Научи меня выжить. Ч. 2. Гл. 21. Тупик

Вечерело, когда чёрные БМВ остановились у небольшого глинобитного домика с белёными стенами и покосившимися синеватыми ставнями. Хуторок, куда долго ехали по извилистой грунтовой дороге, затерялся далеко в степи среди заброшенных полей. Раньше, возможно, тут была пышная бахча, сейчас же в бестолковое и рискованное время этой выцветшей нивой никто не интересовался.
Степан помог Саше выйти из машины, Шурик демонстративно спрыгнул сам.

Через редкий невысокий дощатый забор был виден затянутый пожухлой травой двор, посреди двора диковинная каменная  печь, на которой в закопченном котелке что-то томилось, источая аппетитный дух.
Проголодавшаяся после дальней дороги  Саша жадно потянула ноздрями.
- О, каких дорогих гостей ветер принёс! – услышала она радостный возглас, и в проёме калитки показалась смуглая седая женщина в длинной одежде и в цветастом платке вокруг головы. Она бросилась обнимать Степана, что-то ещё причитала на непонятном языке, отчего дети оробели и приотстали.

- Эй, мамо, постой! - Степан отстранился, - гляди, вот Саша и Шурик. Они поживут у тебя?
- О! Заходите, заходите! Ай-не-не! Яхонтовые мои!
Сначала прокатиться на «крутой тачке» Саше показалось «в охотку»,  быстро завертевшиеся после выписки из больницы приключения захватили её, но сейчас с тихой оторопью она озиралась в глухом, почти зловещем, месте среди незнакомых людей. Её город, её дом был очень далеко, даже неизвестно в какой стороне, и когда ей удастся вернуться туда, и удастся ли? Она подумала о Маше, о том, что та понятия не имеет, где искать сестру, и может они никогда уже не увидятся… Только теперь она осознала, что по своей «вредности» впуталась в опасную аферу, и пути назад не просматривалось.

Шурик устало опустился на грубо сколоченную из досок лавку в меркнущих сумерках под «рукастой» шелковицей. Он почти всю дорогу молчал, как настоящий пленник, хотя Саша старалась его урезонить и разговорить.
- Шурик, а почему твой отец не взял тебя с собой в путешествие? – как бы между прочим спрашивала Саша, подпрыгивая на кочках разбитой просёлочной дороги.
Шурик молчал.
- А с кем он поехал, знаешь?
Гордый взгляд в окно. Тётя Римма уже успела ему кое-что рассказать.

- Эта Карина хочет занять место твоей мамы, - искоса поглядывая на мальчишку, как о чём-то решённом, сообщила Саша. – Тебе придётся выбирать, с кем ты хочешь жить: с мамой или папой.
Глупая девчонка! Шурик хочет жить и с мамой, и с папой.
- Твоя мама в больнице очень страдает и скучает по тебе. Я сама видела.
Шурик бросил недоверчивый взгляд на Сашу, но промолчал.
- Честно. Она всё время думает о тебе… Ты можешь её защитить.

- Как? Мне ещё нельзя носить оружие.
- А то бы ты убил эту Карину? – усмехнулась Саша.
- Убил бы! – вскинулся Александр.
- Ладно, ладно! Ишь ты, какой горячий! – «укоротила» Саша парня и угрюмо подумала, что совсем недавно сама хотела отправить на тот свет целую компанию. – Ты лучше подумай: если маму отпустят из больницы, она никогда не отдаст тебя злой бабке. Секёшь? Но если папа найдёт тебя раньше, ты больше маму не увидишь.
 
- Ты обманщица! Я не верю тебе!
- Эй, детки! Что вы там затеяли? – оглянулся Степан. – Нельзя драться!
Саша отпихнула Шурика и отодвинулась подальше.
- Баран, - бросила она с досадой.
- Сама… баранеса! – огрызнулся мальчишка.
- Да, я баронесса! – Сашка вздёрнула нос и повела плечами.
Шурик осознал свой промах и покраснел от злости.
   - Ну, бараниха! – он исподтишка пнул Сашу ногой. Наверное, в тот миг эта девчонка казалась ему  средоточием всех бед.

