1982
Она плакала, стоя в тамбуре электрички, у открытых дверей. До отправления оставалась ещё пара-тройка минут. Я стоял напротив, на перроне, и придумывал успокаивающие фразы. Невдомек мне тогда было, что слова мои падают на дно глубоченного колодца... Это уже потом, с годами, пришло понимание того, что если женщина плачет от неразделенной любви, от разлуки, она неадекватно реагирует на окружающий мир. Живёт она своими чувствами и эмоциями...
Ни того, ни другого в моём арсенале на тот момент не было. Не познал я ещё в свои восемнадцать лет, что ураган любви может унести черти куда. И как себя погано ощущаешь, падая в пропасть разлуки.
Убегали последние денечки августа. А в начале месяца, в мой день рождения, она сделала мне подарок. Были тогда в городе студии звукозаписи. На тоненькой пленочке, пришпиленной на открытку, можно было записать понравившуюся мелодию и свои поздравления. Она так и сделала: поздравила и записала песню Боярского "Все пройдёт". Боярский был мне, ну...никак. Если ещё в юные, школьные годы цепляли чем-то "Красные маки" или "Весёлые ребята", то ближе к совершеннолетию рок-н-ролл прошёлся по моему музыкальному восприятию своими кованными сапожищами. Прострочили по мне из пулеметов "Статус кво" и "Назарет", прогрохотали на танках "Кисс", а Фредди на ракете с названием "Куин" унес в такие выси, что я перестал воспринимать советскую музыку серьёзно. Нет были, конечно, и "Машина" и "Воскресение", а чуть позже "Зоопарк","Алиса","ДДТ". Но, мне смешно было представить их в одном ряду с "Дип перпл" и "АС/DC". Помню, перед свадьбой друг дал мне послушать катушку с "Лед зеппелин". Меня чуть удар не хватил от этих мелодий! Когда гости за вторым столом затянули "Ой, мороз, мороз", я ушёл в соседнюю комнату и включил "Иммигрант сон". Невеста, то бишь моя жена уже, два раза прибегала и пыталась утащить меня за стол. Я ей об'яснил, что наше присутствие уже не требуется, будем только мешать общему веселью. Поругались, чуть не развелись. Жаль, так близко счастье было... Ну, да ладно, вернёмся к нашим ба...ярским. Песня-то, в принципе хорошая, про любовь.
И сейчас, вспоминая все это, я недоумевал и злился. Чего плакать-то? Я на этой же московской электричке два года в техникум катался. И жил там в общаге. И ничего. Не понять дураку было, что девичье сердце не обманешь. Плакало оно горькими слезами безнадеги, ибо знало, что "с глаз долой, из сердца вон". Понимало, что, если нет в другом сердце ответа, не быть им вместе.
Но, вот женский голос известил:"Осторожно, двери закрываются". Заплаканное лицо медленно поплыло в сторону Москвы. Я долго махал вслед, потом облегченно вздохнул и потопал к троллейбусу, вспоминая друга Толика. С него-то все и началось...
2.
