Трактирщик, который свалился с луны

   

Трактирщик, который свалился с луны
Часть 1


-1-

Зимний вариант отпуска мне решительно нравился. Специально, вопреки общепринятой в нашем отделе традиции гулять летом, взял в феврале две полновесные недели – и махнул в занесенную снегом родную деревеньку. Просто действительно, устал. Надоела работа. Нет, она меня кормит-поит, и чего врать – я не выстаиваю суточные вахты в охране какого-нибудь сильно важного объекта, не разгружаю ночами вагоны на застуженных станциях, и даже не засиживаюсь в своем офисе больше чем на час после окончания рабочего дня. Просто она скучная. Комфортная, престижная, не напряжная, неплохо оплачиваемая – но скучная. Да и вообще, суетливость города надоедает. Шлепанье по вечным московским лужам, не замерзающим по причине мягкой погоды и щедро разбрасываемых реагентов. Давка в метро – замечали, зимой давление внутри вагонов на каждое квадратное рыло попутчиков существенно увеличивается? Мы же каждый чуть ли не вдвое в объеме увеличиваемся – дубленки, свитера, подштанники с начесом.
Да все это понимает любой житель мегаполиса, чего рассказывать. Поэтому в середине февраля обосновался я в  нашей семейной избушке, в родной деревеньке, верст сорок от Москвы, ежели считать в архаичных мерах. Времени мне было определено две недели, из занятий предполагались:
- сон (12 часов в сутки),
- чтение и философствование,
- лыжные пробежки оздоровительные,
- пешие прогулки бодрящие,
- рыбалки зимние подледные,
- пьянство бытовое ежедневное.
Как легко догадаться, список крайне быстро уполовинился.
В первый же день, ближе к вечеру, я вышел на крылечко и оглядел неподвижные замерзшие кочки рыбаков на речке. Жажда экстремального отдыха была еще сильна, я даже добрел, увязая по пояс в сугробах, до этих окоченевших форпостов активного образа жизни. Никто из страстотерпцев не сумел, или просто не захотел хоть как то отреагировать на мое появление у священных лунок. Я посчитал количество скрюченных сикельдявок, живописно раскиданных у подошвы ближайшего исполина духа. Самая большая рыбина из улова длиной существенно уступала моему мизинцу. Не было сказано ни слова. Даже традиционное «Клюет?» не сотрясло кристально прозрачного воздуха. Дух рыбака видимо парил в недоступных для меня сферах эйфории, я же не счел нужным тратить дыхание на пустую говорильню. Результаты были налицо. Шесть еле заметных на снегу жалких трупиков – жертв суицидальных наклонностей замершей над ними статуи Любителя Подледного Лова. «Нет, - говорил я себе, одолевая обратный путь, – к таким отпускным развлечениям я не готов-с, не готов-с…». И вычеркнул этот пункт в мысленном списке плановых мероприятий на время отпуска. А когда добрался, взмокший, тяжело дышащий до спасительного крылечка – вычеркнул и второй пункт, декларирующий пешие прогулки. Спустя минут пять здравых размышлений  за ними последовали прогулки  лыжные.
В общем, первый, а также второй и все последующие дни и вечера проходили в восхитительном безделье. Про утреннюю пору не говорю, поскольку пункт о двенадцатичасовом оздоровительном сне НИКТО НЕ ОТМЕНЯЛ!!
Как только на улице начинало смеркаться, я забрасывал в печку пару поленьев, и еще охапочку клал рядом, в запас.  Кресло – поближе к огню, плед, книга. Перед отпуском у меня скопилась целая стопка нечитанных еще, свежих произведений, да и некоторые старые тома хотелось перечитать, так что телевизор с его бесконечными сериалами и кровавыми новостями я отключил сразу по приезду. Выпал из мутного потока тошнотворной цивилизованной информации. На табуретку рядом – пепельницу, да пачку вкусных сигаретушек, а на окошко, под форточку – ее родную… Запотевшую, на березовых почках настоянную… Да тарелочку с фирменным набором украинско-москальских закусок: черняшка- сало- лук репчатый- огурчик маринованный- картошечка. Своя, дымящая, рассыпчатая. То есть интеллигентский фуршет из пяти блюд. Каждый подход к подоконнику начинался и заканчивался глубокой затяжкой… После которой глаза безошибочно вцеплялись в прерванное чтение до следующего подхода. Подальше от кресла вся эта слюноточительная сказка ставилась не случайно. Во-первых, надо же мне было реабилитировать хоть какие-то физические занятия во время отпуска, чем же плох такой популярный в народе вид спорта как «хотьба за водкой»? А во вторых, по степени своего шатания я определял степень опьянения, величину превышения нормы и момент «не пора ли вам к подушке, друг мой».