Саша сморщилась от боли, но не вскрикнула. В принципе, зачем ей всё это надо? Пусть сами разбираются.
При виде хатёнки, в которой им предстояло жить пока «рак на горе свиснет», эта мысль в ней утвердилась. Понятно, что забросили её сюда для того, чтоб присматривала за психическим Шуриком и помогала управляться старой женщине, матери Степана. Не об этом она мечтала, когда думала о свободе.


  Маша ещё раз прочитала записку, прикреплённую к ключнице в прихожей: «Приезжала твоя бывшая подруга Анжела.  Узнал о тебе много нового. Мне трудно это так сразу переварить. Думаю, будет правильно, если мы пока поживём врозь. Андрей.
P.S.  Деньги на операцию вышлю. Приём у Беловзорова 10 декабря… Я договорился».
Далее следовал номер сотового телефона хирурга.

Анжела? Какая Анжела?
И вдруг, будто чёрная молния полоснула по глазам. Чтобы не упасть, Маша припала спиной к стене, раскинула руки, ища опору. Она вспомнила и наглую воровку Анжелу, и мерзкого Курагина, и своё непосредственное отношение к ним.
Вот и всё. Маша знала, что реакция Андрея, будет именно такой. Сколько не покрывай тайну, она вылезет в самый неподходящий момент.
Как Анжела оказалась здесь? Как у неё хватило цинизма прийти? Она хорошо поживилась тогда за счёт заведения, и Машину долю не погнушалась заграбастать. Что ей ещё надо?!

Андрей не вернётся. Как, как теперь искать Сашу?! Почему-то была уверенность, что он знает что-то о Саше, поможет её найти.
Маша обошла большую дорожную сумку, которую таксист по её просьбе донёс до прихожки, медленно сняла плащ, расслабила узел яркого, с бахромой шарфа, недавно подаренного Викой, будто он её душил, машинально скинула туфли и, как с тяжёлым грузом на плечах, прошла в комнату.

Здесь всё было идеально убрано, на журнальном столике из вазона свежо торчали её любимые астры, кухонный уголок сиял чистой плитой и новыми занавесками, но Маша ничего не видела.
«Надо взять себя в руки!» - голос изнутри долбил эту фразу, как азбуку Морзе.
«Надо взять себя в руки!» - она потёрла виски.
«Ушёл – значит, такая его любовь. Сейчас главное – Саша. Четвёртый день, как она сбежала».

Первый порыв – позвонить Ольге, узнать подробности побега сестры. Но тогда надо признаваться, что Жуков бросил её, придумывать причину.
Маша сжала зубы. Не думать об этом! Будто в мозгу у неё включилась кнопка самозащиты: заморозить, наглухо замуровать тот уязвимый болезненный узел, в котором сосредоточилось нежное доверчивое чувство к Андрею. Когда-нибудь она разберётся с этим, но сейчас говорить о нём – всё равно, что капать кипящим маслом на живую рану.

Сейчас ей нужно движение, неукротимая  деятельность, чтобы скорость и время смыли сажу памяти. И этот выплеск, этот выброс жизненной энергии направить на поиск Саши. Маша найдет её, во что бы то ни стало! Она узнает, что здесь произошло.
Подруг, у которых сестра могла бы пожить несколько дней, попросту не было. Все варианты Маша продумала ещё в поезде. Значит, как ни досадно, остаётся одно – милиция.

Семнадцать десять. Маша выпила стакан воды – времени на еду не было, и вызвала такси.
Отделение милиции оказалось довольно близко от их дома. Там барствовала вялая «текучка», маскирующаяся под деловитость. Привезли откуда-то пьяного детину с разбитой физиономией. Дежурный снимал показания у плаксивой дамочки, жалующейся на мужа. В вынужденном ожидании Маша водила глазами по стендам на стенах и вдруг… Крупным чёрно-белым оттиском портрет Саши рядом с фотографией какого-то мальчика. Заголовок убийственный: разыскивается преступник!

