Дрейфующие земли. Глава 9

"МЕРТВЕЦ"

Ушедший в бездну не был уверен, что действительно хочет вернуть Фогеля — променять своё удобное и спокойное одиночество на новые проблемы со строптивым напарником.
Здесь, внутри заброшенного дома, он чувствовал себя более или менее комфортно и безопасно. За минувшую ночь ни капли дождя не проникло под сделанную на совесть крышу, пережившую своего мастера. Дом нуждался в хозяевах, как бродячий пёс, одинокий и брошенный, исполненный неуёмного стремления быть кому-то необходимым. Стоило попытаться обжить его и постепенно привести в порядок. Но Фогель, вспыльчивый безмозглый и ленивый юнец со вздорным характером, совершенно не годился в компаньоны, если речь шла о работе, а не о разбойных подвигах, которыми можно похваляться на дружеских пирушках. Ушедший в бездну успел наглядеться на подобных героев шпаги и пистолета, да и сам, строго говоря, не особенно от них отличался. Ни черта он не умел, как и этот слишком молодой и самоуверенный старший помощник Хёгвальда. Ей-богу, даже от Эвы с Эрной было бы сейчас значительно больше прока!
Бродяга подозревал, что девушки столкнулись с кем-то из своих бывших односельчан и, вероятно, оказались перед необходимостью спешно покинуть место стоянки. Почему-то он даже не допускал мысли, что они могли предать его и Фогеля, бросив их на произвол судьбы на незнакомом берегу, и увести шлюпку, похитив заодно их раненного и беспомощного спутника. За Мансвельда он не особенно беспокоился, прекрасно зная, на что тот способен. Подобные личности, если понадобится, договорятся с собственной смертью, ещё и в выигрыше останутся. Единственное, чего художнику действительно стоило бояться, это неожиданной встречи с Йостом, который, наверняка, обретался где-то поблизости, так как вряд ли решился пуститься в одинокое пешее путешествие по острову.
Если бы тогда ночью, на шхуне Годсхалка, Мансвельд успел столкнуть Йоста за борт, как и хотел, всем было бы спокойнее, в том числе и самому Йосту на дне морском среди дивных пейзажей подводного мира. Теперь же этот юный деревенский дурень — несостоявшийся женишок, мог в любой момент совершенно некстати объявиться среди местного населения и сильно испортить своим похитителям жизнь…
Ушедший в бездну сам не заметил, как отвлёкся от мыслей о Фогеле и задумался о других, совершенно посторонних вещах. И виною этому был дом — его застоялая настороженная тишина, в которой малейший звук заставляет вздрагивать и прислушиваться.
Смутные воспоминания…
Даже нет. Не так. Мимолётное ощущение, что всё это уже было пережито, прочувствовано когда-то где-то. Может быть, в далёком детстве, когда важна и запоминается не суть событий, а вызванные ими эмоции…
Этот дом… Интересно, кому он принадлежал? Куда делись его хозяева? Кто заглядывал в последний раз в его пыльные окна?
В темноватой кухне не было заметно даже насекомых. Только клочья старой паутины, сохранившиеся кое-где по углам, свидетельствовали о том, что прежде здесь обитало что-то живое.
Приставив убранную Фогелем лестницу к чердачному люку, Ушедший в бездну присел на нижнюю ступень и обхватил голову руками. Ему мерещилось прозрачно-белое лицо, приникшее снаружи к узкому окну, и чудилось, что сгустившаяся вокруг почти осязаемая тишина вот-вот прорвётся, словно молнией, тихим голосом, зовущим из другого мира.
На миг он, должно быть, задремал, потому что увидел себя не внутри дома, а снаружи, на крыльце. Перед ним простиралась бухта, окаймлённая пологими холмами. Море — не синее, а бледное, почти молочного цвета. Блёклое небо. Тёмный песок в белых кружевных следах морской соли и сверкающих блюдцах перламутровых раковин, оставленных отливом.  Но не мертвенные краски окружающего пейзажа, а чувство абсолютного, незыблемого одиночества, щемящей тоски и страха захлестнуло бродягу. Женский голос, ясный и глубокий, произнёс над самым его ухом: «… где бесчинствуют вихри с человеческими лицами, и духи бурь заглядывают в окна».
Вырвавшись из-под власти странного видения, Ушедший в бездну встал и подошёл к окну.
«Всё это чушь, — с непонятной самому себе злобой прошептал он. — Всё это чушь…»
Дом стоял посреди леса. В кронах могучих деревьев шумел самый обыкновенный ветер, в любой момент способный усилиться до штормового и принести дождь. Обычное приморское лето в северных широтах — никакой мистики.
