Самодум

                Самодум


-Самодума-то видел? – спросил меня встретившийся односельчанин.
-Так где ж я его увижу, когда пуста  изба его?  - Удивился я сказанному.
Самодумом прозвали Потапыча. Жил он на краю посёлка, кстати, недалеко  от дома моих родителей. Постарше их он был. Да вот уже и нет моих родителей, а Потапыч всё такой же.
-Я вижу, изба его пуста, так думал, что он к детям своим куда-нибудь съехал.
-Как же, съедет тебе Потапыч. На Синем обосновался.
-Как на Синем? Зимой? – удивился опять я. То, что он пропадал на реке всё лето, кто не знал. Но зимой, да в пяти километрах от людей. Года три я не был зимой в своём, родном Дудоровском, правда, летом приезжал исправно. И старался Потапыча посетить. Всегда словоохотлив - рассказы, необычный взгляд на вещи. Но когда умерла его жена, я уже робко посматривал на его застрявший у самого леса дом.
-Говорят  у него на Синем изба уже, не хуже дома. Ну, может больше на сторожку, как в сельхозтехнике нашей недостроенной,  похожа. И с баяном он там.
-С каким баяном? – собаку, что ли так зовут, подумал, так он  собак не держал.
-С каким таким, с настоящим. Повадился последнее время играть на баяне.  Ладно, вечером, а то и утром, а мужики говорят и ночью слышали. Стали смехом пенять ему, а он возьми теперь с этим баяном и    на Синее. Играет там.
-Ну, это, что-то! - подивился я.
-Вот-вот, что что-то. Наши говорят, приучит там зверьё к музыке, а те  и повадятся в праздники к людям ходить. А  пьяный народ неосторожный, так что пожива. Я грехом раз с этакой песенностью, на крещение, выхожу во двор по нужде, а сам всматриваюсь, а вдруг какой лохматый слушатель  за огородом, сграбастает, так что уже и удовольствия постоять нет. А раньше и на звёзды посмотришь.
-Ну, уж тебе боятся Пётр Егорыч, - засмеялся я,  зная, что это заядлый охотник и не только по зверью.
-Я не про страх, а про неожиданность. Так ещё не всё.
-А что ещё.
-Да дочь, нашего Тишина к нему прошлым летом ходить заладила.
-Какая дочь?
-Младшая Нинка. Старшая-то давно в городе, а эта тут, да тут и, нравится посёлок ей, говорит. А уже скоро под тридцать.
-А Потапычу сколько?
-Вот в том то и секрет, сколько этому Потапычу толком не знает никто, да вот играет теперь в лесу на баяне. И девица к нему,  а?
-Ну и ну! И зимой? -  наверное, от удивления у меня был такой глупый вид, что рассмеялся Пётр Егорыч, похлопал меня по плечу, приговорив, - а ты проверь. А вот туалет на всякий случай из-за этого Самодума придётся делать поближе. -  И Пётр Егорыч зашагал.
А я, ну разве в любопытстве своём мы сопротивлялись себе когда. Да сроду и  понятия не имеем. В магазин сразу же после разговора, а наутро уже на лыжах  мерил снег по едва уловимым приметам дороги на Синее. Лыжи уже через полчаса устал перетаскивать через валежник, а то и выдёргивая их из него, деревья тут и там вставали стеной, так что приходилось изогнувшись руками переносить их из кустов на тропу. Через некоторое время я снял их,  взвалил  на плечо с ружьём вместе и через какой час понял, что груз как у лошади. Пришёл к Синему никакой. Так ведь и не на самом Синем,  вспомнил я, а на острове, так называли местные кольцо Рессеты образованное руслом чуть выше Синего. Странное было место, ни одна гроза его не обходила, чтобы не врезать молнией. Все дубы были прожжены молниями на этом «острове», и можно было любоваться нутром их,  в которых были уголья, в каком  лохматая плесень. В общем если где и селиться чертям, да ведьмам, лучшего места не придумаешь как в этих дубах.