Маша приблизилась и впилась глазами в текст. «Неизвестная злоумышленница такого-то числа обманным путём увезла из школы номер такой-то ученика второго класса Б.А. Приметы похитительницы: рост 170, плотного телосложения, волосы русые, глаза светлые, нос слегка вздёрнутый. Одета в в тёмную юбку и голубой свитер. На вид 15-16 лет. По описаниям свидетелей составлен фоторобот. Лицам, что-либо знающим об этом происшествии или местонахождении ребёнка немедленно сообщить по номеру такому-то»…

- Девушка, вы по какому вопросу? Девушка!
Маша еле оторвалась от плаката и не сразу сообразила, что сержант обращается к ней.
- Я… Я по вопросу утери паспорта.
- Это в паспортный стол! – махнул милиционер. – Налево, за углом.
Маша, как ошпаренная, вылетела из отделения.
Ничего себе, поворот! Ошибки не могло быть. Это она! Все приметы сходятся. Только возраст не угадали. Сашка всегда выглядела старше своих лет.

Ничего не понимая, Мария доковыляла до первой попавшейся лавки и села. С голодухи качало и темнело в глазах. Она ещё утром на вокзале, ожидая своего поезда, выпила чашку кофе с чипсами.
Всё казалось невообразимым. Зачем ей какой-то мальчик? Маша могла допустить, что саму сестру похитили, но чтобы Сашка… преступница! Мозг отказывался соображать. Желудок молил о подзарядке.

Повертев головой, Мария заметила на противоположной стороне улицы неказистое, в полуподвальчике помещение под названием «Блинная».
Размышлять не приходилось, так как и выбора не было. Однако внутри помещение было опрятным и даже милым. Маша заказала чай и блины со сгущёнкой и подкрепилась, стараясь поставить заслон метущимся мыслям.

Ничего не оставалось, как  признать, что в поисках сестры в этот вечер она не преуспела. Только ещё сильнее запуталась. Разбитая, как старые балетки, Маша вернулась домой. Перед сном всё-таки позвонила Ольге.
- Наконец-то! – вырвалось у той. – Есть новости о Саше?
- Пока ничего. А у тебя?
- Да откуда ж?! Ты же сказала ждать…
- Тогда до завтра. Прости. Я очень устала.

Легчайшая узорная тюль салатного цвета взлетала от вздохов залётного ветра. Его прохладное дыхание проникало через открытую форточку, тревожило нежную ткань, касалось неподвижного лица сидящего у окна человека. Глаза мужчины были прикрыты, голова склонилась к груди, длинные ноги расслаблены и вытянуты к середине комнаты.  Создавалось впечатление, что он спит.
Модная, лёгкая обстановка комнаты контрастировала с безвольной обречённой фигурой в кресле. Это был Андрей Жуков. Никогда ещё депрессия не сжимала его так сильно.

Третий день он жил в любовно обустроенном «гнёздышке» брата Никиты. Здесь всё дышало уютом и добрым отношением обитателей друг к другу и к гостям, которых, очевидно, бывало много. И ещё ожиданием первенца.
В спальне уже стояла белая, вся в кружевах, как воздушная лодочка, кроватка, висели шары, банты, погремушки. Это Никита постарался к выписке жены из роддома.

Андрей чувствовал себя инородным телом, никчемным, обделённым радостями семьи. Мысли выматывающее возвращали его к Маше, к первой встрече, к затмившему тогда его разум чувству. Всё по крупицам всплывало в памяти, и он доискивался примет, подтверждений её порочности. Как он не замечал явных странностей в её поведении, когда теперь они так очевидны!