-2-

Началась вся эта история на исходе четвертого дня. Как сейчас помню, в тот вечер я пробивался вместе с В. Саниным и группой советских полярников сквозь пургу, бушующую в районе антарктической станции «Восток». Вообще, это здорово, когда книжка интересная и органически вплетается в реальность. У них там пурга, и мороз градусов 800, у меня за окошком тоже подвывает февральская вьюга. Ну, послабже, ну, потеплее. Так ведь они только пробиваются, а я еще и книжку читаю! Держись, мужики, по оценкам автора Санина осталось то метров сто всего… а то и пятьдесят… И тут стук в дверь.
Нагло так, главное, ломятся. Время к полуночи, усталые игрушки уже давно храпака задали, а тут – нате вам, кулачищем в дверь. Кряхтя с досады выковыриваюсь из кресла и топаю на терраску. В заиндевевшие тонкие стеклышки хрен чего рассмотришь, темень же. Щелкнул внешний фонарь – о, силуэт чей-то обозначилась. И молотит и молотит в косяк. Да еще слышно пищит по цыплячьи:
- Эй-е-ей! Спите что ли?! Трактирщик, открывай живо, а то окна высажу!!
Разозлило меня не столько непонятное обращение, с которым ко мне взвывали, и не требовательный тон голоса, а именно сам голос. Не с таким фальцетом, знаете ли, в деревне ночью вые… в смысле нарываться на неприятности. Я пошарил сбоку двери – в руку удобно легло оружие, крепкий дубовый колышек, а в него всажен кусок заточенной арматуры-семерки. Вообще, был бы не выпимши – не стал бы открывать. Деревня у нас, конечно, большая, многолюдная, но как то так получилось, что дома стоящие в конце, в низинке,  зимой в основном пустуют. Бабушки из этих домой понемногу переехали на деревенский погост, а их дети и внуки прочно обосновались в городе. Так что в нашем конце светится обычно одно-два окошка, да и то разделенных несколькими черными силуэтами временно необитаемых жилищ. Через три дома от меня вверх по улице зимует Витька-Борода со своей старенькой мамой. Витька-то он для меня Витька, по-родственному, а так вообще-то ему маленько за шестьдесят. Депутат бывший, с двумя высшими образованиями… Хотя не бывают они бывшими. Хоть на какую тему спроси Бороду – ответ будет. С выкладками, рассуждениями и жизненными примерами. Хучь на тему урожайности бананов в Камбоджи,  хучь про влияние группы романских языков на словообразование в монгольском этносе, адаптировавшее и расцветившее язык русский сочными матюками. От зависти к которым эти самые ромеи теперь слюни пускаю. Примерно в таком ключе Витька раскладывал по полочкам любую тему, отчего лет двадцать назад от него сбежала жена с двумя прижитыми девчушками.
Витька мне приходится то ли двоюродным, то ли троюродным дядей – тут, как в любой другой деревне, родственников полно, на каждом шагу. Охотник знатный, аж целый председатель местного районного общества охотников и рыболовов, но до отца все ж таки далеко ему, далеко.  Дядя Миша то, царство ему небесное, – тот был да, МУЖИК.  И в хозяйстве, и на охоте человек обстоятельный. Всю войну прошел, да еще в каких-то таких войсках навроде рыцарей старинных, с бронированными кирасами под ватниками. И до Берлина дошел, а с Берлина привез не серебра какого-нибудь столового трофейного, а столярный наборчик из немецкой стали высшей марки. И всю жизнь потом этим набором такие рамы да наличники правил, что соседи диву давались да в пояс кланялись. Вот и детей выправил на зависть многим – что Иринка, мамка моя крестная, рыже-огненная, что по характеру, что по цвету шевелюры до самой пенсии, что Витька – эт сейчас он к старости в землю ростом пошел, а раньше то помню – рост за два метра, и борода лопатой, и басище. Дочька моя по малолетству аж пряталась от него – до того здоров да страшен.
А по диагонали, опять же через три дома напротив Быковы живут. Пришлые, городские. К земле потянуло, как дети народились. Лет тридцать уже живут, а все равно – пришлые. Я вот те же тридцать лет в городе живу – все равно свой, деревенский, а они – пришлые навечно. Наташка – учительница бывшая, хотя их тоже бывших не бывает… Как рванет на ультразвуке «Володяяяяя!!!!» будто ее банда залетная на ножи ставит, а всего делов-то – ведро помойное Володя не доглядел, не вынес. Сама-то Наталья, по-моему, до сих пор не в курсе, где у них помойка расположена, а ей зачем – мужа строит. Раньше учеников строила, теперь мужа. Да «Володя»-то уже в ЗАГСе по моему понял, что попал, попал круто и на всю жизнь. И смирился. Седой как лунь – а все трусцой, по команде и в полуприседе. Чего только не перепробовалось к разведению на быковском участке; и куры, и кроли, и козы, до коровы вот только не дошли… А забавно бы звучало – «…Это чья там корова на колхозно поле взгромоздилась? – Да Быковская…». Хотя с легкой руки братца моего за глаза давно уж все в округе зовут соседей не Быковы, а Раковы. А как еще назвать, ежели с самых первых весенних одуванчиков и до осенних перелетных клиньев монументом воздвигается среди грядок безразмерная натальина задница. В позе, когда от человека только задница одна и видна. Похожая ширшиной на плакат «Добро пожаловать» в какой-нибудь заводской столовой. Будь Наташка чуть похудее, может мужики бы табунами в кувете хоронились, слюни пускали; а так – и головы не поворотят. Привыкли, как к детали пейзажа. Вона лес, вона река, вона остановка автобусная. А вона - задница Наташкина. Вчерась такой  пейзаж, и сегодня,  да и завтра, дай Бог, таким же останется.
Вот собственно, и все население нашего околотка в зимнем составе… Стою, задумался. Этот, который в косяк долбится, затихать уж как то начал. Тут я вспомнил куда шел, перевернул в ладони орудие свое. И так то на деревне народу не осталось, куда уж тут этого полудурка арматурой то…. По кочану неразумному рукояткой обласкаю, вдруг свой кто. Мимо, положим, проезжал, да заскочил на огонек, а ему тут – арматурой. Неприятно же, да и пересудов соседских не оберешься. Не так спросил, не так приложил… Народ-то злоязычный у нас. Зажег фонарь на крыльце – а окна то замерзшие, не видать ни фига. Открыл, в общем.
Взаимное разглядывание длилось не долго. Я увидел закутанного в какой-то серый балахон невысокого пацанчика. Лица особо не разглядеть, только ухи чуть оттопыренные – фонарь через них просвечивает - а больше ничего, потому что на лоб надвинут широкополая шляпа типа стетсона, знаете, ковбойская такая, с загнутыми вверх полями. На данный момент поля шляпы выгибались книзу, набрякли от тающего снега. Да и вообще с парня мало что ручьем не текло. Что увидел он – не знаю. Мужик как мужик. Ну в валенках, ну в халате. Люблю я так, и не тесно и тепло, а то гальюн то у нас извините – за сараем, в шлепанцах через пургу не попрешь, а переобуваться всякий раз - морока.
Погляделись, в общем.
- И чиво тебе надобно? Старче? – спросил я, героически удержавшись не приласкать сразу это явление дрыном промеж глаз.
- Говорили мне, что за Ставлеттом от хамов не протолкнуться… – процедил сквозь зубы визитер. – Ну-ка, живо поворачивайся, толстяк! Воды и овса коню, кружку подогретого и комнату - мне. Ужин туда же подашь… Если выживешь…
Пискля хлипкая, а напирает, прямо таки, как к себе домой, прямо таки рвется на террасу!
- От хамов, говоришь? – я половчее перехватил свою деревяшку. – Счас поглядим, в какую дыру тебе этот овес запихивать! – и шагнул вперед.
Незнакомец мгновенно отскочил назад и распахнул свою дерюгу, что-то там нащупывая… Вернее будет сказать – попытался мгновенно отскочить и распахнуть. Валенки вот, к примеру сказать, обувка может и не изящная, зато добротная, удобная. И сцепление даже с обледеневшими досками держат. А у туриста-то этого, как потом выяснилось, – сапожки тоненькие, да на скользкой подошве…К тому же, весь день - мокрота снежная, к вечеру морозцем прихватило – вот и обледенело крылечко-то.
Со стороны это выглядело как сложное па из «Лебединого озера». От резкого движения ноги незваного гостя  разъехались в стороны, потом съехались коленками в женоподобный иксик, подломились… И он со всего маху сел на собственные пятки, издав вскрик подраненного зайца. Никогда не слышал, как вскрикивают зайцы, тем более подраненные, но когда натыкался  в книгах на такую аллегорию – звук представлялся именно таким. Я инстинктивно рванулся подхватить парня, совершенно забыв про дрын в руке – и заехал ему рукояткой в грудину. От такой помощи это несчастье тонконогое взбулькнуло… и завалилось на бок. Попутно гулко треснувшись о стойку крылечка. И наступила тишина.
Стою, гляжу на чудо в перьях. Чего, спрашивается, нарывался, коли на ногах не стоишь? С другой стороны, жалостно конечно, не люди мы что ли? Вона как взвизгнул. Не иначе как вывихнул чего, а то и сломал. В пятой точке. На ледяной пол капнуло, раз, два, и как то вдруг быстро образовалась лужица крови.  В общем, надо бы в дом все-таки занести. Наклоняюсь я это значит, приподнять визитера, и вдруг… тихое такое ФХРРР…  За углом дома. Я обозлился - их тут кодла что ли шляется?! Мысленно сдвинул воображаемый черный берет по боевому, на ухо, пригнулся и осторожно прокрался в направлении фырканий и хрюканий. А там…
Там стояла лошадь. То ли вороная, то ли каурая - в темноте не особенно разглядишь. Не разглядишь даже лошадь это собственно или конь. Парень я впечатлительный, и в своих любимых книгах лучше всего воспринимаю яркие моменты. Про коней почему-то вспомнилось что они с диким ржанием встают на дыбы, проламывают кованными копытами череп врага, срываются в галоп и болеют сапом.
В общем, так мы с животным стояли и пялились друг на друга. Причем конь с куда меньшем интересом к моей персоне. Рвать, проламывать и болеть он вроде не собирался, только укоризненно поглядывал и негромко всфыркивал… или всхрапывал, что там кони делают. Мол, насчет овса с тобой договаривались? Ну этот, который с ногами-иксиками? Во-о-он, на крыльце разлегся? И где овес? Кого ждем?
Я попятился к крыльцу, споткнулся, едва не растянувшись на крыльце рядом с жертвой модной обувки. Ладно. Коня этого мы еще потом разъясним, а пока с хозяином  разберемся. Распахнул дверь, подхватываю гостя ушибленного под мышки. Мелкий, зараза, а все равно тяжеленький. Или это я ослабел от своих возлияний… Ну да, на раз два… Через порожек. По терраске волоком… Опять порожек… Тащу. И понимаю, что дело то еще круче поворачивается. Потому что на местах, за которые я это тело волоку, не все так просто. А даже немного выпукло, кругло и упруго.
Очутившись в доме, я врубил верхний свет и стащил с незнакомца его нелепый головной убор. 
Не подавая признаков жизни, передо мной на полу лежала женщина. Да куда там женщина, девчонка совсем, чуть старше моей дочери. Пострижена, конечно, коротко, и внешне у нынешней молодежи зачастую не разберешь половую принадлежность; но то, на что я наткнулся при перемещении, прическами не замаскируешь. И ухи такие… трогательные какие-то. Почему-то именно остренькие ушки, торчащие немного в стороны из-под копны черных волос, меня смутили больше всего.

-3-

Девку устроил на собственную кровать. Не особенно стесняясь стянул нечто вроде кожаной безрукавки, потом вязанную рубаху. Вообще, не по погоде конечно одежка, тонкая, зябкая, но ее недостатки с лихвой компенсировал тяжеленный суконный… ну, плащ скажем. И намотанное в три слоя на цыплячьей шее… ну так скажем кашне. Девка на мои охальные действия практически не реагировала; и только, когда уже взялся за пояс кожаных  штанов, начала протестующе попискивать. И даже попыталась отбрыкнуться, не приходя в сознание. Попытку я пресек, но особенно нагличать, конечно, не стал. Хотя мельком отметил, что гостья очень даже ничего себе.  Где надо – упругая и округлая, где надо – мягкая. И по всей своей площади нежная, прямо таки бархатистая, только вот изрядно замерзшая, как строганина у нанайцев. Так что, не позволяя себе ничего лишнего (кремень, блин), быстренько натянул на незнакомку дочкину же ночнушку и положил на пузо поверх одеяла. 
Стараясь не отвлекаться (вы сейчас доктор, вы сейчас только доктор) заголил пострадавший так сказать участок тела. Честно говоря участок в виде очаровательной попки этому не особенно способствовал, слаб человек, что поделать… Но вообще, напоролась девчонка серьезно, это когда уселась со всей дури на свои же голеностопы. Как выяснилось, к сапогам у нее были приделаны массивные, остро заточенные шпоры. Бред, подумалось мне, когда ощупывал зубчатые колесики, это-то ей нафига? А, ну да, мы же при лошади… Вот одна из этих шестеренок и пропорола незнакомке правую…гм… «булочку». По- хорошему, такие раны зашивают, швы накладывают. В больнице. Только какая больница в пургу, да ночью? Машину я не вожу… Да и девчонка явно какая-то… переохлажденная. Сейчас в другую крайность кинет – температура, жар. Какая-нибудь ангина или воспаление легких – наверняка, к бабке не ходи.
Я отошел к своему оазису на подоконнике. Закурил, налил рюмку, впитал. Где-то у мамы в комнате хранились наши медикамитозные запасы. Всякие новомодные колдрексы, стрепсилсы - это мы не особенно пользуемся, но перекись водорода в аптечке есть всегда. Перекись, бинт, зеленка, банка малины. Цитрамон, анальгин и активированный уголь – безотказный набор от всех болезней, травм и напастей, с которыми приходиться сталкиваться женщине с тремя ребенками на руках. То бишь с двумя хулиганистыми сыновьями и мужем, таким же хулиганистым подростком в недалеком прошлом. Грустно улыбаюсь. Возраст вносит свои коррективы - в этот медицинский набор добавляется валидол, нитроглицерин… Что то от давления, что то от ревматизма… Ой, да ладно. Перекись в любом случае есть.
Я не сильно большой доктор. Вообще, как то стараюсь не связываться особенно с медициной. Помниться, при переводе из детской поликлиники во взрослую переносили пухлую подшивку с описанием полного набора всех моих младенческих насморков, коклюшей и гриппов. Когда же мне, уже при устройстве на работу, понадобилась справка о состоянии здоровья – врачиха только недоуменно развела руками над пустым скоросшивателем. Не обращался. Ни разу. Все мои болезни легко лечатся на дому простым воспоминанием о километровых очередях пенсионерок, поджидающих всевозможных специалистов в любой районной поликлинике.
В создавшейся ситуации, правда, особого ума не требовалось. Глубокий порез на пятой точке обработал перекисью, йодом, потом прилепил пластырем нечто вроде ватного компресса. Перекись и йод конечно же кусались – девчонка дергалась и всхлипывала, но глаз так и не открыла. Открыла потом. Когда я уже натер ей спину водкой – куда ж без нее, родимой, - и влил полстакана того же препарата в пациентку. О, результат был впечатляющий! Орала она на непонятном языке, но смысл перевода, конечно, не требовал – гад, отравитель, садист и вообще асоциальный элемент. Девка даже попыталась вскочить, вероятно, для расправы, но это я уже пресек. Просто придавил голову к подушке и как можно более внушительно сказал:
- Лежать. Дуррра… Меньше будешь по ночам шляться, по морозу!
Пациентка замерла, глаза смотрели на меня с откровенной ненавистью.
- У тебя на заднице – повязка. – тон я сбавил, но голову ее не отпускал. – Будешь лежать тихо, спокойно, на животе. И страдать. А если еще раз дернешься или выругаешься, нехороший дядя  эту повязку переклеит тебе на рот и свяжет тебя по рукам и ногам. Ты меня поняла?
Она не то что бы ответила… из подушки донеслось нечто похожее на змеиное шипение… Будем считать, что ответила. Я осторожно отнял руку.
- Вот и хорошо. Водка, конечно, штука не особенно вкусная, но она тебя согреет. Иначе к утру будешь валяться в горячке, с соплями, кашлем, воспалением легких и стрельбой в ушах (другие симптомы простуды мне просто не вспомнились). – Я понятно говорю?
- Шшшш…. Дааа…- ответ прозвучал более внятно.
Я порылся за шкафом, нашел ночной горшок. Все от доченьки. Сама-то она сюда уже года два носа не кажет. Ага, взрослая жизнь прям началась, куда там бабку с дедом или папу родного навестить. Поставил «вазу» к кровати.
- Зачем – понятно?
Гостья в одну секунду становится пунцовой. Чего уж тут непонятного.
- Вот и хорошо. Сейчас выпьешь еще глоток, закутаем тебя в одеяло и постараешься уснуть.
Вторая пошла легче. Ругаться девка уже не посмела. Только захныкала так… жалостливо, беспомощно. И хрупала огурцом. Из глаз слезы – градом, будто корзину лука почистила. Я осторожно погладил это недоразумение по голове.
- Спи давай. Утром поглядим, что с тобой делать. Позвонить кому-нибудь? Мама там, к примеру, не волнуется?
В глазах недоумение.
- Эээ … Не нужно. Мама… не волнуется. Позвонить не нужно.
Запнулась на маме. Сирота что ли?
- Ну, и спи-отдыхай. С повязкой аккуратней…
И тут в дверь снова замолотили. Я посмотрел на гостью.
- Какая популярность в один вечер! Не поверишь, думал – отосплюсь недельку, в тишине, покое  и пьянстве. А тут прям проходной двор.
Девка, однако, выглядела испуганной. За руку схватила.
- Не открывай, трактирщик. У меня есть деньги, я оплачу тебе все убытки.
Что-то тут мутное. Не нравится мне эта история. Я ободряюще похлопал гостью по плечу.
- Лежи тихо. Это не страшно. Это просто сосед Витька. По вечерам у него просыпается жажда интеллектуального общения.
 