Лыжи я воткнул у реки и стал шарить по округе глазами, да, уже   ватными от усталости ногами, ходить. Смеркается  рано зимой и, не найдя, тащиться назад, было выше сил. Уже в памяти перебирал я:   взял ли спички, и, не пора ли оставить поиск, а заняться дровами для костра. Как вдруг услышал баян, а вслед и янтарик оконца меж деревьями. В избе-то темно становится раньше, чем на улице, так вот оно и засветилось рукой Потапыча пораньше. Сил будто прибыло. Я и про лыжи забыл – вернуться принести – и, пробежав метров двадцать до избы, застучал в окно.
Баян стих и минут через десять застучала задвижка и распахнулась дверь. На пороге стоял заросший, как какой-нибудь дикарь, в распахнутой рубашке Потапыч. Всматриваясь в нарушившего его покой пришельца, вдруг: «Не Вася ли?»
-Он самый, - обрадовался я. - А то вдруг не узнал бы, да как объяснять. Да и трезв ли?
-Заблудился что ли? Да и с чего это охотиться вздумал?
-Да не охотиться,  а пройтись по родным местам. – Что пришёл к нему, помалкивал, вдруг недоволен будет.
-Не пригреешь ли, а то вот пока  лыжами ехал,   время потерял.
-С какими лыжами?
-Да я их у реки оставил, замаялся.
        -Ещё бы, замаялся, по нашим трущобам только на лыжах. Это не город с лыжнёй. Так заходи, погрейся, потом за лыжами своими пойдёшь.
Я зашёл, не услышав приглашения, переночевать. Уж не намерен ли он меня  выпроводить, на ночь, глядя, назад? – думаю. - Так ночью-то с лыжами ещё и посложнее. Раз днём путался.
-Это точно не в городе, - поддакнул я, может, сообразит оставить меня до утра. - А разуться можно? - Спросил я вслед за тем, как присел
 Потапыч же принялся вертеть кочергой в буржуйке, что стояла посреди его часовни, как я окрестил его избушенцию. В углу была задёрнута занавеска, но если бы там был кто, слышно было бы, расстояние невелико. Значит,  один и Нинки нет, хотя бог весть может в лесу, где и появится.
-Разувайсь.
Я разулся, а от тепла и вовсе разомлел. - А ведь я Потапыч уже думал, не заняться ли дровами для костра, в темноте сложнее.
-К чему ж костёр вон, сколько дров, да ещё и поленница, здесь переночуешь. – Сказал, захлопывая дверцу, - если не гребуешь клопов ли блох. - При этом он  хитро улыбнулся. - Наверное, специально искал, а? Наболтали на посёлке ведь?
-Специально, да не надеялся. А вдруг. Я и бутылочку прихватил и колбаски.
-И бутылочка, и закусочка свои есть. Будет  ли такое, чтобы у Потапыча не было. Да раздевайся совсем вон в рубахе останься, а майка от твоих лыж, наверное, тоже насквозь.
И точно майка была, хоть выжимай. 
-Давай-ка пока вот это выпей, не хмельное, но силы сразу вернёт мёд, смола сосны и самая малость спиртного.
Я выпил, хоть и не хотелось, но попал в чужой монастырь, свой устав забудь. И размяк, разделся совсем.
-Может ещё? - улыбнулся Потапыч, - видимо вид у меня был преглупейший.
-Да распарюсь совсем, а ещё за лыжами идти.
-За лыжами завтра пойдёшь, никуда не денутся, сторожа верные.
Я  сразу согласился, не хотелось ногами всё ещё чувствующими усталость опять подниматься. В самый раз было достать своё угощение, да разговориться с Потапычем.
Предложил, не отказался от стопочки друг моих родителей, расспрашивал, замечания делал, да всё такие мудрёные, так что я возьми и спроси, чтобы на него внимание перевести. А что за сторожа лыжам верные?
-А, - улыбнулся он Деревья.
-Какие же они сторожа?
-Самые сторожа, а ещё и лекари. Это же люди – деревья. Ведь душа между жизнями   отдыхает триста лет. Или не читал?
-Читал, - ответил я, хотя больше слышал и не помнил от кого.