Впрочем, мистика сопровождала Ушедшего в бездну всегда и повсюду, где бы он ни появлялся, но на Сандфлесе её было, пожалуй, чересчур много…
Бродяга чертыхнулся. Кого бы он действительно хотел видеть здесь сейчас, так это Йоста. Умелый, трудолюбивый, покладистый деревенский парень — наилучший компаньон для человека, самой судьбой не приспособленного к тяжёлой работе…
Невесело улыбнувшись этой мысли, Ушедший в бездну занялся подготовкой к ритуалу вызова. Заклинание он помнил наизусть, но, не имея при себе никаких принадлежностей для колдовства, решил упростить обряд до минимума и провести его мысленно. В воображении. Так, как поступил с Годсхалком, когда заставил его преждевременно вернуться на шхуну.
Вольное обращение с магией доставляло Ушедшему в бездну неизъяснимое удовольствие. Никогда и нигде прежде он не чувствовал себя таким могущественным и безнаказанным, как здесь, в Дрейфующих землях, ощущая между ними и собой таинственную связь…

***
В просторной комнате, дверь которой выходила прямо на крыльцо, стояла жара от раскалённой кирпичной плиты. В окна, затянутые бычьими пузырями, едва проникал свет. По дощатому полу, посыпанному речным песком, бродили куры.
Йост сидел за столом, привязанный за пояс к толстому бревну, поддерживающему потолок, и раскатывал тесто. Хозяйка, одетая в полосатое платье, длинный передник и белый чепец с пышными кружевными оборками, готовила начинку для пирога, перетирая с мёдом проваренные яблоки.
В открытую дверь было видно, как босой малыш пытается сесть верхом на привязанного к колышку белого козлёнка. Козлёнок жалобно блеял и рвался с привязи. Женщина вытерла руки о передник и поспешила на выручку несчастной твари.
Оставшись в одиночестве, Йост продолжил добросовестно трудиться над тестом, с удовольствием думая о результатах своей работы. Хозяева не обижали его и кормили вволю. Однако их недоверие доставляло ему много неприятностей. Они не выпускали его со двора, а на ночь запирали в сарае. Йост догадывался, что это делалось по настоянию женщины. Для неё он был чем-то вроде плохо прирученного зверя. Когда мужчин не было дома, а хозяйке требовалась помощь на кухне, она сажала парня на лавку и привязывала так, чтобы руки у него оставались свободными, но при этом он не мог сам избавиться от верёвок. Под её присмотром он чистил овощи, резал мясо, готовил тесто и даже штопал старые вещи.
Хозяева жили по представлениям Йоста зажиточно. Они держали двух коз, козлёнка, трёх свиней и больше десятка кур. За домом находился огород, обнесённый частоколом, вдоль которого росли яблони. В доме было четыре комнаты, погреб и жилой чердак, куда вела из кухни лесенка, похожая на трап. Обстановка комнат казалась Йосту почти роскошной. На стенах висели аляповатые картинки, а занавески, покрывала и скатерти были вышиты серебряной нитью. В кухонном шкафу не переводились соль, мёд, мука и крупы. В погребе всегда в избытке имелись масло, козье молоко, сыр, ветчина и колбасы. Там же стояли бочки с вином и пивом.
По местному обычаю в доме ничто не должно было заканчиваться — ни запасы в кладовой, ни кушанья на тарелках, ни питьё в кубках. Йост находил этот обычай замечательным, но подумывал о том, что сам вряд ли соблюдал бы его так скрупулёзно. Впрочем, излишки пищи, остающиеся на тарелках, не пропадали зря, а доставались свиньям и курам.

***
В комнате стало темнее, будто облако набежало на солнце. Йосту почудилось, что кто-то заглянул в окно. Обернувшись, он успел заметить тень, скользнувшую за стену дома. Йост решил, что это была птица. В лесу водилось множество ворон, таких крупных, каких он прежде не видел. По утрам они с громким карканьем десятками летели в сторону моря. Йост просыпался от их голосов. Странное дело — он никогда не замечал, как они возвращались в лес. Видимо, назад они летели уже не стаей, а поодиночке.
Женщина принесла ревущего малыша, и Йост забыл о вороне. Достав из кармана найденное в сарае деревянное колечко, он покатил его по столу. Хозяйка немедленно включилась в игру и начала показывать ребёнку, как катается колечко. Малыш давно перестал плакать, а козлёнок всё не мог успокоиться. Он блеял и натягивал верёвку. Привязанные поодаль козы тоже заволновались.
— Что такое? — потеряв терпение, воскликнула хозяйка. — Собака, что ли забежала во двор? Никакого покоя нет от бродячих псов!
Она вышла на крыльцо, прихватив метлу. Оставшийся без присмотра малыш прошлёпал босыми ножками к Йосту и остановился рядом, внимательно следя за его руками, катающими скалку. Худой загорелый парень со светло-русыми волосами, выгоревшими на солнце, должно быть, напоминал ребёнку старшего брата. Йост подмигнул мальчику. Тот серьёзно взглянул ему в лицо серыми глазками и потянулся к скалке.
— Ну, — усмехнулся Йост, — о таком помощнике я только и мечтал.
