Глава 4. Настенька Волошина

       
     Предыдущая глава: http://proza.ru/2015/08/29/661

Я ещё долго сидел в баре. Сколько выпил — не помню. Наконец, знакомый бармен Санёк сказал:
-Всё, Виталь, лавочка закрывается. Я для тебя такси вызвал... Поезжай, друг, домой.
И я поехал. Назвал адрес и поплыл. Возле дома таксист еле растолкал меня.
-Эй, господин хороший! - тряс он меня за плечо, как тряпичную куклу. -Спасть будешь у себя в кровати. Лично мне уже нужно быть дома.

Водитель вытащил меня из машины, как куль с песком, и водрузил на лавочку у подъезда, а сам сразу же уехал. Я тут же улёгся на неудобное ложе, собираясь продолжить прерванный сон, но не тут-то было: кто-то снова начал теребить меня, потом не-то вёл, не-то тащил куда-то, а я слабо сопротивлялся в ответ, пытаясь понять что этому кому-то нужно от меня. Так и не понял. Потом отключился вовсе.

Из небытия выплыл, когда уже солнце светило в окно слишком назойливо. На чужом диване. В незнакомой комнате, стены которой были в симметричном порядке увешаны разнообразными картинами, офортами и гравюрами. Лежал и соображал, уставившись на одну из них:
-И куда это меня занесло интересно? На этом я свете, или уже на том?
Пахнуло вкусным запахом и я понял, что пока на этом. Пока. Голова шумела и раскалывалась не на сотню — на тысячу осколков и не хотела отрываться от подушки.

С трудом скосил взгляд налево. Рядом с диваном стоял венский стул на который был наброшен роскошный мужской халат — почти такой же, как у героя в фильме «Калина красная», когда он собрал народ для разврата.
-«Ага, - подумалось мне, - значит и я для разврата готов... Вот только голова, как видно, готова  не очень».

Заставил себя подняться и набросить халат на плечи, потому как других вещей поблизости не наблюдалось. Снова подумал:
-«Значит ночью разврата не было раз нательное бельё при мне».
Сунул ноги в тапочки и побрёл на запах.
Донёсся голос. По-моему женский, с лёгкой хрипотцой:
-Туалет прямо по коридору и налево. Рядом с ним — ванная.
-«Ага, - решил сходу, - значит всё-таки для разврата...»

Ванна сияла чистотой и роскошью: почти зеркальные стены отражали, наверное, около сотни изображений моего (чего уж там скрывать?) мало привлекательного вида. Закрылся от этого вида непроницаемой шторкой и открыл душ. Вода была слишком прохладная, но я стоически принимал это наказание до тех пор, пока она чуть-чуть не потеплела, а я слегка остыл, и зубы стали выстукивать «полонез Огинского». Пришлось открывать кран с горячей водой.

Привёл себя в порядок: даже новенький бритвенный прибор стоял в высоком прозрачном стакане, призывая соскрести со скул сильно проклюнувшуюся поросль. И я мысленно поблагодарил гостеприимную хозяйку. Что хозяйка — высший класс, было понятно по чистоте и порядку в её квартире.
Едва прикрыл дверь ванны, снова голос:
-Теперь прямо по коридору до упора и налево.
Потопал прямо и налево.
Первое, что бросилось в глаза — это довольно высокая, стройная женская фигура, стоящая у плиты. Дорогой шёлковый халат с расписными райскими птицами — такие, наверное, носил в своё время китайский... как его там... мандарин что ли? Или мандаринша...

Когда «мандаринша» повернулась ко мне лицом, я чуть не упал там же, где стоял. Это была «дама из Амстердама»... То есть не совсем она... Или совсем — не она? Фу, запутался!
-Это вы? - смог только промямлить.
Дама улыбнулась вполне открыто и дружелюбно, ответила с хитринкой в глазах:
-А кто его знает? Может я, может не я...
-А, где этот?... - я смог только очертить круг под глазом, не осмелясь произнести  - фингал.
-Так душ с вечера принимала — смыла, - засмеялась дама в ответ. - Он у меня «накладной»...

-Садись, дорогой, завтракать будем! Надеюсь ты ничего не имеешь против завтрака?
-Не знаю, - ответил с сомнением, прислушиваясь к своему организму.
-Ну, тогда для начала рассольчику? - поинтересовалась женщина, которая определение дама теперь оправдывала на все сто.