Припомнилось, будто это случилось только что, их первое романтическое свидание, и как хитро Маша ускользнула тогда, и его недоумение, и обида.
Он был, как помешанный, болтал и болтал, а она почти всё время молчала. Теперь понятно, она опаздывала на выступление  в кафе, шлюшка, сексуальная рабыня! А сказала, приехала учиться, низкая, подлая ложь. А потом, когда прыгнула в «Мерс» к какому-то папику и укатила с ним праздновать Новый год!

 Как ей удавалось дурачить его, такого доку в амурных делах?! Непостижимо! Что-то в ней было, что он поверил! Остолоп.
А как корчила из себя праведницу, когда выставила его за дверь из-за Проскуриной! А он ползал в ногах, умолял. Омерзительное воспоминание доставило почти физическую боль. Андрей схватился за вискИ и вскочил, будто вздёрнул себя за волосы.

Если бы не Машино увечье, всё было бы понятно. Удалить её номер из телефона и забыть. Однажды Андрей пытался так сделать. Но тогда она была здорова. Теперь получалось, что он предательски сбегал от неё, калеки. А думал, что эта любовь навсегда. Как скверно на душе!
Жуков прошёл в ванную, плеснул в лицо холодной водой. Сегодня он отменил тренировку, сказал, что болен.
А разве не болен? Три ночи почти без сна. Этот нескончаемый диалог внутри, когда она стоит перед глазами: нежная, чистая, с выражением какого-то особенного достоинства в лице. И хочется смять её, смутить, вырвать клятву, что ничего не было! Могла же Анжела наврать!..

Наверное, Маша уже дома. Прочитала его записку. Удивлена? Расстроена?
Не похоже, что сходит с ума от тоски. Давно бы позвонила.
Андрей кисло усмехнулся.
Прошлый раз она долго терзала телефон. Тогда он смог устоять…
 Нестерпимо хочется услышать её голос.
Руки сами потянулись к сотовому. Ни одного пропущенного.
Как просто: нажать кнопку – и всё! Хотя бы узнать – дома?
Нет! Только не стать тряпкой! Сказал, и точка!
Жуков сунул телефон обратно в карман, вышел на балкон, закурил.
 
С высоты пятого этажа были видны рыжие макушки ещё молодых деревьев. Октябрь проредил и расцветил их, но не собрался с силами, чтобы раздеть кроны окончательно. Школьники с ранцами за спиной и нелепыми мешочками для сменной обуви возвращались из школы. Девочки шли чинно, в одиночку или по двое. Мальчишки всё больше ватагой, шумя и озоруя. Вот примерно таким был Андрей, как этот парнишка в тёмно-синей куртке, когда не стало отца.

В тот день он не пошёл на занятия из-за ангины, а тут кто-то примчался на уазике со страшным известием: при испытании нового двигателя во время штатного полёта погиб пилот Константин Жуков. Помнит, как подкосились ноги у мамы и срывающий барабанные перепонки нечеловеческий крик. Для Андрея это был самый чёрный день в жизни. Последующий год, свои тринадцать он смутно помнил. Всё пошло как-то не так. Стал прогуливать уроки, покуривать… Отец был главный друг, главный авторитет, которому можно доверить всё – сомнение, позор, тайну. И вот – пустота. Мать не в счёт. Они каждый по-своему переживали свою трагедию…

Что бы отец сейчас сказал Андрею? Как бы поступил на его месте? Бывало, они копались вместе возле машины в гараже и говорили обо всём на свете. Но Андрюшка не дорос тогда до романтического возраста, какое-то позднее у него было зажигание. А то бы он выпытал у отца, за что он полюбил маму, и вообще за что любят женщину. Что им можно прощать, что – нет. Но что точно – отец не прощал вранья. Такой человек переставал для него существовать. Значит, он не простил бы…

Андрей стряхнул с сигареты пепел и машинально проследил за его полётом. Зябко. Он ещё раз обвёл глазами ухоженный, хорошо распланированный двор, оборудованную аттракционами детскую площадку и вернулся в комнату. Завтра прилетает Никита. Пора покидать чужое пристанище.