Когда мне грохнуло пятнадцать, мы переехали в соседний посёлок. До этого мать работала на заводе и мы жили в коммуналке. Ей это порядком надоело, она устроилась на работу в совхоз и нам дали "однушку" в пятиэтажке. Это был такой кайф! Отдельная квартира, балкон, вода и холодная, и горячая, ванна, унитаз! Зачем некоторым миллиарды? Ванна и унитаз в доме - вот что такое счастье! Без шуток. Порадовавшись некоторое время, я обнаружил одну неприятность: все друзья остались на старом месте жительства. Поэтому, просидев неделю в общаге, я все выходные проводил у них. Дома только ночевал. Потом потихоньку перезнакомился с местными. В нашей новой пятиэтажке было полно молодёжи. А по вечерам и из соседних домов народ подтягивался. Бывало шумно и многолюдно. Развлечений хватало на любой вкус: от пряток-догонялок, до распития самогона в под'езде. Я и старых друзей не забывал, и с новыми много общался. Особенно сдружились мы с Толиком. Он жил через под'езд от меня, был на год старше, играл за местную команду в футбол. В "трешке" на пятом этаже у Толика была своя комната. Его старшая сестра вышла замуж и уехала. Поэтому блага родительской любви он пожинал в одиночку. С предками держал себя независимо, но не хамничал. Отец - тракторист, мать - доярка. Зарабатывали в совхозе неплохо. Нужен Толику магнитофон - пожалуйста! Джинсы? Покупай сынок! Но, Толик был вполне вменяемый парень, без закидонов и родителей не напрягал излишествами всякими. Что нас ещё сблизило, кроме футбола? Наверное, практически одинаковые взгляды на окружающий мир, через призму юмора. Уж что-то, а похохмить над товарищами, да и друг над другом мы не упускали возможности. Ещё мы немного бренчали на гитарах. Слух у Толика совершенно отсутствовал. Поэтому его выступления можно было слушать, только предварительно влив в себя 0,7 портвейна.
Как-то он поинтересовался, почему я в футбол не играю.
- А где? За кого? Из прежней команды пришлось уйти из-за того, что учусь далеко. Так, в техникуме иногда погоняем.
- Приходи за нас играть.
- Ага, кто меня здесь знает?
- Не боись, я знаю.
Привёл меня на тренировку. Кто-то спросил:
- Где играешь?
- Крайнего защитника.
- Посмотрим...
Посмотрели. Выпустили в очередном матче минут на десять. Я, как тренер учил, попытался в пас играть, обрезал раза два. Такие эпитеты в свой адрес услыхал, афроамериканцы побледнели бы. Но, ничего, потом пообвыкся, пообтерся...
3.
Толик уже давно дружил с одной девчонкой. Она закончила девятый класс, жила около стадиона. Я как-то видел её пару раз издалека. Они гуляли вечерами по поселку и Толик все порывался нас познакомить. У меня же была масса других дел и забот и все был недосуг. Но, вот, однажды, после футбола Толик предложил:
- Пошли гулять, я тебя, наконец, познакомлю с Ниной.
Вечер мой был ничем не занят и я согласился. Через час мы встретились все на том же стадионе. Толик, ухмыляясь, произнёс:
- Вот, познакомься, Нин. Это мой лучший друг Андрюха.
Девушка лучезарно улыбнулась и протянула руку:
- Нина.
Я легонько пожал ее ладошку:
- Андрей.
- Держи хвост бодрей.- Хохотнул Толян и спросил,- Ну, что, пройдемся?
- Пойдемте,- улыбнулась Нина.
Я почесал затылок в раздумье:"Нафига я здесь нужен?". И пошёл вместе с ними. Мы с Толиком всю дорогу язвили друг над другом. Нина смеялась, изредка вставляя фразы в наши бредни. Голос у нее был немного низковат, как говорится,"приятный женский баритон". Девушкой она была довольно симпатичной: большие, подведенные глаза, приятная улыбка, модная стрижка. К ней, скорее подходило слово не "красивая", а именно "симпатичная","приятная". Но, что ее выгодно отличало от других - это фигура. Для женщины она была чуть выше среднего роста, худощавая, но, отнюдь, не худая. А вот ноги были ее главным достоинством: длинные, стройные и очень пропорциональные. И она их здорово подчеркивала вельветовыми брюками в обтяжку. Пушкин в своё время огорчался, что в России не найти и пары стройных женских ног. У Нины эта пара была...