Брякнулся на стул, а дама засмеялась как-то очень молодо, сбрасывая с себя все устоявшиеся определения: старая, кривоватая, слегка сгорбленная, не совсем опрятная.
-Ну, что ты, мальчик, так удивляешься?... Какая я на самом деле, соображаешь?
-Да! - ляпнул не задумываясь.
-Разная я — разная! Сейчас вот такая, через полчаса уже совсем иная, а через час вообще не узнаешь — пройдёшь мимо...
-И зачем вы так...

Взгляд уже не с хитринкой, а жёсткий, почти мужской:
-А так, мальчик, жить легче... Кому старая, нездоровая и нищая бабка нужна?... Или бегут, или шарахаются, как от безнадёжно больной.
И тут же взгляд теплеет:
-Да, что это мы всё обо мне, да обо мне... Что с тобой случилось, касатик?
И я вдруг всё вспомнил: и вчерашнее утро, и слова: «не упусти сою судьбу, касатик».

-Почему вы меня к себе... привели? Ведь вы никого в свою квартиру никогда не приглашаете...
Взгляд дамы снова заискрился, но теплота из него не исчезла:
-А при тебе, касатик, ничего не было: ни ключей, ни телефона, ни кошелька... Неужели водитель руки погрел? То-то он тебя всё тискал...
-Откуда знаете?
-Так я из окошка всё видела... И, как такси подъехало, и как тебя «шеф» из машины чуть не на руках вынес, и как на лавку водрузил, и как по карманам прошёлся...

И тут мой взгляд упал на небольшое фото в створке навесного шкафа — точно такое же, как у меня дома, даже вздрогнул от неожиданности. На фото три юных лица: отец посередине, мама и ещё одна очень красивая девушка, с тяжёлой косой и с такой же смешинкой в глазах, что у дамы напротив. Я даже имя этой девушки вспомнил, и неожиданно сказал его вслух:
-Настенька Волошина!

-Что? - вздрогнула женщина. -Откуда ты это взял?
Я показал на фотопортрет:
-У нас точно такой... В маминой комнате. На столике... Я помню. Она много про вас... про всё рассказывала.
Женщина прикрыла глаза ладонью: то ли ей стало неожиданно больно смотреть на свет, то ли не хотела, чтобы я видел слёзы, выступившие у неё на глазах.
Отняла ладонь, сказала твёрдо:
-Довольно воспоминаний. Завтрак стынет.

Кусок не лез мне в горло. Мысли метались в голове, как молнии.
-«Надо же?! Лучшая подруга моих родителей живёт у меня под боком... Множество раз видел её и ни разу в голове ни мысли, ни сомнения... Лишь жалость иногда волной... Жалел. Кого?! Эту, до сих пор настолько интересную, женщину?!... А ей впору жалеть нас».
Не выдержал, спросил:
-Зачем всё это?
-Я уже ответила.
-Почему ни разу не подошли... не спросили... не сказали?
-Подходила. Много раз — голос у дамы стал ещё ниже, словно совсем сел. Она откашлялась и продолжила: -Признаться смелости не хватило... Ведь это я виновата, мальчик, что, Максим...  отец твой, ушёл от вас.

-Он не ушёл, - возразил я. -Он погиб.
-Так тебе сказала мама?
-Да. Так сказала.
-Она пожалела тебя... она просто тебя пожалела... Мы с Максимом тогда уехали вместе... В Амстердам.
Я поднял на женщину глаза, и видимо, в них было столько всего, что она не выдержала моего взгляда и отвернулась к окну. И я понял — она не шутит.

Резко поднялся, бросил на стол салфетку, которую  автоматически теребил в руках, и пошёл из кухни. Во след донеслись слова:
-Костюм в шкафу на вешалке! Когда остынешь — приходи... Поговорим.
-«Ну, уж дудки! - кричала в ответ моя душа. -Нам не о чем с вами говорить, мадам! Вы — мираж! Вы... дама из Амстердама!... И больше никто!».

Как добирался до работы, даже не помню — всё «зайчиком». На таком взводе был, что, если бы попался, то, наверное, тому, кто меня поймал — сильно не поздоровилось. На работе был только в первом часу.
Михаил, едва взглянув на меня, сразу понял, что я сильно не в духе. Сказал:
-Сегодня я прикрыл тебя перед шефом, сказал, что на выезде... В последний раз. Учти.
-Учту, - процедил сквозь зубы, даже не поблагодарив друга, но тот и ухом не повёл.
-Ключи, смартфон и кошелёк в столе — ты вчера их оставил в баре. Санёк с утра занёс.
-Спасибо Саньку, - буркнул еле внятно.

