Бабушка, волк и треснувшая солонка

        Маша снова метала тарелки на дальние расстояния,а те, разумеется, летать не умели и по-свойски разбивались. Казалось, в тот момент, кто-то давал ей определенную книгу черных слов, которые она отсылала по нужному адресу. «Ты знаешь, кто ты? Ты – д у р а к!», -  бросала она, будто бы это - самое обидное в высшей степени обидного. Ему, бесспорному виновнику, приходилось терпеть и молчать. Хотя в значимый день родители назвали его совсем не так, а просто Миша, но разве станешь напоминать об этом Маше, когда она вот так вот бушует? Миха не рисковал, молча окунался в телек с головой и смотрел любимый футбол с удвоенным вниманием, стараясь не вникать в скандал.
       Но, когда Маша в очередной раз заводила разговор про дверь, Миша молчать не мог! Здесь он напоминал ей и переведенную выпечку, и красный берет, и себя слегка афигевшего и то, что тогда, она виновата была сама. И что, если бы Маша была аккуратнее в тот день, то, по крайней мере, тарелки были бы целы…
      Пока Машка не переехала к Мише на пятый, отдав тому, руку, сердце и нервы. Пока они не взяли в кредит кучу няшно-милых (при том) очень нужных вещей, которые быстро ударили по теперь уже семейному бюджету, оставив впечатление, что без пятой  пары туфель(еще и на каблуках), Миша, в принципе, как-то жил и дальше смог. Пока они не заключили договор на долго и счастливо, пока Миша, если и был дураком, то в меньше степени, они жили совсем другой, раздельной жизнью: он на пятом этаже, она – на первом, в соседнем подъезде, и не пересекались.   
       Только, случайно ли, на одной лестничной клетке с Мишей, жила Машина бабушка, которую та часто посещала? Может и да - в тот день, все реально смахивало на безобразное стечение обстоятельств. И кто бы знал, чем все закончилось, если бы не Машин красный шальной берет?
       Все было так просто, как гуманитарию разобраться в квантовой физике или даже еще проще. Однажды Маша, решив побаловать бабушку выпечкой, испекла пирожков, собралась, напялила свой брендовый берет, который, на самом деле, напоминал шапку поваренка, и отправилась в путь: в соседний подъезд.
         Девушка спешила. Она молниеносно неслась по ступеням, сокращая через одну, с первого до пятого и там … врезалась в Мишу. Летели пирожки, летел берет. Летела б и Маша, если бы Миша, вовремя не поймал ее. Она даже не покраснела, но извинилась, пообещала угостить пирожками. Надела берет, который тогда очень повеселил Мишу, и скрылась в соседней квартире. На Мишу, будто бы налетел самый прекрасный рок судьбы, в берете, да еще и с едой. Но он же не волк! Не мог он напасть на девушку со своими знакомствами, требовать номерок, просить угостить, только что поднятыми с пола пирогами, и спрашивать: «Вашей маме зять не нужен?». Не мог!
        Понятное дело, ни в этот, ни в следующий день, ни через год даже, обещанных пирожков Миша так и не дождался. А вот Машу, все таки, снова встретил, без еды, без берета и с одной ногой (здоровой). Вторую, девушка успешно подвернула. И вот она, теперь точно никуда не спешит, никого не сносит с пути и немножко расстроенная. Ждет своего спасителя, сидя на лестнице. Здесь то, Миша не мог упустить момент, помог и зазнаколись. "Какая она все таки Маша – б е д о в а я!", - думал он, влюбленный.
       С того времени Маша переехала к Мише на пятый, и они, так сказать, свили гнездышко прямо под крышей дома – вот и зажили. Главное, теперь у бедовой Маши было минимум возможностей уронить, не донести и сбить кого-то по дороге к бабуле - это не могло не радовать Мишу. Маша пекла пироги у него дома: исключительно с мясом и любовью. Ради этого можно было раз, два, и потерпеть столь глобальные оскорбления в свой адрес. Особенно под футбол. Тут и пива не проси, дай услышать это заветное: «Ду-ра-к».
       Маша знала, что ее дурак, на самом деле очень хороший и больше того, она не о чем не жалеет. Но, Маша, какой бы хорошей, доброй не была, оставалась бабой, а это значило, что ей нужно было иногда попричитать и побранится. Казалось, что в таких ситуациях, где-то в соседней комнате, на столе, не выдержав напряжения, трескалась солонка с солью. А соль рассыпается к ссоре! Хотя, разве то ссора? Дурак – это же почти любя!
       Случалось, и Миша защищался от подобного рода обвинений: напоминал глубокоуважаемой Маше, что это она сбила его тогда, давно. И, вообще, если бы не ее потешный берет, он, вероятно бы, ругался и кричал. Тогда Маша и сама вспоминала свой головной убор, улыбалась и ее очередное «ду-ра-к» звучало даже как-то мило. «Пирожки будешь? – говорила она, - Я ж обещала тебе, помнишь?».
        … Но перед трапезой Миша мчал в ближайший магазин, покупал самые красивые тарелки и, так до следующих концертов. Ведь, ксли он забрал ее к себе, то и инвентарь с него причитается…