Промысел 2 8 2

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602
Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/08/30/1513

Молния бьёт в точку, пожар охватывает лесной массив. Произнесённое на древесной подлоге слово про Велевшего носить бремена подожгло сердца, с Третьего Рукава перекинулось в Излучину и дальше.

Машина движка перегрелась от удивления. Пока первый охотник приречья осваивал навык устного и письменного счёта, среди людей бассейна Великой Реки сформировалась или возродилась легенда.

Имена Кина и Майт, как говорил Мейс Нисту в день смуты у Синих Камней, по дороге потерялись. Принявшее воплотившегося Сына стойбище, свидетели событий тоже остались безымянными.

«Зачем этот приходил? Людям вашего племени открыта цель?"
Спросил главный колдун. Ида начала переводить с листа книгу Иова.

Чужеродные обычаи отбрасывались легко. Древняя повесть землян несла сутевую наполненность, была до незатейливости понятной сидящим у огня.

 "После того открыл Иов уста свои и проклял день свой.
И начал Иов и сказал:

погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано:
зачался человек!

День тот да будет тьмою; да не взыщет его Создавший свыше,
и да не воссияет над ним свет!

Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча,
да страшатся его, как палящего зноя!

Ночь та, - да обладает ею мрак, да не сочтётся она в днях года,
да не войдёт в число месяцев!

Да померкнут звёзды рассвета её: пусть ждёт она света,
и он не приходит, и да не увидит она ресниц денницы
за то, что не затворила дверей чрева матери моей
и не сокрыла горести от очей моих!

Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался,
когда вышел из чрева?

Зачем приняли меня колени? зачем было мне сосать сосцы?
Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно!"
* [Книга Иова глава 3, стихи 2-13]

Слушатели узнавали себя и минуты произнесения слов. Каждый, не исключая юных, говорил так в отчаянии незащищённости, на волне горя и утрат.


Воздух под сводом грозил, стонал, жаловался. Двое влились в тёплое дерево, чтобы не вылететь вон, и вдруг пронзила мысль о возможности столкновения с нависающим каменным выступом.

Тонд поджал колени, начал медленно съезжать в поддон. Гайт почувствовала, поняла, повторила.

Изобретатель паруса до начала испытаний заботился придать конструкции сходство с птичьим крылом. Потом задумался о прихоти ветра.

Одинаковый по сути, не знающий границ воздух оказался слоящимся, точно чешуйчатая кора. Предсказать, как пойдёт расслоение, мастер не мог.

Был миг, когда воздушный поток взвился столбом, до предела напряг полотно. Остов судёнышка согнулся луком, нос притянуло к корме. Казалось, гибкий каркас не выдержит, треснет, превратит лодку в бесформенный и опасный мешок.

Меж людьми установилась держащая живых над смертью связь. Стало очевидно: в случае катастрофы дочь повелителя воды берёт ответственность за Лайп, Тонд вытаскивает девочек.

Лодка выдержала, но позволила основанию мачты выйти из гнезда, подняться вровень с бортами. На мгновение напор ослаб, и охотник повалил ветряной движок.

Опасность сломать остов заставила сделать так. Шест лёг вдоль, ткнулся в носовой створ. Под обретшим силу ветром парус с хрустом вывернулся, образовал куполообразный свод.

Верёвки ускользнули из-под рук. Тонд чувствовал, мачта лежит прочно, полотно остаётся наполненным ветром, влечёт невесть куда.

Привыкший двигаться днём и ночью человек пытался не терять направления. Податливое тело судёнышка позволяло отличать наклон поворотов от случайного крена.

Складывалось впечатление, что лодка движется строго на юг. Моти перерисовал выжженную Идой карту, и Тонд помнил рисунок.

Примерно оценив скорость, изобретатель ждал по прошествии десяти часов, будет поворот налево, к треугольнику, но время указало ошибку. Воля и знания человека натолкнулись на своеволие природных сил.

Внутри лодки говорить оказалось так же бесполезно, как и вне. Едва достигающий сознания хриплый рёв охотника назвать человеческим голосом можно было лишь условно.

В замкнутом пространстве женщины быстро обнаружили друг друга, поминутно проверяли, не выпал ли кто-нибудь, потом привыкли, точно слились в единый организм.