Он посадил мальчика к себе на колени и разрешил ему покатать скалку. В это время во дворе послышались радостные возгласы хозяйки. Мужчины возвращались. У Йоста ныла спина от долгого сидения за столом, и ему хотелось поразмяться. Однако радость в голосе женщины сменилась тревогой. Отец и сын вошли в кухню, не глянув на Йоста, хотя всегда по возвращении домой первым делом отвязывали своего работника, добродушно подшучивая над предосторожностями хозяйки.
Моряк и его сын поставили в угол мушкеты и сели на скамью напротив парня. Встревоженная женщина подошла к столу.
— И много их? — тихо спросила она. Взгляд её упал на ребёнка, сидящего на коленях у работника. Вскрикнув, она как кошка бросилась к Йосту и выхватила у него малютку. Ребёнок расплакался.
— Было человек тридцать, — ответил муж. — Вчера они разграбили и сожгли дом Улафа. Шестерых Улаф и его сыновья убили, а остальные прорвались через наши посты и направляются во Фридаль.
Йост вслушивался в речь моряка, стараясь не упустить ни слова.
— Что же нам делать, Питер? — хозяйка прижала к себе мальчика, пытаясь его успокоить, но он заревел ещё громче. — Может быть, лучше уйти?
— Не будем торопиться, мать, — сказал хозяин, морщась от воплей своего отпрыска. — Уйти нам не просто. Не оставим же мы наше добро грабителям. Подождём до утра. Из Исвальда должны прислать подмогу.
— Как бы утром не было поздно, — вздохнула женщина. — Я начну на всякий случай собирать вещи.
— Да, только сначала приготовь нам обед. Пусть этот голландский парень тебе поможет. Ты опять его привязала? Эх, мать, сколько ты ещё будешь мучить беднягу, прежде чем поймёшь, что он безобиден!
— Я боюсь, что он убежит, когда вас нет дома, — женщина быстро глянула на Йоста.
— Никуда он не убежит от твоих разносолов, — усмехнулся её муж. — Честное слово, мать, ты напрасно треплешь хорошую бельевую верёвку… Интересно, чего это вдруг разблеялись козы?
— Они беспокоятся всё утро. Я уж подумала, что вокруг дома шатаются бродячие псы.
Хозяин помрачнел.
— Нехорошо. Видно твари чуют беду. Отведу-ка я тебя с младшим сегодня к тётке, а мы со Свеном будем ночевать здесь. Если нагрянут пираты, мы успеем уйти в лес.
Женщина хотела возразить, но муж ударил по столу ладонью и произнёс: «Решено!»
Понимая, что спорить бесполезно, жена снова принялась за работу. Моряк отвязал Йоста.
— Не надо мне помощника, — сказала женщина. — Отведи его в сарай.
Среди дня Йоста редко запирали, и это усилило его беспокойство, вызванное разговором хозяев. Он не знал, о каких грабителях шла речь. Почему-то ему представлялись те трое, от которых он едва избавился. Он часто думал о них, и ему становилось страшно. Лишь теперь он по-настоящему осознал, что был на волосок от гибели не только на лодке во время шторма.
Один из этих людей лежал раненый здесь же, в доме. Его спутники так и не объявились. От старшего сына хозяев Йост знал, что Виллем Мансвельд уже двое суток не приходит в себя. Хозяин обратился за помощью к знахарке, но та наотрез отказалась лечить чужеземца, погубившего её сына.
— Старуха выжила из ума, — возмущался моряк, возвратившись домой ни с чем. Жена убедила его не тратить деньги на лекаря и сама взялась за лечение, но проку от её травяных настоев было мало.

***
На закате хозяева подошли к сараю. В щели над дверью Йост увидел заплаканные глаза женщины и круглую рожицу ребёнка, обхватившего мать за шею. Йост вскочил с тюфяка и шагнул к двери.
— Муж, дай мне слово, что не оставишь его, когда они придут, — с мольбой проговорила женщина.
Моряк рассмеялся.
— Не бойся, не оставлю, он уйдёт с нами.
В щель сарая Йост видел, как хозяева уходили со двора. Моряк нёс большой сундук. Женщина вела на верёвках двух коз и козлёнка. Малыш сидел на плечах у отца. Старший сын проводил их до калитки. Йост услышал рыдания женщины и голоса ласково уговаривающих её мужчин. Затем наступила тишина. Йост похолодел: они ушли, оставив его одного, запертого! Ещё мгновение, и он бы начал выламывать дверь, но старший сын вновь появился во дворе. Он не спеша приблизился к сараю, отодвинул щеколду и точно как отец, усмехнулся при виде испуганного пленника.
— Выходи. Кажется, ты хотел повидаться со своим врагом. Ему совсем худо. Пойдём, посочувствуем.
Они вернулись в дом и зашли в ту комнату, где Йост впервые появился, вися, как мешок, на плече хозяина дома. С тех пор здесь многое изменилось. В углу примостился столик, сделанный из распиленной пополам бочки и аккуратно застеленный белой салфеткой. Окно затенила вышитая занавеска, а вместо лавки, покрытой травяным матрасом, появился широкий топчан. От комнаты его отделял лёгкий полог, натянутый на верёвке между стенами. Отодвинув его, сын хозяина подозвал Йоста к постели.