-4-

Нет, это был не Витька. Вернее будет сказать, не один из вновь прибывших не был Витькой. На крылечке теснились уже две темные фигуры, но на этот раз явно мужеска полу – в уже привычных а-ля стетсонах, плотных серых плащах и при шпагах. Амуниция явно единообразная… Бред. Бородки, острые усики – в общем, здравствуй старина д’Артаньян, давно ли с Парижу? Наверное, меня немножко замкнуло от такого вида гостей, и я произнес:
- Что вам угодно, господа?
- Служба герцога ди’Сэ. – это тот, что помоложе. Раскраснелся, очами сверкат, дергается – прям распирает его. Видать, вообще в первый раз такое громкое название произносит – смотрите люди, это я, и я из Службы герцога! Как курсант в первом патруле.
Жму плечами. Похоже, в сумасшедшем доме объявили массовую демобилизацию пациентов. А я что, врач? Мне оно надо?
- И что таки угодно такому большому герцогу ди’Сэ от бедного трактирщика?
Чуть не сорвалось «от бедного еврея». Ну не люблю я милицию. А от этих двоих за километр несет законодательством и порядком, хоть в какую форму их наряди. Вот зачем трактирщиком назвался – и сам не знаю. Девка почему-то именно так восприняла мой волнующий образ.
Второй – старый волк. Кряжистый, безразличный, морщины дубовой корой по лицу. Взгляд какой-то… Тусклый. Усталый. Седоватые усы намокли и свисают вниз мокрой паклей. На своего напарника не смотрит – насмотрелся, очевидно. А вот на меня смотрит. Прищурясь. Взвешивает и оценивает.
- Полегче, лейтенант. Не забывайте, что здесь Свободные Земли. Мы преследуем  женщину, обвиняемую в колдовстве и еретичестве. – это уже мне. И пялится еще, зараза, прям как дырку глазами сверлит. – Не случалось ли у тебя сегодня странных гостей, трактирщик? Ее узнать просто, шейст пометил свое отродье огненными волосами.
Наверное, не самое удачное время спрашивать у гостей – что такое «шейст», но аналогии сами собой напрашивались.
Я почесал в затылке.
- Рыжая, что ли?
- Ну да. Прям как бы даже красная волосом.
- Не было, герр капитан, – меня несет дальше. С другой стороны, из мушкетерской иерархии я только и помнил – лейтенант и капитан, а этот седой явно начальник для своего напарника. – Последние три дня вообще никого не забредало. Сами видите, погоды то нынче…
Капитан передернулся.
- Погода да… На мою голову…
- Но стакан ушки-то у тебя найдется? – это лейтенант подпрыгивает. Греется типа. – Говорил я, капитан, зря мы в эту глушь вперлись. Остальные парни небось уже в Ставлетте, задницы греют. Какие, к диаволу, оборотни в такую пургу?
 - Оборотни? –спрашиваю в недоумении. В каком интересно смысле он высказался? В смысле переодевания надеюсь? Типа как «оборотни в погонах»… Может, сдать им девку, самому спокойней. Подозрительная особа…
- Оборотни, - сурово подтвердил капитан. Смотрел он как то угрюмо, и не прямо на меня, а как-то… вниз, вбок. – Богопротивные мерзкие твари. Лигах в трех отсюда, вниз по тракту, загрызли целую семью. А домик-то как у тебя, трактирщик, на отшибе стоял. Я бы на твоем месте заперся на все засовы, и не открывал никому, пока не рассветет. Хоть сама Императрица пожалует.
Я кивнул.
- Можете не сомневаться, герр офицер, так и поступлю… «как только вас спроважу…» - этого не прозвучало, но фраза явно витала в воздухе.
Капитан не стал обострять.
- Накапай-ка  нам действительно по стаканчику, да и поедем. До Ставлетта еще глаза вытаращишь сколько, по такому то холоду. Но вот, приспичило же герцогу «не-за-мед-ли-тель-но». – Неведомого вельможу он процитировал с явной издевкой. – А ты не дрожи, трактирщик. Никуда эта нечисть не денется, патрули по всей округе разосланы.
Все это походило на дурацкий спектакль, разыгрываемый с непонятной для меня целью. Жалко, конечно, водки, но уж больно охота посмотреть, что эти клоуны на финал выкинут – так что я достал из холодильника соблазнительно запотевшую «Русскую особую», а с полки буфетного шкафчика над рукомойником – пару граненых емкостей. Огурца не дал – не фиг, не просили. А вот запить глоток юный лейтенант, судя по выпучившимся глазкам, не отказался бы. Закашлялся, завертел головой и пулей выскочил на воздух. Не иначе – харчем в пурге похвалиться.  Представитель старшего поколения был сдержанней. Опыт житейский великое дело. Только задышал быстро, часто, да голос немножко как-то… осип маленько.
- Хороша у тебя ушка, трактирщик. – сипит.
- Ключница делала, - бессмертная фраза.
- Клятый шейст! Такую ключницу на руках носи! Теперь нам никакие морозы не страшны…
Я протянул руку за пустым стаканом. Капитан вдруг сделался несколько… как бы это сказать… напряжен. Медленно поднял глаза, одновременно вкладывая посуду мне в ладонь. Вот теперь мы смотрели друг на друга в упор.
- А оборотень то от нас никуда не денется, – доверительно, со значением цедит слова. – Что там рыжесть, волосы то, конечно, и покрасить можно.- И смотрит то как, смотрит… Давит прям интеллектом и проницательностью.
Тут до меня доходит, на что он все пялился. Рука, блин! Рука у меня вся в черной краске! А я-то и не сообразил, не увидел впотьмах. Ах, дурра девка. Это когда я ее голову на подушке удерживал. То есть, возможно и рыжая! Овца крашенная!
- Да ведь и патрули во все стороны. – с упором проговаривает капитан, все так же не отводя от меня взгляда. – До самого Ставлетта считай. Это я уже старый да медлительный, а молодцы то у меня – хоть куда. Вон лейтенант на крыльце – не смотри, что кашляет. Здоровья, да сноровки на нас двоих хватит.  Хоть самого шейста за хвост притащит.
И ведь не дергается. Предъявите, мол, к осмотру помещение.  Предупреждает он меня, вот что. Или на слабо берет?
- Да и куда тому оборотню деваться, в пургу-то? Небось, уже и вымотался, и обморозился, адово отродье?
Это уже вопрос.
- А может, и ноги переломал – в наших-то буераках. – отвечаю в тон. Лицо капитана немного темнеет…
- Ничего, до костра доковыляет, - обрубает он. – В замке то уже приготовлено все – и дрова, и священник, ждут не дождутся, когда объявится. Да и то, такой грех только огнем и вытравишь. Случись такое – родной племянницы не пожалел бы.
Ах, вот оно что. Племянница. А лейтенант на крыльце понятное дело, то ли не в курсе, то ли не сочувствует. Снаружи наших  лиц не разглядишь, но водку то он не в уши себе заливал, слышит сейчас каждое слово…
- Страсти-то какие, герр офицер. Сей же момент на засов все двери и топор в зубы.
- Вот и правильно, правильно, – капитан наконец отвернулся. – А ушка то у тебя хороша, трактирщик, славная ушка. Вот тебе за выпивку, - в ладонь ложится тяжеленький мешочек. Сколько бы не стоили   в его понимание  два стакана водки – в мешочке явно больше. Интересно чего? – А как посвободней буду – непременно загляну-нагряну, придержи для меня бутылку-другую.
То есть – смотри, братец. Загляну, проверю – все ли ты понял как следует.
И все. Оба представителя герцога ди’Сэ исчезли в пелене снегопада. Судя по раздавшемуся ржанию, к забору были привязаны их лошади. И даже имени я не услышал. Из-за цокота копыт. Стою, как дурак, с пустым стаканом в одной руке и кошельком в другой. Вот ведь психи до чего хитроумные пошли! Без санитаров по всей округе рыщут, деньги раздают. Водку хлещут – а ее, между прочем, не ящик у меня в запасе! Ща ноль-три наберу, пущай тамошние «герцоги» поприструнят своих подопечных!
Так я себе говорил, шаркая валенками в комнату. Хотя понимал, что сам себя успокаиваю, и все, конечно, не так  тривиально. И великое счастье, что конь незнакомки у другой стены дома привязан, не видно его с крыльца. И не стал радостным ржаньем отвечать своим собратьям. Да с какого перепугу,  откуда тут психам взяться, сумасшедших домов в округе не наблюдается. Вот военная часть – это пожалуйста. Когда-то в детстве, помню, частенько проносился по деревне слух: солдат, мол, сбежал. Ищут. А скорбные духом…
Не маскарад конечно. Как хотите, но одежда у всех моих гостей не для веселой вечеринки. У мужиков –  явно добротная, повседневная форма одежды, именно ФОРМА. У лейтенанта чуть поновей, у капитана – поистертая, в паре мест заметны надежные латки. Шпаги на поясах – чувствуется, не сувенир это испанский, нет, тяжелая, боевая сталь. И запах главное. Наверное, во все времена так пахло в казармах – мокрая кожа ремней, войлок шинелей, плащей или конских попон, здоровый мужской пот. И гуталин. Уж не знаю, чем смазывали свои ботфорты мои недавние гости, но именно так пах гуталин, который мы в армии намазывали толстым слоем на гады. Такое вот емкое название было у безразмерных и несносимых кирзовых ботинок, в которых я пробегал первые месяцы службы; дальше то все больше в сандаликах, да по песочку морскому…