Ориентировочно, ветер дул с севера, но как-то выходило, путь заворачивал к западу вместо того, чтобы стремиться восточнее.

Опасения Тонда не были напрасными. Скоро сверху зашуршало. Стало понятно, полотно упирается в снизившийся потолок. Ужас пронзил способных чувствовать.

Когда днище лодки заскреблось о грунт, Тонд догадался, произошло худшее. Русло, в котором двигалось судёнышко, попало под предельно низкий свод. Вода хлынула через край посудины.

Тонд дёрнул ремень так, что зев стал минимальным. Положение стабилизировалось. Ветер определил водную грань, нагнетал воздух в грудь паруса, не позволял задохнуться, обеспечивал плавучесть сооружения, но с той же силой пользовался беззащитностью живых, влёк свою жертву дальше.

Женщины, возможно, плакали, кричали. Командир корабля не слышал. Приходилось держать рот открытым, снижать нагрузку на уши.

Горло, традиционный источник голоса, поглощало, точно раскалённую жидкость, проникающий до подложечки звук. Ничего подобного Тонду не доводилось испытывать, рассказов о сходных приключениях не было. Фантазия людей отдыхала.

Насельники лодки сбросили излишки плоти и сознания, точно листву при заморозках, поняли: наиболее безопасна позиция растения, безвольного, безответного стебля, сильного способностью развеваться на ветру.

Мамаша Лайп скрепила сердце. Женщина давно заметила, бесконтрольный ужас владеет душой, когда нет реальной опасности.

Если бы дочь Пайти знала, что отслеживает Рождающаяся Звезда, подплыла бы жутью в первые же минуты. Тонд слишком поздно догадался о главном промахе. Следовало, как только опустился к основанию мачты, срезать верёвки. Ветер унёс бы парус, течение выбросило обратно.

Задним умом все богаты. Слово хранителя племени Третьего Рукава: "знания добываются кровью и сберегают кровь", Тонду Мойи было известно. Что выйдет на сей раз, предстояло проверить.

Сбрасывать парус было поздно. Вряд ли сила течения окажется способной пропихнуть лодку сквозь каменное горло, не потопив.

Изобретатель понимал, в некоторых случаях движение воздуха вызывается разностью температур, ждал, что ночью река остынет, ветер сменится, и не дождался. Возникло сомнение в правильности сделанного у плавильной печи открытия.

Мнились, мерещились вертикальные и стелящиеся дымовые струи, пар над котлом и холодный туман. Тонд потерял счёт вычисляемому по количеству вдохов времени, боялся уснуть, но делал так поминутно.

Разбудила или вывела из вневременного забытья внезапная тишина. Ветер упал. Полотно накрыло кожаный зев.

Охотник вскочил на ноги, дёрнул верёвку, сложил конструкцию в тонкий клин, поставил мачту.

Брызги звёзд ошеломили возникновением. Тонд Мойи, житель бассейна Великой реки, сын своего времени, умел щёлкать смерть по лбу, хватать жизнь за кончик волоска.

Толи звёзды двинулись вперёд, толи лодка сползла обратно к только что выплюнувшей дыре... Охотнику дела до того не было. Парус взвился, короткие вёсла упали на воду. Стало очевидно, сила разума сопротивляется течению, использует ветер.

Оказалось, Гайт Не только присутствовала при сшивании полотна, довольно успешно взялась за верёвки. Женщины высунулись, глядели.

Лодка плыла по руслу в обрывистых берегах, которые точнее можно было бы назвать цепью растрескавшихся отвесных скал. Каньон был широким, течение быстрым, ветер устойчиво дул в корму, хотя поток довольно заметно вихлял.

Тонд попытался прижаться к берегу и обнаружил: отшлифованные камни не позволяют даже зацепиться, течение тащит обратно. Оставалось махать вёслами, не пренебрегать парусом.

Стены начали сдвигаться, ветер сникать, течение усиливаться. Тонд чувствовал, руки отказываются повиноваться, места для взмаха не хватает, но остановишься, и происходит несомненный откат.

Вода не гремела, бесшумно омывала камень, что свидетельствовало о значительной глубине русла.