Глаза Мансвельда были тусклы и мутны от неутихающей боли и бессонницы. Йоста бросило в жар, когда раненый улыбнулся. Видеть улыбку на этом измождённом лице было почти страшно.
— Хорошо, что ты пришёл, — сказал Мансвельд тихим, но ясным и твёрдым, несмотря на слабость, голосом. — Живём в одном доме, а виделись всего раз.
— Меня не пускали хозяева, — отозвался Йост, испытывая дикое смущение. Его страх перед одноруким художником нисколько не уменьшился. — Господин Виллем, я хотел спросить … Кто вас ранил, и где ваши друзья?
— Они умерли, — после недолгого молчания произнёс Мансвельд так просто и спокойно, словно речь шла о совершенно чужих ему людях.
— Умерли?
— Полагаю, да. Ушедший в бездну тяжело болел. Я ещё в Амстердаме знал, что он долго не протянет. А доктора, скорее всего, убили. Тебя удивляет моё равнодушие? Но ведь я тоже не жилец. О чём мне горевать?
Он снова улыбнулся нехорошей, недоброй улыбкой. Йост отстранился.
— Да, я помню: вы и доктор отправились на шведский корабль. Вас плохо встретили там?
— Как видишь... — Раненый прикрыл глаза.
Йост в замешательстве стоял у постели, не зная, что ещё сказать. Мансвельд сам возобновил разговор.
— Надолго ушли хозяева?
— Я не знаю, господин Виллем. Они говорили, что сюда идут грабители. Хозяин повёл своих к какой-то родственнице. Обещал вернуться вечером.
Раненый вдруг напрягся с судорожным вздохом. В первый раз за время беседы он проявил свою боль, и Йосту захотелось уйти. Сострадания к однорукому он не испытывал, но наблюдать, как тот мечется, стискивая зубы, чтобы сдержать стон, было тяжело.
— Я пойду, господин Виллем?
Мансвельд кивнул. Йост вышел в кухню, где Свен — сын хозяев накрывал на стол.
— Поболтал со своим приятелем?
— Какой он мне приятель? — буркнул Йост, усевшись на скамью.
— Пожалуй, что нет, если он действительно увёз тебя силой на твоей собственной лодке, — с усмешкой согласился хозяйский сын. — Расскажи мне о нём.
Йост был рад поговорить с кем-нибудь о своих приключениях и не заставил долго упрашивать себя.
Парни ужинали, не подозревая, какой ужас доведётся им пережить в этот вечер. На столе перед ними стояли пивные кружки, блюдо с ветчиной и сыром, миска с вяленой рыбой. Собеседники быстро убедились в том, что неплохо понимают друг друга. Они были ровесниками, но Свен выглядел старше. Его обветренное скуластое лицо, руки и шею сплошь усеяли веснушки одна крупнее другой. Светлые волосы вились над высоким лбом, а голубые глаза смотрели весело и лукаво. Слушая Йоста, Свен хитро щурился, сочувственно кивал и поддакивал.
— Странное имечко у этого третьего — Ушедший в бездну, — сказал он. — И что, его все так называют?
Йост задумался. Только сейчас до него дошло, что он ни разу не слышал, как Мансвельд и Янсен обращаются к своему спутнику по имени. Ничего удивительного. Такое прозвище язык не поворачивается лишний раз произнести.
В окно парням были видны часть двора, калитка и угол сарая. Хозяин должен был вот-вот возвратиться из деревни. Болтая, Йост и Свен то и дело поглядывали на калитку и внезапно увидели посреди двора высокую чёрную фигуру.
— Кто это? — вскрикнул Йост, уронив на пол кусок ветчины.
Свен уставился в окно и побледнел.
— Швед, — пробормотал он с недоумением и ужасом. — Тот самый. Мы с отцом повесили его в лесу.
— Как — повесили? — холодея спросил Йост.
— Да обыкновенно, как вешают воров и разбойников. Он выскочил нам навстречу из кустов, бросился на меня и чуть не задушил. Отец его, конечно, скрутил, связал ему руки. Была у нас с собой хорошая длинная верёвка. На ней мы этого гада и повесили.
— Так что же, он мёртвый? А точно ли это он?
— Ещё бы! Такую рожу забыть невозможно.
Посчитав дальнейшие вопросы лишними, Йост молча опустился на четвереньки и заполз под стол. Следом туда же нырнул Свен.
— По-моему, я не запер дверь, — прошептал он, и в этот момент, как в кошмаре, входная дверь распахнулась настежь от сквозняка. Повешенный швед стоял у колодца и обеими руками с силой раскручивал скрипящий ворот. Наконец из глубины поднялось ведро, с его краёв стекала вода. Швед поднял его обеими руками и стал жадно пить.
— Здорово он нажарился в пекле, — шепнул Свен, толкнув Йоста локтем. — Смотри, никак не может напиться. Надо запереть дверь.
