваемый. — Ножом?! Ха, да я отродясь не ношу с собой ножи.
   — А как ты пиво открываешь?
   — Пиво? Зубами. Ещё могу «глазом» открыть.
   — Как это, глазом?
   Подозреваемый оживлённо заёрзал по стулу.
   — Дайте бутылку — покажу.
   — Здрасте, счас пивбар тебе здесь открою!
   — Интересно всё ж таки, господин следователь, где я нож-то взял?
   — Ты выхватил его у кондуктора.
   — Да-а?! — снова удивился преступник такому открытию. — А кондуктору зачем он нужен?
   — Зачем, зачем — билеты отрезать!
   Лицо преступника продолжало выражать крайнее удивление.
   — Скажите, пожалуйста, господин следователь, а в какую грудь я её ударил — левую или правую?
   — Вот я тебя и поймал, — радостно сказал Катин. — Откуда ты знаешь, что кондуктором была женщина?
   — Да нет, я просто подумал, что ими обычно женщины работают.
   Катин перелистал несколько страниц.
   — Это ещё не всё. Того же числа в городском парке имени Пушкина А. С. ты зверски изнасиловал гражданку Курицыну С. А.
   — Да-а?! Мама дорогая! А зверски — это как?
   — Как, как — молча! Испугавшись ответственности, ты её задушил и утопил!
   — Где?! Мама дорогая! Где мог я её утопить?!
   — Где, где — в пруде!.. В пруду. — Катин начал возбуждённо листать дело. — Кроме этого, ты заложил...
   — Вот это я категорически отрицаю, — нагло перебил следователя преступник. — Обложить, положить, в крайнем случае, наложить — это я могу. Заложить? — он замотал головой. — Нет!
   — Ты заложил двести граммов тротила.
   — Какого ещё тартила? — явно притворяясь, спросил преступник. — Я незнакомые напитки не употребляю. Тартиллу знаю, но только черепаху.
   — Тартил... тьфу ты! Тротил — это взрывчатка. Ты её заложил в подъезде дома номер сорок три по улице Партизанской. Кстати, это тоже не всё. При задержании ты откусил нос у следователя Варварина, таким образом нанеся ему наитягчайшее телесное повреждение, в результате которого тот полностью лишился своих профессиональных навыков...

   — Алло, Павел Арестович, докладываю: как я и предполагал, преступник во всём сознался и подписал чистосердечное признание. Всё как положено — «с моих слов записано собственноручно», число, подпись. Как мне это удалось? Ха-ха. Я распрыскивателем набрызгал пиво на включённые лампочки. Ха–ха, так тут такой запашок стоял — похлеще, чем в пивбаре. Клянусь! Сам еле выдержал… Как я связываю все эти события? Очень просто. Дело было так: выпил — заложил, выпил — обложил, выпил — ударил, выпил — изнасиловал, выпил — задушил, выпил — утопил, выпил — укусил. Не выпил — сердечночисто признался. Всё!

2003 г.