- 5 –

Начал я с коня. Все-таки животная бессловесная, в пургу да на морозе мается, пожалел. Впихнуть его конечно некуда, конюшен-то на нашем участке небогато. Дом да сарай. В дом конечно, фигушки, а в сарай может и впихнулся бы, только там все мебелью заставлено. Это когда мы старый дом разбирали – бревна его, хоть и старые да крепенькими оказались. И папа решил сложить из обломков сараюшку. Цемент от фундамента остался, мешок - другой, так и на фундамент его, мало – еще прикупить. Мама смеялась над увлекающимся супругом: «ты затеешь собачью конуру строить, так меньше Дворца культуры не получится». В результате мы имеем маленький домик с двумя комнатками и чуланчиком. В одной комнате папа разместил всевозможные инструменты, хозяйственные запасы, инвентарь садовый; ну а другую я потихоньку загреб себе. Летом там хорошо, прохладно, пара продавленных кресел да лежанка – чего еще надо для полноценного отдыха такому лежебоке? Тем более что в один из отпусков мы там набили книжных стеллажей от пола до потолка и свезли из всех квартир практически всю литературу. Так что я гордо называю это Библиотекой, дочка – игровой, поскольку там складированы мешки ее детских игрушек. А родители по-прежнему – сарайкой.
В общем, библиотека пока для содержания коня не подходит. Если только мебель выбросить. А в дом, даже на терраску… гм…да, интересно, что сказала бы мама…  В итоге я просто перевел животное чуть подальше, под дровяной навес – там и ветра поменьше, и от чужих глаз подальше. Притащил старенькое, но толстое одеяло, накрыл. И целый пакет геркулеса. Это животинке повезло. Папа у меня овсянку уважает, и в целях экономии родители ее закупают на зиму прямо мешок. По уму, конечно, надо было бы конечно еще расседлать (или рассупонить – как это правильно?), но что где отстегивается – это я не в курсе. В тех же «Мушкетерах» герои, соскокнув с четвероногого вида транспорта бросали поводья кому либо, и остальные действия с ним уже не описывались. Утром герой вскакивал на оседланного, накормленного-напоенного коняшку, и мчал дальше – по своим приключенческим делам. Кого-либо на предмет небрежно бросить поводья у меня в огороде, понятно, не случилось. Так что я сподобился лишь стащить со спины животинки  подвешенные наперевес увесистые мешки (седельные сумки!-укоризненно поправил меня внутренний голос, не меньше меня самого зачитавшийся в свое время мушкетерскими эпопеями). Остальной процесс решил оставить на совести владельца. Владелицы. Очнется утром – пусть сама расседлывает. Или взнуздывает, как угодно.
Конь, когда ему притащили такой чудесной вкуснейшей крупы, почему-то не заплясал радостно перед импровизированной торбой. Наоборот, в полном недоумении попытался попятиться, а может даже влезть с головой под попону, то бишь одеяло.
- Ты давай не больно-то выделывайся, - миролюбиво высказал я несознательной животине и подопнул мешок к его морде. – Хрумкай че насыпали. А то, брат, знаешь - времена нынче голодные. Неурожай, понимаешь, и профицит бюджета. Рынок-то недалече, а конскую колбасу еще никто не отменял. Как говорится, нет коня – нет проблемы.
И хищно цыкнул зубом. Конь смешливо фыркнул в ответ, типа – поглядим еще, кто кого на колбасу сдавать будет, но строить из себя принца короны перестал – изящно наклонил голову к импровизированной кормушке и хапнул импровизированного же овса. Я даже (с опаской, конечно) протянул руку и погладил его по холке. Грива была не расчесанная, волос жесткий,  но понравилось. От собственной такой храбрости я пришел в благодушное настроение и вспомнил, что коней еще и поить надо. Это-то было попроще. Ведро выделил, развел кипяток из чайника – чтоб не холодную, значит, хлебала скотинка. А то хватает уже болезных, вона в избе девка вся горит. Заодно сардельку на кухне цапанул, с этими хлопотами сам-то поесть забыл.
Стоим, наворачиваем. Конь – овес, я сардельку. Главное, жадный такой, все косит на несчастную продукцию местного мясокомбината.
- Это тебе брат нельзя, – благодушествую. – А так-то мне не жалко.
И в шутку протянул к лошадиной морде сардельку.
Раздалось жутковатое «клацк».
Так то. Еле руку успел отдернуть – в миллиметре от пальцев лязгнули клыки. И отнюдь не лошадиные!!! Может, не силен я в рысаках и меринах, но клыков у лошадей точно не бывает. Таких клыков – в палец длиной.
В следующее мгновенье я очутился уже на терраске и тщательно запирал входную дверь на два замка и засов. Как и обещал капитану. Выглянул в окно – под навесом конь с акульими зубами невозмутимо хрумкал. Кашей Геркулес. Признаков сардельки, которую теоретические кони не употребляли, заметно не было. Значится, употребил все же, скотина, опрокинув всю науку зоологию. Нестандартный  ты наш.
Я отступил в комнаты, предусмотрительно накинув еще и крючок на смежную дверь. Заглянул к больной. Не то, что бы очень любопытно было, просто в спальне стоит металлический шкаф с оружием. А после видения, мелькнувшего перед глазами минуту назад, подумалось, что хороший ствол под рукой мне не повредит.
Девчонка после принятого «лекарства» и правда приспала. Разметалась, жарко под одеялом-то. Да и температура у нее наверняка, вон какие щеки розовые да румяная. Рубашонка сбилась до коленок. И крошечные пятки, тоже розовые. И пушистый лисий хвост, высунувшийся из под подола. Рыжий. «Как бы красный волосом».

- 6 –

Только не надо думать, что на меня уже навалилось старческое слабоумие и не замечаю вопиющих фактов и несоответствий реалиям и прозе жизни в своем рассказе. Если человек половину сознательной жизни увлекается чтением фантазийной литературы – он, по-моему, вполне подготовлен к таким ситуациям. Ну вот, что бы сделал продвинутый толкиенист, повстречав среди бела дня на улице эльфа?. Или типа, сильно смахивающего на эльфа? Кинулся в милицию – задержите сказочное существо? Если уравновешенный, трезвомыслящий, прочитавший в литература сотни описаний подобных встреч, и подобных существ…  да просто прошел бы мимо. Интересно, конечно, эльфы в городе, но это не повод мне кажется поднимать бучу, привлекать внимание к такой-то необычности, или не дай бог преследовать, отлавливать, раздавать интервью  в желтой прессе «что я думаю о возможных путях развития взаимоотношений наших цивилизаций». Да на кой пес, друг мой, эльфам развивать с тобой взаимоотношения? Наши предки в свое время резко и бесповоротно ушли на путь техногенного развития цивилизации, какие контакты с гномами да эльфами? Они существуют и развиваются (если существуют конечно) в совершенно отличном от нашего направлении. У нас нет точек соприкосновения. Теоретически, даже не беря какие то аспекты типа магии, волшебства… Эльфы, сколько то там тысяч лет пестующие принципы красоты, гармонии, тонких искусств – заинтересует их «Черный квадрат» Малевича? «Бессмертная» мазня Пикассо или Ван Гога? Или изящные черты индустриального гиганта «Северсталь» в Череповце? Думаю, нам просто не о чем было бы говорить.
В общем, я не ломал голову на предмет собственной нормальности. Да, появились странноватые гости. Мне было просто интересно, а после визита людей из службы герцога Сэ – стало еще интересней. Только несколько смущало вскользь брошенное капитаном упоминание. Про  загрызенную семью. И видение коня, невозмутимо пережевывающего сосиску крепкими волчьими клыками. Да и некоторые пушистые конечности…
Так  что взял из «оружейки» свой карабин и коробку патрон.  Заодно и смажу, елки, год уж не разбирал. Купил-то я его, помниться, вовсе не для охоты. Просто так, привычка. Чтобы был ствол под рукой. Для душевного равновесия и спокойствия. Как раз после армии.
Со службой у меня, как у всякого мужика, связаны ярчайшие воспоминания. Не замечали – на любой вечеринке, когда женщины охотно делятся между собой соображениями о нарядах или методах воспитания отпрысков, мужчины тоже сбиваются в стайки под лозунгом «пойдем, что ли, покурим». И вот на этих перекурах обязательно всплывает тема армейских будней. Кто, где, когда, да какие суки прапора. Не потому что это офигенно интересно окружающим – мне допустим, фиолетово, как там служилось дяде Ване в Улан-Уде. Так же как ему – мои армейские перипетии. Но у большинства мужчин именно эти два года или год – то самое большое приключение, которое и оправдывает звание Мужчина. Когда он носил форму, защищал отечество, ел паек, спал в казарме и изъяснялся на уставно-матерном языке.
Я здесь в выгодном положении. Как то еще в школьные годы ходила у нас шуточка «крутой, прям ветеран войны во Вьетнаме». Несть числа голливудским героев боевиков – ветеранов морской пехоты, прошедших Вьетнам. Да и в наших фильмах, ежели супермен, стреляет с двух рук, с ног, одним махом семерых побивахом – где-нибудь посреди фильма обязательно вскользь скажут «афганец». Поучаствовал, мол. Хотя на мой взгляд киношных героев у нас расплодилось уже втрое больше чем парней, реально прошедших ту мясорубку. Все по-честному – у нас Афган, у них Вьетнам. Тема для воспитания молодежи. Так вот я как раз - герой для американской молодежи. А виновата во всем географичка, которая пересадила меня на заднюю парту класса, прямо к застекленному шкафу, на полках которого лежала скудная коллекция сувениров из дальних краев и стран. С десяток каких-то каменюк с блестящими вкраплениями   руды, пара гербариев и кокосовый орех. Вот этот последний объект и был причиной терзаний ранимой души пятиклассника. Да, он был выпитый и высохший уже сто лет назад. Но если потрясти – раздавалось тихое постукивание внутри скорлупы. Я лично был убежден, что это кусочки из высохшего кокосового молока и грезил каким оно должно быть волшебно вкусным даже в таком мизерном и засушенном количестве. И даже разрабатывал планы коварного похищения распиливания и пожирания… Конечно, это не единственная причина, но и не последняя, заставившая сделать шаг вперед, когда товарищ самый главный командир моей учебки вопросил на построении «Есть добровольцы продолжить службу в Социалистической Республике Вьетнам?»
Ну, это ладно. Про карабин. Там, в джунглях, привычно, что на плече всегда висит АКМ. Дулом вниз, все как положено, 60 боевых – один рожок вставлен, другой в подсумке. И до того привыкаешь, что на гражданке я первое время чувствовал себя как будто голым. Не то что нет на плече привычной тяжести, а так… незащищенным себя таким ощущаешь. Через пару лет папа подговорил меня вступить в охотничье общество – благо председателем там подвизался Витька-Борода, а уж с такими корочками можно было покупать оружие. И в магазине глазки, естественно, остановились на «Сайге»: карабин просто копия родного АКМа. Помню, продавец положил эту игрушку на прилавок и предложил – смотри, мол… И знатный охотник Витька, близко знакомый с двухстволками, и папа, считающий оптимальным видом вооружения плотницкий топор, раздвинулись в стороны. Я хотел было спросить – а куда именно в карабине надо смотреть, и что там нужно разглядеть, да не успел. Системы то с автоматом на самом деле одинаковые… Руки практически самостоятельно, не особенно запрашивая мозг, за секунду превратили затвор в горку тускло поблескивающих деталей. А за вторую – назад, в новомодный карабин. В промежутке между секундами я успел глянуть в ствол на просвет (чисто), щелкнул в потолок магазина, вхолостую разряжая взведенный механизм.  И продавец, и оба моих компаньона смотрели уважительно. А чего ж… два года активных тренировок. Там за день его раз десять на дню соберешь-разберешь, там слишком многое зависело от этого наплечного друга…
Сидел я так, весь в воспоминаниях. Одно за другое цепляется, третье ко второму пристраивается… Между делом и пару магазинов набил, да и пару рюмок опрокинул…В общем, задремал.