— Погоди! Это не поможет! — Йост вцепился в рубашку Свена. — Он и сквозь стену пройдёт. Надо очертить себя кругом и читать заклинания против нечистой силы.
— Точно! — Сын моряка нашарил в кармане отшлифованный морем камень и сунул Йосту. — Рисуй круг. А заклинания ты знаешь?
— Нет. Будем молиться и петь псалмы.

***
Ян Фогель присел на край колодца и, блаженствуя, подставил ветру мокрое лицо. Он выпил столько, что его слегка подташнивало. Зной и жажда так истерзали его, пока он бродил по лесу в поисках ручья, а затем прятался за сараем, ожидая, когда можно будет приблизиться к колодцу, что, добравшись до воды, он не мог заставить себя отойти. Она притягивала и манила его, но пить он был уже не в состоянии.
Если бы забраться в колодец и окунуться в воду с головой! Фу, что за дьявольская жара! От неё можно взбеситься. Но почему бы, в самом деле, не смыть с себя пот и пыль? Хозяева ушли. В доме только двое юнцов, которых нечего опасаться. Свена и его отца Ян не узнал, но заметил, что своим внезапным появлением напугал сидевших в кухне парней. Погрозив кулаком в их сторону, он снял камзол, рубашку и окатил себя оставшейся в ведре водой.
Освежившись и чувствуя себя в безопасности, Фогель решил осмотреть дом. Дверь была открыта, и юнцы не выказывали враждебных намерений.
Когда голый по пояс и мокрый, точно выбрался из реки, Ян вошёл в кухню, они сидели на полу под столом и дрожащими голосами на двух языках тянули псалмы. То, что это были именно псалмы, Фогель понял сразу, так как один из парней пел на его родном голландском языке.
Появление в доме Фогеля вызвало у юнцов панический ужас. Их пение стало похоже на вопли утопающих. Ян очень удивился. Но он был поражён ещё больше, когда заметил, что святоши заключили себя в криво начерченный на полу круг и сидят в нём, как на острове. В первый момент Фогель подумал, что они заняты какой-то неизвестной ему игрой, но вскоре заподозрил, что у обоих неладно с головой. От этой догадки ему стало не по себе, но отступать он не привык.
Под взглядами внезапно умолкших юнцов Фогель подошёл к столу. Какая удача! Пиво! Вид еды взволновал его значительно меньше: голод его был подавлен жарой и усталостью, но пожевав без особого удовольствия кусок ветчины, Фогель понял, что не прочь съесть ещё что-нибудь. Он бесцеремонно уселся за стол и принялся за вяленую рыбу, не выпуская из поля зрения юнцов.
Такие действия покойника озадачили Свена, но Йост, обладавший храбростью и сообразительностью ровно настолько, насколько это было необходимо для ловли рыбы, совсем потерял голову. Стоя на коленях, он начал громко молиться. Его трусость оказалась заразительной. Обливаясь потом, парни следили, как повешенный «швед» уплетает их ужин.
Фогель выглядел страшновато. Он так отощал, что походил на обтянутый кожей скелет. За дни мытарств и неизвестности его и без того впалые щёки ввалились ещё сильнее, а безобразный, как ястребиный клюв, нос, казалось, удлинился на узком лице. Вгрызаясь в рыбу крепкими белыми зубами, «мертвец» разглядывал парней и вдруг узнал одного из них. От удивления Фогель даже привстал.
— Чёрт меня подери, да это же тот самый гадёныш! — воскликнул он. Его голос, неожиданно раздавшийся в кухне, вызвал на «островке» настоящую панику. Свен вцепился в Йоста, который скорчился, обхватив голову руками и тихо воя от ужаса.
Тут Фогеля осенило: «Заколдованный круг! Они приняли меня за привидение! Вот дурачьё!»
Необычайно взволнованный этим открытием, сулящим ему развлечение и поживу, Ян вышел из-за стола и приблизился к парням. Он не имел ни малейшего представления о том, как должен вести себя в подобном случае настоящий призрак, и действовал наугад. Изо рта у него торчал хвост недоеденной рыбы. Шевеля им, как змеиным жалом, Фогель остановился у самой черты круга, подбоченился и с наглой улыбкой стал рассматривать Свена. Зубы паренька выбивали дробь. Бледное лицо блестело от пота. Фогель плюнул через плечо рыбьим хвостом.
— Узнал меня, щенок? Ну-ка, выйди сюда, за черту! Я тебя придушу! — он протянул к Свену руку. Парень вскрикнул и отпрянул, увернувшись от изогнутых, как когти, пальцев «мертвеца».
— Боишься? — злорадно спросил Фогель. — А вешать меня без суда было не страшно? — Вскинув подбородок, он показал синий рубец, оставленный верёвкой. — Это ваших рук дело, понимаешь, ублюдок?
С бешено исказившимся лицом он наклонился, будто желая ухватить Свена за горло.
— Понимаю, — дрожащими губами прошептал парень.