Так, я пока не понял, что это было со стороны Михи: жест примирение, или сочувствие, как мужик — мужику. Ну, что же: поживём — увидим.  А пока в работу и с самой головой.  Витёк вчера так и не дожал «своих корешей». Вот сейчас и выясним: был ли он там вообще.
-Так, Виктор Тарасыч, как у вас дела с «Дорстроем»?
-Почти на нуле, - «признался» Малкин. -Два часа ожидал Бражина — тот явился под занавес. Перенесли на сегодня.
-Когда встреча?
-В 14-00...
-Почему не с утра? - я сама настойчивость и требовательность.
-У него с утра планёрка, отчётность и бухгалтерия на шее, - с вызовом ответил Витёк.
-Договор мне на стол! - в приказном порядке объявил ему: иначе он не понимает.
-Так я... это,  - начал он.
-Договор ко мне на стол! - повторил не меняя тона. -Что непонятного?
-Да нет... всё понятно, - начал мямлить Малкин, но договор, изрядно покопавшись, всё же нашёл и, нехотя, положил мне на краешек стола.

-Всё, свободен! - объявил ему, даже не поднимая глаз.
-Совсем? - не понял он.
-Да, совсем! - сказал я. -Хватит водить меня за нос... Устал я уже от твоих художеств, Виктор Малкин... Ты как-то хвалился, что тебя хотят взять на повышение?
Витёк не успел ничего ответить.
-С сегодняшнего дня можешь считать, что тебя повысили... В отдел снабжения. Если ты, конечно, ещё не передумал.
-Да, пожалуйста! - окрысился Малкин. -Очень нужен мне ваш маркетинг! Ни для ума — ни для сердца.

Поднял глаза и поинтересовался, глядя прямо в его бегающие глазки:
-А они у тебя есть?
-Что есть? - не понял тот.
-Ум и сердце, естественно, - усмехнулся я.
-Как у всех, - опешил Витёк.
-А ты уверен? - не сдавался я. -Пока не наблюдается ни того, ни другого — одна только хитрость и подлость.
-Можно подумать... - начал он, но я перебил его:
-Лучше не начинайте, Виктор Тарасович, иначе мне придётся «припомнить» при всём коллективе, кому, что и сколько вы сделали за минувший год «хорошего».
Хорошее специально выделил, потому как этот тип на хорошее, видимо, вообще не заточен.

Не говоря больше ни слова, Малкин собрал свои вещички и потрусил к выходу, а я взял свой планшет, сложил в него папку с договорами и, кинув через плечо:
-Я в «Дорстрой»  - удалился, оставив ребят в полном недоумении.
В этот же день мне удалось «дожать» начальника организации Бражина и подписать договор. Как я правильно подумал, Малкин вчера там не появлялся. Вообще секретарь — милая девушка, не смогла припомнить, когда он был у них в последний раз.

Если бы я узнал, что и явление Натали Ветровой произошло тоже с подачи Витька - просто с треском выгнал этого подлеца, и не только из кабинета. Но узнал об этом намного позже. Хотя это опоздание не спасло его: он и в снабжении задержался недолго и был уволен через месяц «по собственному желанию». Поговаривают, что желание было не его, а начальницы отдела Виктории Павловны — та ужасно не любит лодырей и симулянтов, да ещё склонных к подличанию.
Ну, вот опять забегаю вперёд. Хотя... лучше сразу поставить все точки над и, чтобы не возвращаться к этому вопросу снова и снова.

В отдел успел перед самым окончанием рабочего дня. На месте были только девушки. Михаил ушёл, не досидев до шести часов, видимо рассчитывал, что я уже на работу не вернусь. Узрев мой взгляд, Оля пыталась объяснить причину его отсутствия.
-Оленька, - перебил я её, - не нужно оправданий. Обманывать, к счастью, вы так и не научились.
И девушка начала покрываться пятнами, не находя достойного ответа.
Леночка зашептала сразу, едва я отвернулся:
-Я же тебе говорила, что не нужно врать: он на три фута под землёй всё видит!
Улыбнулся своей «прозорливости» и сказал устало:
-Идите по домам, девчонки!
А вы, Виталий Максимович? - поинтересовалась Леночка.
-А я ещё немного поработаю... Идите, идите, не бойтесь! Уж я найду как вас «отмазать»...

Дело было не в работе: она не заканчивается никогда... Я просто боялся возвращаться домой, боялся снова столкнуться с «дамой из Амстердама»... или всё же с Настенькой Волошиной?...

    Продолжение:http://proza.ru/2019/07/27/522