С тех пор мы иногда бродили втроём по улицам. Когда захолодало, частенько просиживали у Толика. Иногда Нина приглашала нас в гости. Теперь она училась в выпускном классе и уже задумывалаь о недалеком будущем, строила планы и интересовалась нашим мнением, как более умудренных опытом товарищей. Смешно! Мы сами были старше неё на два-три года, но с серьёзным видом рассуждали и об'ясняли что-то. Изредка устраивали посиделки с одноклассниками Нины. Была у них дружная компашка из 10-12 человек. Праздновали под гитару и магнитофон дни рождения, праздники, танцевали, разыгрывали друг друга. В такой тёплой и дружественной обстановке промелькнули осень и зима. А весной друзей и одноклассников, тех кому стукнуло восемнадцать, начали призывать в армию. "Повязали" и Толика. На проводах, как обычно, пили и пели, давали дельные советы и пьяно лобызались. Толик весь вечер сидел с Ниной в обнимку. Мне что-то не хотелось алкогольной радости в этот вечер, я сидел рядом с ними, потешаясь над пьяными.
- Ты тут не бросай ее,- Толик показал глазами на Нину.
- Чего?,- не понял я.
- Ничего! Что ей два года дома сидеть что ли?
- А где?
- В Караганде! Сходи с ней иногда в кино, на танцы. Я ее тебе, как лучшему другу, на хранение оставляю.
Я почесал лоб. Что за напасть? Мне больше заняться нечем,как с чужими девчонками по танцам шастать. Офигенная перспектива! Однако озвучил я прямо противоположное:
- Да ладно, не беспокойся, дождемся тебя в лучшем виде.
- Смотри, я на тебя надеюсь.
- Ага.
Нина сидела, прижавшись к Толику, изредка бросая на меня взгляды. И чем-то они мне не нравились...
4.
Весна промчалась с песнями, плясками и алкогольной интоксикацией. Иногда случались провалы в памяти - было не вспомнить: кого, куда и сколько раз провожали. Слава богу, к июню вся эта кутерьма закончилась. И в трезвом разуме ребром встал извечный русский вопрос:"Что делать?". Так как ещё зимой я оставил в покое своё учебное заведение, надо было определяться с трудоустройством. Мать пилила:"Здоровый лоб, а на работу устроиться не можешь." Толик на проводах предложил мне вариант: поработать летом помощником комбайнера с его отцом. У нас полдома пацанов с родителями и знакомыми так работали. Вариант был неплохой, им я и воспользовался. Целый месяц мы готовили комбайны к уборочной: ремонтировали, что-то меняли, чистили... В июле вышли на просторы Родины. Работа была в радость: лето, солнце, свежий воздух. Романтика! Там, где урожай был плохой, мужики давали нам порулить. А пока мы гоняли по полю на второй повышенной, сидели где-нибудь в тени, дули самогон и резались в карты. Все было хорошо, кроме одного: спать все время хотелось просто зверски. Конечно, под'ем ежедневно в 5.30, целый день в пыли, на жаре, домой часов в десять привезут, быстро помылся, перекусил и гулять. Вернешься под утро, через час вставать. Так и засыпали прямо на мостике комбайна, пока сердобольные мужики не прогонят куда-нибудь в копну. Какие уж тут танцы и кино! Про Нину я старался не вспоминать. Была на это причина...
Перед тем, как я устроился на работу, мы случайно встретились на улице.
- Здравствуй, Андрей.
- Привет, Нин.
- Как дела?
- Нормально. На работу устраиваюсь.
- Молодец.
- Что там Толик пишет?
- Служит. Тебе привет передаёт.
- Ага, ему тоже.
- Передам. А ты что не заходишь?
- Да забегался, то одно, то другое...
- Заходи, не забывай.
- Хорошо, на днях заскочу.
Заскочил. Посидели, поговорили.
- Давай в кино сходим,- предложила Нина.
- А что за фильм?
- Какой-то иностранный, про любовь.
Кто бы сомневался... Я согласился.