-7-

Пробуждение было мгновенным – половица скрипнула, и тут же глаза открылись. В проеме комнатной двери замерла гостья, уставившись на меня. Ей в ответ приветливо глянуло дуло «Сайги» – а удачно я заснул, карабин в лапах и направлен сразу точно куда нужно. В лоб.
- Доброе утро. – к слову, ничего напоминающего хвост под подолом не обрисовывалось.
- Не очень то доброе, - рыжая выразительно посмотрела на карабин.- В ваших трактирах так принято приветствовать постояльцев?
- Не знаю. – честно ответил. – Никогда не ночевал в трактирах. А вот непрошенных гостей в моем доме встречают именно так.
Она растерялась.
- Это не трактир??
- Нет. Это просто мой дом. – Рыжая застонала и закатила глаза. – Между прочим, ты напрасно поднялась. Рана у тебя, конечно, не смертельная, но довольно неприятная.
На это она пробурчала что-то типа сама разберется со своими ранами. И тут за окном заревело… Я перевел взгляд. Н-да. Зрелище не для слабонервных – беснующийся конь с волчьими зубами. Чудовище к тому же успело отрастить себе огромные звериные лапы вместо копыт, и когтями накрепко вцепилось в подоконник. Оборзело, то есть, окончательно.
- Ты поори мне еще! - прям злость разобрала, - Влеплю сейчас всю обойму в глаз – вот тады и порезвимся. Слезь с подоконника, гад!
Отвлекся – рыжая за спиной тут же метнулась к двери. По сухому треску (лбом, что ли вышибать хотела?) стало понятно, что крючок, накинутый на ночь вверху двери, замечен не был. Тут же скорчилась, держась за правое плечо. Не лбом оказывается. Раззудись плечо, как говориться.
- Не ушиблась?
Девчонка злобно зарычала. Маленькая вся такая, несчастная. Избитая, израненная. И виноват во всем естественно был я, подлец и негодяй.
- И куда ты собралась? Голышом да по морозу? Да с такой… гм… попой?
- Открой… - цедит сквозь зубы. – Мы не сделали тебе ничего плохого. – И глазами так зыркает, прям лазерное шоу. Зверек прямо. Хомяк бешенный, огрызающийся.
- А этой коняшки, – я показал через плечо на дикий каприз природы, – не опасаетесь, леди? Или это ваша домашняя ручная скотинка, и просто выглядит так необычно?
Рыжик глянула в окошко. Поморщилась.
- Вообще-то, он - человек. Причем уважаемый человек. Профессор Кадисийского университета. Пожилой… и не очень то здоровый после всех наших скитаний. А ты его на ночь – да на мороз. У кого хочешь нервы не выдержат. И, вообще-то, он мой дядя.
Челюсть свою от соприкосновения с полом я удержал с большим трудом. Профессор, блин. Дядя.
- Давай сделаем так. Ты оденешься, сядешь и успокоишься. А потом мы спокойно обсудим, что нам делать с тобой и с дядей-лошадью.
Рыжая раздраженно топнула.
- Не давай. Он вовсе не какая не лошадь. Сам погляди. И тоже голышом между прочим.
И я поглядел. Было на что. Лошадиная морда и волчьи лапы с подоконника исчезли, как и существо, которому они принадлежали. Вместо этого под нескончаемым снегопадом стоял… гм… ну можно сказать человек. Завернутый в пожалованное старое одеяло.  Грузный такой. Руки-ноги толстенные, вообще, какой то чересчур весь… Массивный. Как груша. Как свеча оплывшая. Роста невыдающегося, зато в лице (заменившем массивную животную морду, напомню) остались вполне узнаваемые и очень лошадиные черты. Например, длинная нижняя челюсть лежала на груди, ноздри расползлись чуть ли не на щеки, ну а уж уши по моему так и вовсе остались конскими – два здоровенных локатора на макушке. Грива тоже практически никак не видоизменилась и свисала сальными, спутанными  прядями до плеч, даже ниже. Неприятный тип, в общем-то.
Некоторое время мы разглядывали друг друга через стекло. Профессор зябко поежился, почесался. И поклонился. Я тоже слегка склонил голову.
- Он – оборотень? – спросилось как-то буднично. Наверное, устал удивляться.  Рыжая фыркнула.
- Дядя вовсе не оборотень. Он – триш.
Девочка чуть помялась и стеснительно добавила:
- Я тоже триш.
- А… Ну, это конечно, меняет дело…А какая разница?
Рыжик потерял терпение.
- Слушай, ну давай его пустим в дом? Он профессор, он тебе все и объяснит. Правда же, застудится старик.
Я подумал и кивнул.
- Хорошо. Сядь на диван и завернись во что-нибудь. Там плед есть. Одежда твоя все равно пока мокрая, сушится. Я приведу сюда дядю и выслушаю.
Девочка снова фыркнула, но подчинилась. Прошлепала к указанному предмету мебели и с размаху плюхнулась на подушки. И тут же с воплем вскочила. Ага. Ранения попы еще никто не отменял.
- Триша. Ага. Голова маленькая, мягкая. На бок ляг, чудо, у тебя там порез во всю… гм… глубокий в общем.
Рычит. Хомяк. Но послушалась, опустилась осторожненько, на одну половинку, и плед натянула.
Ну да ладно, думаю, поглядим, что это за триши такие у меня в огороде появились. Откинул крючок, осторожно провернул ключ во входной двери на терраске. Вернулся в комнаты – Профессор так и маячил за окошком. Киваю в сторону дверей, заруливай, мол.
Долго ждать не пришлось, непонятное существо переместилось к крыльцу и тут же послышались тяжелые шаги. Половые доски прям прогибаются – однако, немало весу в этом Профессоре. Да и то, если коня в человека переделать… Сколько весит взрослая лошадь? Вот и я не в курсе, но явно побольше меня.
В дверях показался грузный, массивный силуэт. Прямо-таки Вий гоголевский. Там и остался, повинуясь легкому движению карабина. Стоит, как будто оплыл на входе. Обтекает.
- Сразу объясняю расклад, господа посетители. В руках у меня, если вам вдруг не известно, огнестрельное оружие. Бьет металлическими пулями, на таком расстоянии – даже лошадиный череп не выдержит. Стреляю я хорошо, быстро, и в запасе у меня десять выстрелов. Поэтому мы будем говорить миролюбиво, не делая резких движений, и постараемся убедить хозяина этого дома, то есть меня, что существа триши суть не опасны, уравновешенны, и не делают никаких глупостей даже в полнолуние.
- При чем здесь полнолуние? – недоуменно спросила Лисичка со своего дивана.
- Оборотни, – пояснил Профессор. Он, кстати, принял ситуацию без возмущений, с какой-то усталой покорностью. – Уважаемый хозяин путает нас с оборотнями, а у них трансформации обычно происходят именно в полнолуние.
- А что такое «огнестрельное»?
- Магический жезл, из которого летит не молния, а кусок железа. Оружие Техномира. Что-то вроде корабельной пушки – помнишь, у адмирала валялась такая перед воротами? Как трофей?
- О! – Лисичка уважительно оглядела карабин.
- Давайте уже начнем объяснения для меня, – раздраженно напоминаю о себе. – Например, представимся для начала.
Профессор развел руками (не очень резко).
- Весь к Вашим услугам, уважаемый хозяин. Арлей Ямадиль, ученый, исследователь, теоретик. До недавнего времени преподавал в Кадисийском Общественном университете. Тихо, мирно, двадцать восемь лет без малого. Предмет мой узкий, больше факультативный, так что конфликтов ни со студентами, ни с руководством не припомню, просто я занимался своим скромным делом – и меня за это уважали. Алисса, - кивок в сторону агрессивно сопящего существа, -опять же до недавнего времени, воспитывалась в замке адмирала Гривальди. Адмиралу не родственница, мы вообще не знатного сословия. Просто традиция такая, или, если угодно, дань моде – состоятельный дворянин содержит небольшую закрытую школу, или класс, всего нескольких воспитанников, ориентируя их для дальнейшей службы во благо государства. А его супруга, соответственно,- воспитанниц. Особенно, если своих детей нет. Благотворительность. Для мальчиков это путь к дворянству, через офицерский чин, для девочек – он же, через замужество. У нас, видите ли, во время последней войны количество дворян здорово поубавилось, так что вот, патронажем восстанавливаем. Гибла-то, к сожалению, лучшая часть, молодежь, а предыдущее поколение уже и к воспроизводству то… Старики, словом.
- А посмотреть можно? – лисичка по имени Алисса с вожделением рассматривала карабин. История, видимо, ее интересовала куда меньше «магического жезла».
- Нет.
- Жадина, – надулась.
- Профессор, давайте ближе к сути. Все-таки мы не на лекции. Да и палец на спуске затекает.
- Как умею, – тоже обиделся. – До вас никто не жаловался. Моя сестра безвременно скончалась, когда Алиссе еще и пяти не было. Кто отец девочки – неизвестно. Я, смею надеяться,  неплохой преподаватель для студентов, но с трудом представляю себя в роли воспитателя для малолетнего ребенка, да еще противоположного пола. Нет, я люблю мою племянницу, но взять сироту к себе на попечение было просто не реально в тогдашних условиях. К счастью, лорд Гривальди как раз в это время набирал себе и жене воспитанников. Алисса по возрасту  подходила, фамилия адмирала, его род, репутация весьма известны и весомы в Империи, так что я воспользовался некоторыми… гм… знакомствами, и пристроил девочку. Как мне казалось, да и сейчас кажется – это был мудрый поступок.
Некоторое время все шло превосходно. Довольно долгое время. Алисса успела повзрослеть, заканчивала образование – воспитанников обучали централизованно, в Кадисии, столице империи. Так что в учебное время я мог немного присматривать за девушкой, в каникулярные месяцы ее, вместе с другими воспитанниками,  перевозили под крыло адмирала. К сожалению, беда грянула как раз во время учебы.
