Великому Бунину. Беатриче. Лаура

    Воспомним, что  сказала Она,  прекраснейшая Солнца –
возлюбленному своему, о, прекраснейшая из лучей Солнца!
    В лето  господне тысяча триста двадцать седьмое
синьор  Франческо прибыл  в город Авиньон в Провансе в то время лихое –
в  числе многих  прочих, что раньше сидели за одним столом,
последовавшие в изгнание за святейшим  престолом.
    Через год же после того случилось однажды поутру,
что он встретил на пути своей юной жизни  – донну Лауру
и полюбил Её великой любовью – любовью Её кумира,
приобщившей Её к лику Беатриче и славнейших женщин мира.
   В тот год, в шестой день месяца апреля
слушал он утреннюю службу в церкви Сэн-Клэр, в Авиньоне, среди многих слушающих;
и вот, когда, отстояв службу, вышел он из церкви на  площадь, глядя на других выходящих,
то увидел донну Лауру, дочь рыцаря Одибера, юную супругу синьора Уго, но синьора лик в тот раз
не удержался в памяти потомства – достойный, но обычный образ.
Он увидел Её  в ту минуту, когда Она показалась в церковном портале в первый раз.
   Та весна была в его жизни  двадцать третьей, в  Её – двадцатой.
И если обладал он всей красотой,
присущей юным летам, пылкому сердцу и благородству крови,
то Её юная прелесть могла почитаться  небесной. Блаженны видевшие  Её! –Изумителен лик, брови!
Она шла, опустив свои чёрные, как эбен, ресницы; Её прекрасные глаза заслоняли  веки,
когда же подняла их, солнечный взор Её поразил его навеки.
    На страницах Вергилия, своей любимейшей книги, с которой он  никогда не расставался,
которая лежала у его изголовья, он, в старости, пишет, будто только что Ею очаровался: 
    Лаура,  славная  собственными  добродетелями  и воспетая мною,
впервые предстала моим глазам  в мою  раннюю  пору, в  лето господне  тысяча  триста двадцать седьмое, 
в  шестой  день месяца апреля, в Авиньоне; и в том же Авиньоне в том же месяце апреле, в тот же шестой день,
в тот же первый час, лето  же  тысяча  триста сорок восьмое, угас чистый свет Её жизни. Настала тень.
   Двадцать один год он славил земной образ Лауры – божеству подобный;
ещё четверть века – её образ загробный. 
––––   
Великому Бунину. Прекраснейшая Солнца. (Отрывок).
   Воспомним, что  сказала Она,  прекраснейшая Солнца, возлюбленному своему...
-- В лето  господне тысяча  триста двадцать  седьмое  синьор  Франческо прибыл  в город Авиньон в Провансе, в  числе многих  прочих, последовавших в изгнание за святейшим  престолом. Через год же после того случилось, что  он встретил на пути своей юной жизни донну Лауру и полюбил Ее великой любовью, приобщившей Ее к лику Беатриче и славнейших женщин мира.
   В тот год, в шестой день месяца апреля... слушал он утреннюю службу  в церкви Сэн-Клэр, в Авиньоне; и вот, когда, отстояв службу, вышел  из церкви на  площадь, глядя на  других выходящих, то увидел донну Лауру,  дочь рыцаря Одибера,  юную  супругу синьора Уго, коего достойный,  но  обычный образ  не удержался в памяти потомства. Он увидел ее в ту минуту, когда она показалась в церковном портале.
-- Та весна  была в его жизни  двадцать третьей, в  Ее --  двадцатой. И если обладал  он  всей  красотой, присущей  юным  летам,  пылкому  сердцу  и благородству крови, то Ее юная прелесть могла почитаться  небесной. Блаженны видевшие  Ее  при  жизни!  Она шла,  опустив свои черные, как эбен, ресницы; когда же подняла их, солнечный взор Ее поразил его навеки.
  Шестой  день того апреля был сумрачный, дождливый,  один из  тех, каких всегда бывает немало  ранней весной в  Авиньоне,  было и в то время, которое называется теперь  древним и в  котором все  кажется  прекрасным: и весеннее ненастье,  и старый каменный город, потемневшим под дождями, все  его стены.
   На страницах Вергилия, своей любимейшей книги, с которой он  никогда не расставался, которая лежала у его изголовья, он, в старости, пишет: 
- Лаура,  славная  собственными  добродетелями  и воспетая мною, впервые предстала моим глазам  в мою  раннюю  пору, в  лето господне  тысяча  триста двадцать седьмое,  в  шестой  день  месяца апреля, в Авиньоне; и  в  том  же Авиньоне в том же месяце апреле, в тот же шестой день, в  тот же первый час, лето  же  тысяча  триста сорок восьмое, угас чистый свет Ее жизни.