Пропали звёзды, а наверху возникла тонкая лента светлого неба. Утро пришло в мир. Какое по счёту, люди не разобрались бы. При сложившейся данности прошлое потеряло власть, выход в будущее отсутствовал.

Тонд сначала толкался о камень вёслами, потом растопырил руки, упёрся в отшлифованные стены, решил: умрёт в напряжении прежде, чем лодка покатится обратно.

"Полотно тащит наверх, охотник. - Сквозь звон в ушах услышал человек голос жены. - Если всем напрячься, возможно, удастся вскарабкаться. Посмотри, ущелье сужается, и небо тоньше поддона".


Мороз заглушил искру спора на выходе. Следовало отнять быстро остывающий продукт у короткого дня. Работа соединила.

Старшие вытаскивали и свежевали туши, мальчики обваливали кость, пластали мясо. Пока огонь обрёл силу, чтобы не продрогнуть, сбивали дротиками лоснящиеся от наледи плоды каменного дерева.

Густая похлёбка из круговой плошки, сон под пологом в огненном кольце укрепили общность, здравый смысл поделил добычу. Охотники Равнин забрали мясо, люди Третьего рукава повезли в стойбище кости для студня, клея, поделок, и кожу, которая требовала немедленной обработки.

«Эти не поняли, что ты женщина, сказал Стойн сестре, - иначе не легли бы в один круг с нами".

Сегодня выяснилось, что брат ошибся. Дайт собирала орехи, углубилась в лес.

Тонкие прутья давно не давали влаги ссохшейся листве, шуршали громче ветра, и девушка лицом к лицу внезапно увидела возникшего неслышно охотника равнинной ватажки.

"Моё имя Гунк, если помнишь. Я нашёл тебя, и вижу, что не ошибся!"
Дайт испугалась бы, если бы не выражение бесхитростной радости в нежданно явившихся глазах.

"Ты подкрался, точно враг, как прикажешь понимать?"
"Случай велел тут встретиться. Не за чем таиться, но время коротко. Наш путь лежит по водоразделу, и засветло следует вернуться к стоянке, чтобы не наделать переполоха".

Дайт спросила: где был охотник, чем занимался.

"Мы хорошо вернулись, без потерь доставили добычу. До сих пор в стойбище с благодарностью вспоминают тот день, - говорил Гунк.

- Ваши старейшие послали вслед гонцов, указать кладки на стыке угодий. Мы забрали оказавшееся спасительным зерно.

Голод стоял у черты каждого жилья, люди грызли корни проникающей травы, но беременным женщинам и малым детям хватило пищи.

Весной отец велел мне жениться. Мы пошли к Звонкому Камню, обернули круг. И тут вспомнилась скрытая полынья.

Каждый шаг, мне казалось, приближает к пропасти. Я понял: не хочу брать женщину, которая не ты.

Тогда, на общей подушке, ты легла между отцом и братом, я догадался, почему сделали так. Теперь за каждым деревом виделась твоя фигурка, мелькал взгляд. Под ладонями вместо лямок мешка возникали маленькие руки, узнанные среди больших, держали цепко.

Добивала мысль, что ты стоишь у выбора за много дней пути, чтобы принадлежать другому! Выяснить было нельзя, признаться даже себе, - язык не поворачивался.

Я заболел. Просто не смог утром вылезти из мешка. Отец испугался, приметил жар в моём теле, велел тихо лежать...

По завершении круга выбора жар куда-то исчез, и тогда надо мной начали смеяться. Отец рассердился, чуть ни побил, только мне стало легко и весело.

Теперь наши идут на Серое Плато, чтобы избежать воспоминаний о моей болезни.

Я счастлив. Ты прекрасна! В глазах нет намёка на лукавство, волосы излучают свет, остренькие груди готовы лечь в ладони! Твой круг обещает быть вместилищем мира, тепла, радости!

Стоит отбросить одежду, обнять тебя, и сердце взорвётся огнём, умрёт и возродится! Я знаю и сделаю всё, чтобы сталось так!

Если тебе мил другой, я не позволю грязной зависти растоптать счастье! Ласковой минуты не отнимет никто! Создатель даёт людей племенам. Я возьму и сделаю счастливой достойную тебя женщину, буду любить двоих".

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/09/03/902