Как будто по чудовищному заказу, по всей стране – убийства. Дикие, бессмысленные. Убивали людей, по одиночке, семьями, целыми поселениями. И отовсюду шепоток – триши, это триши… В конце осени отношение к моим собратьям стало до того неприязненным, что появился даже имперский указ, ставящий нас вне закона. Облавы по всей стране, аресты, при  малейшем сопротивление – смерть. Без суда и следствия.
Триши испокон века вполне уживались с человеком, так же как, скажем, гномы. Нет у нас агрессивности оборотней, да и численность, прямо скажем, не способствует обособлению от других рас. Тришей было на весь свет всего-то несколько сотен, хорошо, если тысяча наберется.
- С оборотнями нас путают и более осведомленные люди, что там говорить, - посетовал Конь. – Соответственно, и приписывают всевозможные отвратительные поступки, коими печально известны волколаки. Людоедство, коварство, безумная ненависть к прямоходящим.
- Судя по тому, что я видел у крыльца, трудно винить людей в таких подозрениях, – замечаю этому странному собеседнику.
- Вы видели клыки, красные глаза. – пожал плечами Ямадиль. – Не спорю, вид страшноватый. А вот, ежи, к примеру, у вас водятся?
- Водятся.
- Мирное крохотное существо. Милое. Увеличьте его до роста человека,  получите – шипы в локоть, клыки в полтора локтя, глаза… Глаза у грызунов вообще без белка. Монстр!
Я представил. Верно, ежик ростом с человека воспринимался бы именно как монстр. Опасный, причем, монстр, с такой-то обороной из колючек и нападением в виде резцов – а они даже у хомячка выглядят прилично.
- Ну, хорошо. Вы хотите сказать, что вся эта страшноватая внешность – как бы защитная окраска. Все-таки отличия от оборотней не особенно улавливаю.
- ТРИ-ШИ! – раздельно произнес Профессор. – У нас по три ипостаси. Бывает и больше, но у первых известных в истории было по три, так название и осталось. Вы же видели. Вот я – человек, был волком, до того – конем. Весь набор моих изменений. Переходные фазы я не беру, хотя простого обывателя как раз больше пугают именно они. Конь с волчьими зубами. Человек на копытах. Волк – на двух ногах.
- О как. – такого я не припомню. Хотя, если покопаться в детской литературе… Грянулся Иван-царевич о сыру землю и обернулся белым соколом. А потом волком серым. Или мышкой-норушкой, были такие метаморфозы. Грянулся бы головой о валун – обернулся бы трупом голимым. Шутка.
- Здоровско, - говорю. – А вот то маленькое и сердитое существо в углу дивана? Вторая ипостась, как я понимаю, лисица?
- Лисица.
Что то такое тоже вспоминалось, что-то восточное… Кицунэ. Лисица-оборотень. Я посмотрел на Алиссу.
- У нас таких называют кицунэ. В сказках. В легендах. А третья ипостась? 
- Возраст еще не тот. – Профессор сожалеюще пожал плечами.- Алисса совсем еще ребенок. Обычно третья ипостась прорезается лет в двадцать пять - тридцать.
- Сами вы ребенок, дядюшка. – сварливо отозвалась девушка из своего угла. И сверкнула на меня глазами. – В невзгодах я повзрослела и возмужала! Мы бежали сквозь леса и болота, мы мчались ураганом по сонным улицам ночных городов, мимо солдат и сыщицких патрулей, мы прорубались через сотни и тысячи врагов!!
- Алисса!! – потрясенно воскликнул Профессор. – Какие ураганы?! Куда ты пробивалась? Ты у меня на загривке ехала, а я старый и больной человек. На половину. Вернее, на треть. Если мне в галоп пуститься, так это на сто шагов хватит, а потом умру от отдышки и сердцебиения.
Повернулся снова ко мне, мрачный, потемневший..
- Не слушайте эту юную авантюристку, уважаемый хозяин. – и такая тоска в голосе. – Мы миролюбивый, неконфликтный народ. Большинство из тех, кого я знал, были достойными, уравновешенные люди, посвятившие себя науками или ремеслам.  Да к тому же возраст, возраст. Живем мы подольше людей, но вот что касается потомства… Потомство – редкость. Вымирающий вид. А теперь и стариков повыбили. Алиса – это уникум, сейчас молодых тришей, кажется, вообще на нашей Черепахе не осталось. 
Я удивленно вытаращился на Коня.
- Вы сказали – Черепаха? На которой стоят слоны, а на их спинах весь ваш мир, как плоская лепешка? У вас до сих пор такое видение Вселенной?!
- Нет. Я не знаю что такое Вселенная и слоны, но примерно понимаю о чем вы. Нет, мир - это шар, покрытый Океаном, и только десятая часть поверхности – суша. Черепахами мы называем большие острова…
- Материки, вероятно. Сколько их у вас?
- Четыре.
- Значит, один еще не открыли. Или его и вовсе нет. Или Америку за один считаете. Но пусть, это пока подождет. Что же с вами произошло дальше, Профессор?
Собственно, догадаться было не трудно. Когда кольцо облав сжалось вокруг столицы, даже ужасающе далекий от реальной  жизни книгогрыз Арлей Ямадиль наконец понял, что ему, как и его единственной родственнице, угрожает общая судьба всех тришей.  И ударился в бега. Алисса, на счастье, как раз находилась в столице, так что не пришлось путешествовать на Север во владения адмирала, ее попечителя.
- И это очень-очень кстати, – отметил Профессор. – Адмирал человек старой закалки, и не позволил бы обидеть свою воспитанницу. А это мятеж, восстание в провинции. Императрица могла бы воспользоваться случаем и раздавить очередного оппозиционера, сторонника своего покойного отца.
Собственно, мне подумалось, что для того эта вся резня и затевалась, добраться до потенциально опасного противника через его привязанность к девочке. Делов-то, спровоцировать народ на возмущение. Пара убийств в глуши, с хорошо и правильно освещенными подробностями, десяток тришей под топор;  для имперской машины, да для любой серьезной государственной организации такая подстава - семечки.
- Так что мы бежали. – Конь говорил грустно, занудно. - А воспользоваться Туннелем в другой мир я придумал еще до побега, в столице. Вообще, Туннели, конечно, редкость великая, но конкретно этот я сам обнаружил, высчитал, по обрывкам старых карт и кое-каким фольклерным сказаниям северных народов. И почему-то не обнародовал свое открытие, как чувствовал – самому пригодиться. К тому же, Университет обладает богатейшей коллекцией артефактов, вот я и позаимствовал «Защитника в пути».
Тут Профессор повозился и снял с невидимой шеи подвеску на прочной нити. Немного помялся, но решившись, протянул мне. Магический артефакт. Не впечатлило. Косая четырехконечная звезда, вырезанная из голубоватого кристалла, вписанная в тонкий костяной ободок. Такое впечатление, что с одной стороны его подкоптили на огне. Конь объясняет, что амулет не вечный, на пять-шесть раз еще хватит, а потом рассыпается пеплом.
- Он действует не только на ткань меж мирами, он еще делает невидимым своего обладателя для Стражей, ужасных существ, охраняющих места переходов. Правда, со Стражами мы просто не столкнулись, так что не знаю, каким образом на них воздействует артефакт. К сожалению, после перехода Тоннель ненадолго остается открытым, вот за нами и просочились люди Сэ.
- Надеюсь, им хватило ума и времени чтобы вернуться.
Возвращаю хрупкую вещицу, и Конь с заметным облегчением снова вешает артефакт на шею.
- А я надеюсь, что место перехода останется тайным. Видите ли, уважаемый трактирщик, барьер между Срединными мирами и Техномирами практически не имеет изъянов, и сам по себе такой Тоннель – это артефакт. Я даже не уверен, что существуют еще подобные, может он вообще единственный. Так что некоторое время мы с Алиссой можем себя чувствовать в безопасности. Если…
- Если я не отволоку вас назад в ваши Туннели. – кивнул я. – Резон есть, думаю, и награда за ваши головы объявлена?
Профессор поежился. А девушка Алисса напряглась, хищно сощурилась…
- Только попробуй нас предать, - шипит, - жизни не пожалею, с того света вернусь и растерзаю.
- Алисса!! – придушенно вскрикнул Профессор.
Я не обратил внимания на возглас пестуна. Только на девушку. Глаза горят зеленым огнем, ручонки сжались на подушке – того и гляди наволочка треснет. И отчаяние такое, и ненависть, и беспомощность одновременно. Смешная. Протягиваю руку.
- Извини, маленькая триша. Это была просто неудачная шутка. Я не предам тебя, и постараюсь помочь.
Алисса смотрела теперь насуплено, с подозрением. Потом осторожно протягивает свою ладошку. И говорит на полном серьезе:
- Я доверяю тебе свою жизнь, незнакомец. Смотри же. Доверие триша дорогого стоит.
Осторожно улыбаюсь. Доверие штука пугливая, не ускользнуло бы в какую-нибудь щелку в разговоре. И говорю тоже предельно серьезно.
-  Договорились. Буду твоим рыцарем-защитником.
- Тоже мне рыцарь! – фыркнула девица. Напряжение в комнате спало, как будто самое главное и важное мы уже сказали, а дальше можно и говорить в шутку, и вести себя свободно, по приятельски. – Рыцарь обязан бысть уважительны и почтительны с дамами. А ты меня избил, напоил какой- то мерзостью и раздел в довершение ко всему. Уж не знаю, с какой именно целью!
- Ну… Пока что меня никто не убедил, что ты дама. Когда ночью стучалась – парнем была. Черноволосым, между прочим. Сейчас вроде как дама, а потом глянешь – так непонятно кто, да с хвостом рыжим. А через минуту окажется что ты мужик с бородой, кривоногий и одноглазый. Так что я пока погожу с рыцарскими реверансами. До выяснения.