— Кто это? — властным тоном осведомился Фогель, кивнув на Йоста.
— Наш работник. Он ничего тебе не сделал.
— Неважно! Он мне нужен. Где твой отец?
— Ушёл в море.
— В море или в соседнюю деревню? Скоро он должен вернуться.
«Всё знает, проклятый пират», — мелькнуло в голове у Свена.
— Твоему папаше будет приятно встретиться со мной в своём собственном доме, — зло усмехнулся Фогель. — В преисподней меня уже заждались. Я возьму его с собой. Хочешь знать, что мы с ним сделаем? Зажарим и сожрём. Безмозглые уроды! Отпустили бы меня, не пришлось бы теперь трястись от страха под столом.
— Как бы мы отпустили тебя, когда ты бросился на нас сам? — отважился возразить Свен, видя, что зловещий гость хоть и тянет к нему руку, но достать его не может и черту не переступает. — Мы тебя с трудом связали.
— Вам следовало отвести меня в деревню и предать законному суду, — надменно заявил Фогель, поглядывая в открытую дверь на калитку. Хозяин дома мог возвратиться с минуты на минуту. Надо было заканчивать спектакль и уходить.
— Послушай, ты, — собрав всё своё мужество, проговорил Свен, — а не могли бы мы откупиться от тебя? В погребе много разных припасов и вина. Денег у нас нет, но они тебе, наверное, теперь не нужны. Бери, что хочешь, только не тронь нас.
— Я возьму всё и без твоего разрешения, — сказал Фогель, упиваясь местью. — Но мне этого мало. Если ты любишь своего папашу, то пойдёшь со мной вместо него.
— Пойду, — тихо, но решительно произнёс Свен. — Только поклянись, что не вернёшься за моими домашними, когда… меня съедят.
«Он не трус, — с уважением подумал Фогель. — Редкостный дурак, но не трус».
— Клянусь, что не трону ваше семейство и не съем тебя, если будешь выполнять всё, что я прикажу, — торжественно заверил он Свена. — Выходи из круга!
Йост схватил товарища за плечи.
— Не слушай его! Ты же нарушишь круг! Обо мне ты не подумал?
— Твой приятель не очень-то отважен, — сказал Фогель Свену. — Ладно, сидите в обнимку под столом, голубки. У тебя ведь есть младший брат…
Свен оттолкнул Йоста и выскочил из круга. В тот же миг Фогель крепко ухватил Йоста за ухо и вытащил его следом, визжащего и упирающегося.
— Ты, трусливый дурак, не зря трясся за свою шкуру. Вы отправитесь со мной оба. А ну закрой глотку, свинья!
Получив сапогом в живот, Йост рухнул на пол.
— Отпусти его! — крикнул Свен. — Он наш работник, голландец. Наша семья ему чужая.
— Молчать! — с яростью прорычал Фогель. — Слушай и не перебивай. Я оставлю вас обоих в живых, но за это вы отработаете на меня. Будете послушны, как овечки, иначе твой братец окажется в аду.
Свен кивнул. Его взгляд, прикованный к лицу повешенного, остекленел от ужаса. Ян Фогель был всего на шесть лет старше обоих парней, но он привык командовать и умел подчинять себе. Не смея обменяться ни словом, парни спустились в погреб и наполнили провизией большую корзину. В высокую бутыль, для удобства переноски оплетённую сеткой с двумя ручками, они нацедили вина из бочки. Фогель торопился и подгонял их грубыми окриками. В кухонном шкафу он нашёл изюм и рассовал его по карманам, ухмыляясь при мысли о том, как похвастается перед Ушедшим в бездну своими трофеями. Ян чувствовал, что слишком круто обошёлся с товарищем по несчастью и в глубине души жалел об этом. Не таким уж плохим спутником был для него бродяга со странным прозвищем.
Чтобы парням не вздумалось улизнуть, Фогель постарался нагрузить их потяжелее, в особенности Йоста. В наказание за своё недостойное поведение тому пришлось набрать ведро колодезной воды и нести его. Корзина с провизией и бутыль вина достались Свену. Парни окончательно пали духом, решив, что направляются в самое пекло, зачем иначе их хозяину понадобилась вода.
«Хороший домик», — подумал Фогель, бросив от калитки прощальный взгляд на жилище своих обманутых врагов.
— Пошевеливайся, гадёныш! — прикрикнул он на Йоста, который остановился и поставил ведро на землю, чтобы взять его поудобнее. — Отдыхать будешь в котле с кипятком!
Схватив ведро, Йост поспешил за Свеном. Скоро впереди среди деревьев показалась серая стена заброшенного дома.
— Это же дом старухи-ведьмы! — не удержался Свен. — Тут года четыре назад убили её дочку…
— Ведьмы? — ужаснулся Йост, но Фогель рявкнул: «Языки вырежу, сучьи дети!» — и его пленники испуганно умолкли.
Хотя в лесу было ещё светло, внутри дома уже сгустились сумерки. Резкий скрип половиц в угрюмой тишине, затхлый запах нежилого помещения подействовали даже на Фогеля.