Народу на сеансе было много. Мы забрались на верхний ряд, на места для поцелуев. Мелодрама, с элементами трагизма, захватила Нину. В одном из напряженных мест она взяла меня за руку. Сердце моё подпрыгнуло, в висках молоточками застучало:"Толик, Толик, Толик". Так мы и просидели до конца сеанса. На улице она взяла меня под руку. Всю дорогу до ее дома я испытывал ощущение вины. Ещё через день мы пошли на танцы. Это было гораздо хуже. Танцевать на расстоянии не получилось. Она сразу обняла меня и прижалась. Копец! У меня в голове все поплыло, сердце чуть не вывалилось из ушей. Я чувствовал, что она вся дрожит. Когда танец закончился, я предложил пойти домой. Она согласилась. Возле дома она неловко чмокнула меня в щеку и тихо сказала:
- Ты все-таки заходи почаще.
По дороге домой я старался трезво осмыслить ситуацию. При таком развитии событий, ничем хорошим это закончится не могло. Я предаю друга? Нет, нет, нет! В совхоз! Работать, работать и работать!
5.
Недели через две, после начала уборочной, начались дожди. Нас отпустили на пару дней. Наконец-то я отоспался. Днём взял зонт и пошёл в магазин. Там столкнулся с Ниной. Сердце выдохнуло:"Ну, все, приплыли".
- Привет, Нин. Гуляешь?,- я старался казаться беспечным.
- Да так, кое-что купить надо.
- Как дела? Толик что пишет?
- У Толика все хорошо, служба идёт. А я, вот, в Москву собралась, поступаю в училище.
- Ого! Нехило! Будешь столичной штучкой.
- Да уж... А у вас выходной сегодня?
- Да, дождю спасибо, хоть поспали.
- Проводишь меня?
- Конечно.
Мы шли по дороге и весело болтали, но у меня было ощущение, что я провожаю себя в последний путь.
- Что-то сегодня прохладно,- поежилась Нина.
- Да, циклон какой-то холодный приполз.
- Пойдём ко мне, чайку горячего попьем,- Нина вопросительно посмотрела на меня.
Моё "пойдём" прозвучало, как "аминь". От судьбы, видимо, не уйдешь. Не то, чтобы я сильно сопротивлялся обстоятельствам, но, червяк сомнений и удав угрызений совести душили меня. Но, вены, набухшие от молодой, горячей крови, разорвали эти путы благопристойности. Я понял: сопротивление бесполезно и отдался на волю обстоятельствам.
Мы пили чай, а моё сознание воспринимало все происходящее, как в замедленной с'емке. Я прекрасно понимал, что должно произойти что-то неординарное и не мог ничего сделать, чтобы это предотвратить. Так во сне бывает: убегаешь от кого-то, а ноги, как ватные, не слушаются...
После чая надо было бы откланяться, однако, я, как зомби, пошёл за Ниной в комнату. Она включила "вертушку".
"Летний вечер тёплый самый
Был у нас с тобой..."
Стас Намин пропел свой хит, содранный с "Отеля Калифорнии".
Нина подошла и протянула руки:
- Потанцуем?
Все! Последний гвоздь в крышку гроба непорочного, почти святого Андрея...
Я только прикоснулся к ее рукам и - "оп!" - я уже в другом мире. Там только я и она. Мы сжимаем друг друга в об'ятиях, дрожим от близости наших тел... Мы пока отводим взгляды... Но, нет, нет! Мы уже ищем друг друга губами...мы упиваемся сладостью этого мгновенья, которое не повторится больше никогда, ни в одной из других жизней, ни в каком-либо из других миров...оно единственное, это мгновенье... Не войти в одну реку дважды...
6.
Когда я очнулся? На следующий день? Опять дождь... Сердце и разум, раздираемые противоречиями, вели беспощадную войну. Что, что, что делать? Казавшийся ещё недавно трезвым ум находился в полном тупике, а сердце било кувалдой в грудь:"К ней! К ней!" На фиг все и всех! Все - я потерян для честной жизни! Не жди меня мама, хорошего сына...
Кое-как, дождавшись обеда, я помчался к дому у стадиона. Я вошёл к ней, терзаемый муками совести и пылающий желанием встречи. Как горели ее глаза! Весь день превратился в один бесконечный поцелуй. К концу дня наши головы кружились то ли от недостатка кислорода, то ли от предчувствия грядущих событий...