-8-

Органичней всего в нашу сельскую жизнь вписался Профессор. Оказалось, холодная весенняя погода его организму подходит как нельзя лучше. Уж не знаю, что тому причиной, но господин Ямадиль великолепно себя чувствовал  себя даже при минус пятнадцати. Может особенности метаболизма, может повышенный уровень волосатости. Алисса в шутку обмолвилась, что дядюшка просто опасается испортиться в тепле, и для сохранности предпочитает свое тело содержать в подмороженном состоянии.
Может и так. Старого триша я поселил-таки в «библиотеке», в человеческой ипостаси, разумеется, со строгим уговором – никаких превращений внутри помещения. И гальюн – снаружи. Не хватало мне только лошади в крохотной сарайке. Профессор, кажется, несколько обиделся, но легко согласился, тем более, что из мебели там присутствует только огромное кресло и книжные полки, набитые от пола и до потолка. Как он угнездился в кресле, так и жил, не вставая практически. Спал сидя. Да и чего вставать, разве что по физиологии. А так – не вставая со своего насеста профессор мог дотянуться ручищами до любой полки, которыми у меня увешаны все стены «библиотеки». Цапнет том – и читать. Прямо какая-то одержимость знаниями. Я и сам люблю посидеть с книгой, причем в бумажном варианте, игнорируя все эти новомодные электронные штучки, или скажем, аудиокниги; но на фоне Профессора мое чтение – это легкое любительское хобби. Ямадиль за какие-нибудь   полдня освоил букварь и несколько учебников по русскому (это еще от нас с братцем остались, со школьных времен). Возле кресла уложил стопочкой несколько толковых словарей, орфографический словарь – только не надо думать, что ЭТО кем-то перечитывается! Просто лежат себе тома науки как память о родной школе. Венчал стопочку общеобразовательной литературы «Фразеологический словарь в картинках», который я всю жизнь воспринимал как сборник юмористических комиксов. 
После такой стремительной подготовки старый книгогрыз пригласил меня в заиндевевшую комнатку, широким жестом обвел полки и попросил совета. Что бы такого, типа, почитать, на предмет лучшего понимания загадочного мира, в котором волею судеб очутился. Получил довольно-таки пристрастные рекомендации (ну что поделать, не люблю я документалистику, поэзию, любовные романы и детективные саги). После чего погрузился и завис в обширнейшем фантэзийном тумане, напущенном Дж.Р.Толкиеном со товарищи.
Скорость чтения и впитывания информации у старика просто ошеломляла. Можно сказать, что он глотал не романы, не тома, а сразу полки томов. Всю фэнтазийную подборку (а это порядка трехсот книг между прочим) освоил за неделю, потом добрался до нескольких ящиков с пустопорожними произведениями. Я честно предупредил, что это – на выброс, написано плохо, скучно, детский лепет вперемешку с шизоидными мечтаниями несостоявшихся Темных Властелинов, Прекрасных Прынцесс и Сильномогучих Героев. Тоже штук триста. Все равно – прочитал от корки до корки, и даже быстрее чем предидущую партию.
Потом в ход пошла уже папина часть библиотеки, то есть детективы. Все эти «Черная кошка», «Слепой», «Бандитский Петербург» и полное собрание приключений следователя Турецкого. Здесь Профессор начал изредка пробуксовывать, вероятно, из-за множества непонятных моментов нашей технократической культуры. Трамвай – это сложно объяснить средневековому ученому. Или, к примеру, рынок инвестиционных ценных бумаг. Искусственный алмаз. Забор зоны с колючей проволокой под напряжением – вообще нереально. Многое Ямадиль просто соотносил с какими-то вариантами изделий и ситуаций в своем мире, без объяснений. Электролампочку, допустим. Ну да, волшебный светильник. У них сказал заклинание – колбочка горит. У нас кнопочку нажал -  тот же результат.
По вечерам я просиживал в библиотеке часами, разумеется, закутавшись в пуховик, шарф и шапку с ушами. На ноги - добротные разношенные валенки. Если кто-то думает, что подобная обувка архаизм, плюньте умнику в глаза. Я знаю как минимум три города в Центральной России, где их валяют вагонами, где они нарасхват; да и в Москве сохранились еще подобные фабрики, и даже фирменные магазины. Есть у меня в хозяйстве еще безразмерный крестьянский тулуп, все как в классике, лохматый, толстенный, до полу; но его как раз пришлось презентовать Профессору, для очистки совести. Хоть какая шерсть на его шкуре, но все равно, сидеть практически без движения в сарае с заиндевевшими стенами… Бррр. Тулуп, кальсоны с начесом и валенки, Ямадиль принял с восторгом, прочие предложенные виды одежды проигнорировал. Хозяин-барин.
Третьей в наших вечерних разговорах была бутылка. Алисса заглядывала пару раз на посиделки, но быстро сбегала – неинтересно, и холодно. А нам нравилось. Конь выбирал из прочитанного за день какую-то заинтересовавшую его тему, выспрашивал меня, а потом сравнивал с похожими темами в своем мире. Расположившись в креслах, приняв на грудь по сто мы как два заядлых исследователя вгрызались в основы мира реального, и мира фантазийного.
Помню, его ставили в тупик существа «эльфы». Альвы, если хотите. Нет таких. Гномы – есть. Параллельная цивилизация, пожалста вам. Подгорный народ. Копают себе в недрах, шахты прокладывают, живут под землей в подземных же городах. Любители поесть и выпить – тоже да, только вовсе не наших кулинарных произведений. Метаболизм другой, кремневая основа. Все, что едят – с добавлением камней, различных пород. А то и вовсе, голимый булыжник грызут, да еще и причмокивают. Зубы? Не смешите, у них зубы по типу мельничных жерновов, а по твердости приближаются к природным алмазам. И в желудках, естественно, не наши соки, а чуть ли не голимая серная кислота. Как ткани не повреждает? Да там, коллега, ткани из такой плоти, что веками не разрушается, даже после смерти. Пластик? Вот это пластик? Да, похоже, только пластик, который не подвержен коррозии в кислой среде. Нейтрален. Инертен. Стекло еще больше похоже, керамика какая-нибудь, только довольно пластичная. Строение скелета, всего тела – все направлено на жизнь в тесных подземных ходах и пещерах, и мускулатура, силища неимоверная. Плотность тела – в четыре раза больше, чем у человека. Кровь зеленоватая, и вообще, называть кровью то, что течет в венах гнома, абсолютно неверно и крайне неучтиво. Живица еще куда ни шло. Сами подземные жители называют эту субстанцию жижей, без затей. А бороды? Само собой, пышные, длиннющие, но почему только про бороды разговор? Да все тело волосатое, не меньше чем у самого Ямадиля. Шерсть чистая. Только у Профессора это архаичное приложение к нечеловеческим ипостасям, побочный эффект так сказать, а у гномского племени – способ обогрева тела в холодных тоннелях и шахтах глубокого залегания.
А вот эльфы…
- Я долго удивлялся, что это за цивилизация такая? – посмеивался Профессор. – Светлые эльфы, солнечные эльфы, морские эльфы. Великие художники, поэты, творцы искусств. Прекрасные душой и телом, изящные, утонченные певцы, ценители лесных кущей и лунного света. Верные друзья и союзники людского племени. Ваш Толкиен, уважаемый хозяин, нарисовал такой облик, что в пору новую религию основывать. А на самом деле… Белые волосы, белая кожа, долгий, практически бесконечный срок жизни. И все эти гуляния при луне. И к тому же огромный магический потенциал. Ничего не напоминает?
- На вампиров намекаешь?
- Разумеется. Не моя это специализация, но здесь же явная аналогия. Конечно, - Конь шутливо поднимает лапы, - есть и нейтральные к людям особи, и даже общины. Как у вас, допустим, вегетарианцы. Но эти, во-первых, живут не дольше людей, а во-вторых – никакой особенной способностью к магии не обладают. Те же люди, только худощавые, да еще уши острые. Тут ваш мэтр путает два вида. У эльфов друзей и союзников не бывает. Кормовой скот – это же для вас не союзники?
Помню, я даже огорчился, услышав такие пояснения. Выпили мы с профессором уже к тому времени немало, и ужасно эмоционально я все это воспринимал. Угрюмо. У ребенка отняли яркую игрушку, волшебство из сказки вычеркнули…
- Кровососы, значит, все эти Леголасы… - бормочу. А Профессор, вот ведь вивисектор, уточняет:
- Да не кровососы. Жизненную силу они высасывают. Может, и с кровью, конечно, но она только переносчик этой силы.
- Спасибо. Утешил.
- С другой стороны, дорогой хозяин, миры у нас многообразные. Может, в соседнем и такие эльфы живут. Добрые и дружелюбные. Ну, в соседнем вряд ли,  конечно, соседствующие Миры отличаются мало, но чем дальше – тем различий больше.
С Алиссой отношения развивались как бы сказать… Сложней. Первое время девушка относилась ко мне настороженно, в своем ранении винила исключительно меня. Как следствие, и в вынужденном постельном режиме,  в собственной простуде, в отсутствие хороших манер, в однообразии пище, в скуке смертельной, и в аморальности при смене повязок на ее пятой точке. Через несколько дней температура у Лисички спала, и в одно замечательное утро я проснулся в собственной кровати не один. В некотором замешательстве, надо сказать. Нет у меня богатого опыта моментов, когда в койку забираются молодые девушки. Осторожно поинтересовался:
- Скажи, моя прекрасная леди…
- М-м-м? – Алисса пыталась выглядеть сонной и безмятежной, но я чувствовал, что рука девушки на моей груди немножко дрожит. Напряжена, как тетива перед выстрелом.
- Ты уже достигла возраста, когда то, что сейчас происходит, перестает называться насилием над ребенком?
Лисичка приподняла голову от подушки и серьезно посмотрела на меня зелеными глазищами.
- Насилие над тришей невозможно, рыцарь. Если бы я не хотела того, что случилось, я просто ушла бы во вторую ипостась. То, что произошло ночью, с нами возможно только по любви. А детьми мы перестаем быть после открытия второй ипостаси.
Я погладил девушку по рыжим локонам.
- Тебе не больно? Не рано для таких занятий?
Имелось в виду тыловое ранение, но Алисса восприняла вопрос в другой интерпретации.
- Немного больнее, чем я думала.- чуть хрипловато. – Но наставница предупреждала, что это только поначалу.
Опять тупик.
- Ты… о чем? Какая наставница? Порез на попе не больно?
Тут Алисса вмиг возвратилась в свое обычное снисходительно-саркастическое состояние. Закатила глаза:
- Клятый шейст!!!! И он воображает себя взрослым!!!
Вскочила на ноги, одним рывком обернулась в мое одеяло и исчезла из комнаты.
А я увидел на простыне пятно определенного цвета. И понял, что выставился непроходимым тупицей. Кровать в соседней комнате взвизгнула, как будто на нее со всего маху обрушилось маленькое, но крайне раздраженное существо. Со стороны, наверное, моя улыбка полностью соответствовала улыбке пятнадцатилетнего идиота, с которым ЭТО произошло впервые. Собственно, таковым я себя и ощущал, когда пять минут спустя притащился мириться…
Ну и хватит об этом. Просто скажу, что после той ночи мы с Алиссой перестали использовать местоимения «моя, твоя» в отношении кроватей и комнат.