— Фу ты, чёрт, — пробормотал он. — И впрямь как в склепе!
Ещё прошлым вечером он приметил в полу кухни квадратную дверцу, похожую на крышку палубного люка. Она открывалась за медное кольцо. Под ней находился тесный погреб. Там Ян решил запереть парней. Приказав им поставить ведро и корзину в кухне, он открыл дверцу:
— Спускайтесь оба! Живо!
Осторожно нащупывая ступени едва различимой во мраке лестницы, Свен и Йост спустились в погреб. Дверца гулко захлопнулась над их головами. Фогель задвинул засов. Только тогда Йост осмелился высказать своё сомнение:
— А ты уверен, что он действительно мертвец? Призраки вроде бы не должны отбрасывать тени, а от него тень такая же, как от меня.

***
Отец Свена сидел в исвальдской таверне в компании седого рыбака Улафа и трёх дюжих молодцов — его сыновей. Все пятеро тянули пиво из больших глиняных кружек. Старики вели негромкую беседу. Кроме этой компании в низкой сумрачной комнате не было никого. Хозяйка таверны возилась в погребе, откуда доносился её визгливый голос. Она бранила служанку, побоявшуюся стребовать деньги с мельника за бочонок вина, взятый им в долг три дня назад.
— Я решил обосноваться в заброшенном доме старухи Хёгвальд, — говорил Улаф. — Для моей семьи там места достаточно. Всё наше имущество погорело.
— А что скажет старуха? — спросил отец Свена. — Дом ведь остался за ней, хотя она там давно не живёт.
— Ничего она не скажет. Она перед всеми нами виновата. Её сын привёл сюда шайку головорезов. Подлая ведьма теперь не смеет носа высунуть на улицу, боится, что люди побьют её камнями.
— Я слышал, — сказал отец Свена, глядя в кружку, где на тёмной поверхности пива, окружённой снежной рамкой пены, как в зеркале, отражался низкий дощатый потолок с висящим на цепи фонарём, — в Исвальде говорили, будто Георга Хёгвальда прирезали его же люди. Не знаю, так это или нет, но что-то о нём давно ничего не слышно, и старуха вернулась в деревню.
На неподвижном, будто вырезанном из дерева, лице Улафа мелькнула тень удивления.
— Может быть, — после недолгого молчания тяжело обронил он. — Только я в это не верю. Трудно убить тролля.
Отец Свена хмыкнул и поставил кружку на стол.
— По-твоему, Георг Хёгвальд и его мать — тролли? Я слышал эту глупость, но не думал, что ты в неё веришь.
— Конечно, верю, — невозмутимо отозвался Улаф. — Люди не рождаются с рыбьими хвостами вместо ног, а дочь старухи была именно такой. Ходить, конечно, она не могла. Мать выносила её на плечах к реке, сажала на берегу и давала ей какую-нибудь работу — вышивать или толочь в ступке травы. Девчонка хоть и родилась чудищем, а на лицо была смазлива. В Исвальде её прозвали Красавицей Гретой. Многие приходили полюбоваться на неё, но никто не видел её рыбьего хвоста, так ловко она отводила глаза людям. Всем казалось, что она ничем не отличается от других девушек, только не умеет ходить. Говорят, что исвальдские парни убили её и бросили в реку, но это вздор. Кому вздумается поднять руку на водяную нечисть? Я думаю, что Грета не умерла, а обернулась чёрной собакой.
— Чепуха, — сказал отец Свена. — Видел я эту собаку. Она повсюду бегает за старухой. Большая чёрная собака, и только. Старуха зовёт её Гретой, но это хоть и нелепо, а всё-таки ничего не значит.
Улаф сидел неподвижно. Его массивное лицо с толстыми складками на щеках будто одеревенело. Бесцветные глаза почти скрылись под дряблыми веками.
— Думай, как хочешь, — наконец проговорил он. — Убеждать я тебя не собираюсь, но что Георг Хёгвальд убит, это вздор.
— И с такими мыслями ты намереваешься поселиться в его старом доме?
— Почему бы и нет? Мне нечего бояться. Я Хёгвальдам зла не сделал, а вот они передо мной в долгу. Как-никак всего своего добра я лишился по вине Георга. Его люди сожгли мой дом ради забавы. Не в лесу же мне жить с моей старухой и сыновьями.
— Зачем же! Я бы приютил вас на время. Жену я сегодня отвёл в Исвальд к тётке. Теперь мы со Свеном остались вдвоём…
— Добрый ты человек, Питер, — произнёс рядом сладкий голос. У стола стояла хозяйка заведения — румяная, белокурая особа в красной с белыми полосами юбке, красном корсаже и белоснежном чепце, оборки которого были так сильно накрахмалены, что топорщились, словно капюшон изготовившейся к нападению кобры. — Мне рассказывали о твоих жильцах, — вкрадчиво продолжала женщина. — Говорят, за них можно получить хорошее вознаграждение, но ты предпочитаешь прятать их у себя. Такое уж у тебя доброе сердце. Ты не подумай, что я хочу тебя выдать. Упаси Бог! Я не доносчица, но ведь подлецы всегда найдутся…
— Подлецы находятся там, где есть болтливые бабы, которые подслушивают чужие разговоры, — сказал Улаф. — Принеси нам ещё по кружке пива, Бригитта.