Утром я взял себя в руки и пошёл на работу. Три дня я держался, как Брестская крепость. К концу третьего дня я пал, как Люцифер. Когда я пришёл к ее дому часов в одиннадцать вечера, она сидела в беседке у под'езда.
- Я уж думала ты совсем не придешь,- то ли упрекнула, то ли поиронизировала Нина.
- Работы много,- буркнул я.
- И ночью?- Ну, точно, смеётся.
- Ночью спать надо, а то с комбайна упаду.
- А сегодня, что спать не хочется?
- Пока нет, а если что, прямо тут усну.
- Здесь холодно и спать не на чем.
- К тебе тогда пойду.
- Допустим. А не боишься?
- Маму твою что ли?
- Мама на кухне поспит, если что.
- Если что - ЧТО?
- Если - ТО...
Она явно меня провоцировала. Что-то я не был готов к такому повороту событий. Надо было уводить разговор в сторону от опасной темы. В голове почему-то пронеслось:"Книга - лучший подарок!". А поцелуй - лучший способ завершить прения. Она и не сопротивлялась...
7.
Через пару дней подоспел мой день рождения. За пузырь самогона я был отпущен на все четыре... Мы ( я и она, два предателя ) накануне договорились пойти гулять в лес. Погода стояла чудесная. Нина в этот день была просто ослепительна. Мало того, что от ее совершенных ног нельзя было оторвать взгляд, на ней был какой-то полутопик, полураспашонка, не доходившая ей до пупка. У меня от предчувствий начались провалы в сознании. Я что-то никак не мог сообразить в какую сторону нам идти.
Мы долго шли по заводской узкоколейке, углубляясь в лес. Наконец, дошли до лесного пруда. Присели на берегу, держась за руки, и несколько минут молча смотрели на воду.
- Здорово здесь как!- тихо сказала Нина.
- Да-а...,- задумчиво протянул я, - красота-а...
- А ты здесь раньше бывал?
- Конечно. Мы с ребятами,когда ещё в школе учились, сюда ходили. Тут раньше плоты были, кто-то из шпал сколотил, мы на них плавали. А жарища, пить охота. Так мы прямо из пруда пили.
- Какие смелые.
- А куда деваться-то. А ещё тут грибов полно. По ту сторону линии заброшенная шахта есть. Там и свинухи, и подберезовики, и подосиновики.
- Ты здесь, наверное, весь лес исходил?
- Ну да. Все детство здесь прошло.
- Хорошо вам, мальчишкам, столько простора, столько свободы...
- Это точно, что есть, то есть.
Мы помолчали.
- Поцелуй меня,- голос Нины прозвучал тихо и так нежно, что у меня перехватило дыхание. Мы уже много раз целовались: и у неё дома, и в беседке, и в под'езде. Но, здесь, среди этого сияющего великолепия природы, этого разнообразия звуков и красок, так сладки, так горячи были наши поцелуи. И, вот, я, как в кино, просовываю руки под топик и крепко-крепко притягиваю ее к себе. Ладони мои чувствуют бархат девичьей кожи и упругость ее тела. Она же обнимает меня за шею и прижимается ко мне. В голове моей туман, обрывки сознания не могут собраться в одно целое, все тело горит и дрожит от возбуждения. Мы опускаемся на траву... Я целую ее закрытые глаза и полуоткрытые губы... Я прижимаюсь к ее груди так, будто хочу стать с ней одним целым...наверное, так оно и есть... Она уже не обнимает меня, лежит, бессильно раскинув руки... Мне кажется, что температура воздуха градусов сто, и я сейчас сгорю.... В висках опять начинает стучать:"Толик! Толик!! ТОЛИК!!!" Я падаю на спину в траву............
8.
Как ни странно, всю обратную дорогу мы чувствовали облегчение, будто спаслись от чего-то страшного и неизбежного. Вечером сходили в кино и весь сеанс целовались. Но, уже не так жарко.
