Cry

Бездомный бродяга у стенки сидит,
Слезами как кровью по глотку залит,
Сидит, вспоминает того, одного,
Того кто коверкает имя его.
Точнее коверкал, при жизни, тогда...
Когда не мешала его борода.
Тот, который впустил во владения свои,
Тот который шептал второпях о любви.
А на стенке письмо, что в огне не горит,
А в мозгах много крови, петля, цианид.

***

Его жизнь как капкан, как сплетение грез,
Для него лишь единожды было всерьез,
Когда Старки, бандита того повстречал,
Когда жизнь и тоску в его взгляде узнал.
Но бежать от любви - то людское нутро,
Наша боль и печаль и страданье одно.
Край не нужный и лишний всегда и везде,
Он на душном бульваре как рыба в воде,
Эти улицы - дом, самый-самый родной,
Эти стены - вполне ощутимый конвой.
Как такую свободу менять на любовь?
Эта фраза - удар по глазам, только в бровь.
Старки слушал его, слушал, надо же! Как?
Можно вытерпеть столько паршивых тирад,
Он кивал головой, не впустую, не в слив,
Он кивал головою, глаза опустив.
Душу Край развернул в этом доме большом,
И душа навсегда оставалася в нем.
В этом доме его понимал человек,
Это редкость, джек-пот, это танец комет.
Он не телом его восхищался без слов,
Он его наизнанку ощупал, он смог.
Край такого хотел в самых тихих мечтах
Умирать на родных и любимых руках.
Только страх не позволил забыться в мечте,
И той ночью уже Край отчалил в купе.
Он бродил как и раньше, воруя, моля,
И себя продавал, ненавидя себя.
Убивая надежду и веру за так,
Только боль умирать не хотела никак.

А на стенке письмо, оно все же дошло,
Через то, что когда-то навеки ушло.
"Я все видел, родной, я узнал и приду.
Мы найдемся с тобой. Даже если в аду".
Много пройдено было путей и дорог,
Притянул его взгляд одинокий порог.
И он больше не Край, он маленький Кру,
Его имя простило такую судьбу...

У старого Старки было ружье,
Лежит в сундуке. Забыто оно.