-Так вот эти триста лет душа недвижно находится в дереве и стоит и всё видит и осмысливает.
-А звери? - непроизвольно спросил я.
-А звери, это грешники катящиеся вниз. Лишил бог их речи,  стыда лишил, красоту, правда, оставил кое-кому. Да что я говорю. Басни что ли не читал? Да и посмотри на них повнимательнее, не напоминают ли они тебе людей, да как точно порой. Мало среди людей похожих на медведей, змей, волков?
-Так звери же  вроде бы как совершеннее, чем деревья? – засомневался я.
-Кто тебе сказал?  Да ты прислонись к дереву, влекущему тебя, и силу почувствуешь, а кота погладь, так он обворует тебя.
-Как обворует?
-Так, норов свой покажет, не мне пример приводить. Какое дерево тебя ужалит, а гадюка? А лев разорвать норовит,  даже без жажды есть. Лапы свои попробовать, кровожадность утолить. Звери это путь в ад душам, если не образумятся, потому и охота на них позволена.
-А деревья, Потапыч, пилят, рубят.
-А бог их раньше срока в люди отправляет, или переселяет в другие.
Не сбить было Потапыча,  уютно было всё устроено в его мире.
-Ты вот поживи как я в лесу, так узнаешь ещё, что деревья делятся своим мышлением с людьми, и благодарят их за внимание к себе. Зверь же приведи его в дом – тебя приучать к себе станет.
-Так ведь некоторые люди любят кошек, собак? – возразил я нерешительно.
-Так потому что шанс выбраться есть у зверей в люди снова, вот они собратьев своих и влекут, благодарные богу за возвращение.
-Ты поэтому в лесу?
-И потому, и поэтому. Деревья и здоровье дарят. Вот тебе сколько лет?
- Двадцать пять.
-А мне 75
-75! О-го-го, Потапыч, -  вскликнул я, да подумал, ведь старше родителей моих. А Нинка? Да ещё Нинка!  вот тебе и 75…
Потапыч ковырял поленом в буржуйке. Буржуйка была у него сделана добротно, целая метровка влезет.
Надо летом сложить печку, вот удобство будет, - говорил он, забрасывая полено в топку и прикрывая дверцу. - Не женился ещё? - спросил он, обернувшись ко мне.
-Нет, - отвечал я. – А надо?
-Уже переваливший через столько лет я не советчик тебе, но скажу одно, может, сугубо личное. Женщину можно терпеть, если бы не суета, которую она приносит с собой.
За разговорами мы и про спиртное забыли, так оно и осталось стоять чуть початым, зато наговорились, и своими снадобьями он меня угощал, всё на травах и других лесных находках, так что чуть ли не до десяти часов я проспал на следующее утро, да и засобирался, не отказавшись лишь от чая.
-Ты езжай вдоль реки до дороги, здесь хоть на лыжах идти можно, - посоветовал Потапыч на прощание. - Да наведывайся, приедешь, когда снова.
Значит, и ему было приятно поговорить. Я ехал и собирал в памяти сокровища его выводов. Не совпадали они с моими, да и традиционными, да и эти традиционные часто рушились в мире. А здесь гармония жизни человека с природой и здоровье в придачу. А музыка! Оказывается, неспроста баян. Он нацелился общаться с деревьями посредством музыки. И вообще считает, что это самый верный язык общения, потому что мы все из музыки, каждый - своя мелодия, как полагает он.  Интересно, какая же моя?
Вечером, когда я шёл к автобусу, уезжать, встретилась Нина Тишина.
-У Потапыча был? – не  спросила, а сказала  она. Я опешил, ведь её там не было, а сегодня никому и не говорил, да и ей сноситься туда да обратно, такое и  спортсмену не под силу.
- Да, -  отвечаю, а у самого глаза из орбит, - откуда знаешь? - А она улыбнулась и, ничего не сказав больше, прошла мимо.
«Вот ведь, - в свою очередь улыбнулся и я, вспомнив слова Потапыча о суете. – А ведь на верном пути Нинуля, где ж узнать секрет, как не у Потапыча».