Потом я с головой ушёл в работу и не ходил к ней недели полторы. Как-то вечером передо мной предстала мать с конвертом в руке. Я только приехал с работы, помылся и сел ужинать.
- И тебе не стыдно?- тон у матери был явно агрессивный.
" Интересно, по какому поводу теперь,- подумал я,- с курением решили - курю легально, в пьянках последнее время не замечен, работаю. Что ещё надо?"
- Ну, что молчишь-то?
- У меня рот занят.
- А, вот, бедным девочкам лапшу на уши вешать у тебя рот не занят. Отвечать за свои поступки надо!
- А чего я сделал-то?
- Это тебе лучше знать, если тебе такие письма пишут.
А! Вон в чем дело! Конверт-то открыт. Добрая материнская привычка проверять карманы и читать мои письма.
- Ну, что же ты наобещал девочке чего-то, а сам в кусты?
- Да никакой девочке я ничего не обещал!
- А что же тогда эта Нина тебе пишет?
Блин! Нина! Хреновая ситуация...
- А тебе не стыдно чужие письма читать?
- Какие же они чужие? Ты мой сын. Имею я право знать, что ты делаешь.
- Это вмешательство в личную жизнь. Нехорошо, мам.
- Это у кого личная жизнь? Ах, ты сопля недобитая! Личная жизнь у него! Скажите пожалуйста!
- Пожалуйста.
- Замолчи сейчас же! Иди и проси у неё прощения!
- За что?!
- За то, что обманул ее!
- Да ни хрена я ее не обманывал!!
- Замолчи, замолчи! А то я сама пойду!
- Ну-ну. И что ты ей скажешь?
- А вот скажу какого гада я вырастила!
- Яблочко от яблони...
Я быстро встал, выхватил конверт и, увернувшись от матери, выскочил в под'езд. В письме Нина упрекала, что я променял ее на карты и не сдерживаю свои обещания. Какие обещания? Пообещал Толику развлекать ее? Вот и доразвлекались... Как теперь смотреть ему в глаза? Нет, надо это как-то заканчивать.
В под'езд вошла парочка: соседка и знакомый парень.
- Серег, закурить есть?
- "Беломор".
- Давай...
Мы смачно затянулись.
- Как там на полях страны?,- поинтересовался Серёга.
- Десять центнеров с гектара.
- Коровам хватит,- подытожил знаток-аграрий,- ну, что, Люд, пойдём гулять?
Они вышли на улицу. Домой идти на разборки мне не хотелось. Я решил расставить точки и направился к стадиону. Нина опять сидела в беседке.
- Ты что, живёшь здесь?,- полюбопытствовал я.
- Знал или догадался?
- Предположил.
- Может и живу.
- Из дома выгнали?
- Сама ушла.
- А что так?
- Тоска заела.
- Средство от тоски принять надо.
- Какое же?
- Самогон лучшее средство от всех болезней.
- Фу! Я другие предпочитаю.
- Какие, например?
- Например, любовь.
- И как? Помогает?
- Не очень.
- Я же говорю - самогон лучше.
- Ты прямо малолетний алкоголик.
- Ну, уже не малолетний. И не алкоголик ещё пока.
- Ключевое слово - "пока"?
- Нет, "батискаф".
- Какой батискаф?
- Проехали...
- Нет, приехали. Я через неделю уезжаю в Москву.
У меня чуть не вырвалось:"Счастливого пути!". Какой цинизм! А что делать?! Как точку-то поставить? Ох, и фигово же мне! Ладно бы любовь неземная была, а то, так, зов крови, бурление страстей. С нее-то спрос какой? Она - слабая женщина. А я кто? Дебил, идиот и циник.
- Поцелуй меня,- голос ее дрожал.
Нет, точек сегодня не получится...
Она плакала, стоя в тамбуре электрички, у раскрытых дверей...
Свидетельство о публикации №215090200498