Хозяйка одарила своих посетителей лучезарной улыбкой и, собрав пустые кружки, удалилась.
— Шлюха, — с презрением пробормотал один из сыновей Улафа.
Отец сделал вид, что не услышал этого замечания.
— А ведь она сказала правду, — задумчиво проговорил он, повернув к собеседнику свой деревянный лик. — Я тоже слышал, что ты приютил двух чужеземцев.
Отец Свена досадливо усмехнулся.
— Ничего не скроешь от людей. Да, живут у меня два голландца. Укрывать я их не собирался, но один из них тяжело ранен и вряд ли выживет, а другой — паренёк лет пятнадцати. За него я награду не получу — проку от него в замке не будет, зато мне он пригодится.
— Так-то оно так, — покачал головой Улаф, — но лучше бы тебе сходить в замок и доложить о своих голландцах, пока это не сделали другие. Послушайся моего совета. Иди прямо сейчас. Тянуть с этим опасно. Хочешь, пойдём вместе?
 — Я обещал Свену вернуться к вечеру домой, а от замка до нашего дома не близко.
— От тюрьмы  дальше…
— Твоя правда, — согласился отец Свена. — Ладно, сейчас пойдём в замок.
Выпив ещё по кружке, посетители встали из-за стола.
— Заходи почаще, Питер, — нежнейшим голоском проговорила хозяйка таверны, когда отец Свена положил на стол несколько серебряных монет. — Ты у меня редкий гость. И сыночка своего приводи. Он славный паренёк, скромный, трудолюбивый. Где тебя ни встретишь — он всегда с тобой…
— Да, парень у меня неплохой, — согласился отец Свена. — Ну что ж, если приглашаешь, заглянем как-нибудь…
— А вот ещё гости подоспели! — воскликнула хозяйка, заслышав шаги на крыльце. — Люди не забывают мой дом и моё пиво!
Она, как красная бабочка, порхнула к двери и испуганно ахнула, столкнувшись лицом к лицу с «гостем». Человек в сером плаще и маске, полностью скрывающей лицо, пригнувшись, вошёл в таверну. Это был настоящий гигант, могучий, как Один. Когда он выпрямился, расправив мощные плечи, тулья его шляпы коснулась потолка.
Вслед за великаном в комнате появились ещё два человека, одетые так же, как он. Посетители и хозяйка оторопело глядели на вошедших.
 — Этот, — сказал великан, указав на отца Свена, и двое подошли к моряку.
Опустив голову, тот молча выслушал посланника, сообщившего ему, что по приказу господина Эсберна Фридаля  каждый, укрывающий у себя чужеземцев, должен быть арестован и препровождён в замок.
— Ну, друг Улаф, — сказал отец Свена, пока двое связывали ему руки. — Придётся тебе и твоим молодцам идти в дом Хёгвальдов без меня. Загляните по пути ко мне домой и скажите моему парню, что меня арестовали. Матери пусть пока ничего не говорит. Может, всё и обойдётся. Господин Фридаль справедлив.
— Мы сделаем всё, как ты просишь, — пообещал Улаф. — Помоги тебе Бог, Питер.
Друзья обменялись прощальным взглядом, и солдаты вывели отца Свена из таверны. Несколько минут в комнате было так тихо, что казалось — она пуста. Наконец, Улаф нарушил общее молчание.
— Выпьем-ка ещё по кружке, — предложил он сыновьям, снова усаживаясь за стол. Налей нам, Бригитта.
Младший из парней отошёл от окна.
— Они повели его коротким путём, — заметил он.
— Ещё бы! — отозвался старший. — Не лесом же им идти. Лесом до замка полдня ходу, а по берегу доберутся за час.
— Берегом они сейчас не пройдут, — сказал средний брат. — Идёт прилив.
— Это им не помешает, — возразил старший. — Там есть тропы и проходы в скалах.
Хозяйка поставила на стол четыре кружки.
— Я слышала, что вам негде жить, — с подкупающей мягкостью в голосе проговорила она, поглядывая на Улафа, как собака в ожидании подачки. — Оставайтесь у меня. Я сдам вам комнату наверху. Дорого я не возьму. И у вас будет угол, и мне не так страшно. Я ведь одна. Моя служанка — молодая девица, а люди ко мне ходят разные…
— Сегодня нам точно придётся заночевать у тебя, — согласился Улаф. — Поздно уже, и твоё пиво крепкое. Садись, хозяйка, выпей с нами.
Хозяйка окликнула служанку, приказала ей наполнить пятую кружку и подсела к столу, кокетливо поправляя оборки чепца.