-9-

Конечно, мы старались соблюдать осторожность. Профессор предпочитал вообще не вылезать из Библиотеки, Алисса может и рада была бы прогулкам, но рана не позволяла слишком уж активных моционов. Порез не казался опасным, или воспаленным, но упорно не желал затягиваться, так что большую часть времени триша проводила в ипостаси лисенка. В таком виде, понятно, по двору не погуляешь, соседи всполошатся. Кто-то кур разводит, кто-то кроликов. Да и собаки по деревне – порой такой бугай на цепи сидит, что хозяева сами-то опасаются лишний раз мимо пройти. Лису учует – сорвется, никакая цепь не удержит.
Так что мои гости в основном сидели взаперти, и я старался надолго не отлучаться. Вот и пришлось, когда встал-таки вопрос о сменной одежде, вызывать на помощь дочь.
Елена у меня – как причудливый коктейль результатов противоречивых методов воспитания. От бывшей моей супруги явно прослеживается деловая хватка, самостоятельность и самодостаточность, здоровый цинизм в отношениях с окружающими, крайне высокая степень сопротивляемости к неблагоприятным условиям жизни. От меня же более абстрактные черты – мечтательность, философия пофигизма, некоторая склонность к романтике. Не знаю, может это только мое видение, но духовно мы с ней очень близки. Поэтому разыскал я забытый уже за отпуск мобильник и позвонил.
Просьба приобрести полный комплект одежды (включая белье) и привезти на дачу вызвала у дочери только один вопрос – а размеры? Пришлось заставить Лисенка обернуться человеком, мерки снимать. Елена тщательно все записала, помолчала, потом все же поинтересовалась:
- А бабушка в курсе? Вообще-то, они здорово переживают по поводу твоего затворничества.
- Ну… Тогда ты позвонишь, скажешь, что папа нашел себе подругу и сильно просил не нарушать романтического тет-а-тета.
Из трубки насмешливо хрюкнули.
- А на самом деле?
- На самом деле очень близко к истине, только в сто раз интересней. Приезжай, не пожалеешь.
И дочка примчалась в тот же день. С тремя пакетами и чеком из магазина на пятизначную сумму.

Могу только повторить ехидное высказывание – все женщины неравнодушны к тряпкам, независимо от Мира, или возраста, или, если уж пошло на то, ипостаси. Дочка как раз выкладывала привезенные вещи на диван, когда из комнаты тихонько выбралась Алисса. И тут же впала в ступор при виде невиданных богатств. Села, глаза квадратные. Покралась, прижимаясь к полу…
- Ой!! Лисичка! – Ленка в восторге потянулась к трише. – Папа, а погладить ее можно?
Сцена умилительная.
Лисенок, прижимая ушки, униженно сжавшись, тянул лапку к кружевам, а непонятливая Ленка отталкивала и приговаривала – ну нет, порвешь же, вон коготки какие, нет, малыш, нельзя… а Лисенок мелко дрожал хвостиком, подобострастно заглядывал в глаза хозяйке всех этих вещей немыслимой изящности и красоты, и поскуливал почти выговаривая – да нет же, я аккуратно, я не зацеплю, я только дотронусь… А когда был извлечен комплект кружевного белья (чес слово, я ТАКОГО не заказывал), Лисенок просто взвизгнула от восхищения и обиды, что ее не допускают и запрыгала на всех четырех лапках.
- Ну что ты дразнишь ребенка, - попенял я Ленке.
- Порвет же, - пожала плечами дочь. – Коготки острые.
- Ну и пусть. Для нее покупалось. Сама порвет – сама зашивать будет.
- Лапками? – Ленка прищурилась, - Ой, папа, чувствую, начинаются вечерние сказки про гномов в нашем Битцевском парке. Я думала, мы с этим закончили еще в третьем классе.
- Она оборотень. – Сказал спокойно, как бы между делом. – Маленький и симпатичный. Ты бы видела, что у нас в сарае обитает теперь.
- Шумный дух Наполеона Третьего?
- Конь. Не слишком шумный, но оч-чень прожорливый. И тоже оборотень.
Лиса устала слушать наш треп. Цапнула из кучки что-то кружевное-белое-воздушное, опрометью кинулась в комнату и шмыгнула под кровать. Ленка ринулась было догонять, но я махнул ей – сиди, пошел сам. Присел. Ни гу-гу. Затаилась стало быть.
- Алисса, вылезай. Все твое, никто не отнимет. Она просто еще не поняла, что это взаправду.
Из-под кровати что-то невнятно пробурчали. Пастишка кружевами забита.
- Все равно ведь вытащу.
- Вафровуй. – очень невнятно. - Тифан. Фатина.
Тиран? И жадина? Нормально. Вона чему мы значит, научилися в Мирах чужедальних. Запустил руку в темноту, нащупал пушистую спинку. Ничего, за шкирку, помниться, можно. У лис, у кошек, у собак с волками это место почти нечувствительное к боли, так они своих котят да щенят таскают. Вытащил на белый свет. Лисенок мог бы, конечно, и куснуть от возмущения, но тут понимаешь, пасть занята. Стою, Алисса в руке обвисла, но кружева не выплюнула. Ленка у двери во все глаза таращится – «Лиса ГОВОРЯЩАЯ!!»
- А скажите-ка, сэр Олек, - бас Коня раздался как гром среди ясного неба, - вы в своем Мире считаетесь силачом?
Мы все трое обернулись. Профессор уже успел не только незаметно войти во всей этой кутерьме, но и уже расположился за столом в гостиной, и рюмочку себе накапать.
- Ой, - сказала Ленка. – Это тот, который в сарае?
Я машинально поправил:
- В Библиотеке. Нет, Профессор,  не сказал бы, что я особенный силач. Почему вопрос?
Тот хихикнул.
- А вас не удивляет, что вы в одной руке, без напряжения, держите девушку килограмм на пятьдесят весом?
Гм… Действительно, масса тела у тришей не меняется при смене ипостаси. Если новая форма меньше по размерам – значит, просто возрастает плотность тела. Не понимаю. Конь со смаком крякнул под стопочку, хрумкнул огурчика, и с важностью пояснил:
- Она левитирует.
- Я левитирую. -  важно подтвердила Алисса. Она сложила лапки на пузике, прикрыла глаза и медленно вращалась в воздухе, напоминая позой веселого буддистского божка Хоттея. Пальцы у меня разжались, но Лисенок так и остался висеть в воздухе.
- А что еще делать несчастной зверушке, если грубиян волокет ее за шкирку, как торбу с овсом? Больно! А на весу, понятно, не удержит, силами хил. Приходится левитировать, чтоб не брякнуться со всего маху.
Я и то обалдел, глядя на такие чудеса, что уж про Ленку говорить. Рот открыт, глаза по пять рублей. А Лиса, насладившись произведенным эффектом, вдруг мягко прыгнула прямо из воздуха к дивану и с интересом уставилась на гостью.
- Так ты дщерь этого тирана и садиста?
- Да!!
- Просто удивительно, как у такого асоциального типа вырос такой очаровательный ребенок. – тут подлиза вильнула хвостом. – Небось, он и тебя за шкирку таскал в детстве?
- А то!!! - Ленка в полном восторге и без тени смущения возводила поклеп на родного отца. – И сладкого лишал!
- И дубасил, наверняка, чем под руку попадется! – Лиса оперлась лапками на край дивана и потрепала дочь по руке. – Но теперь я тебя в обиду не дам. Если что – жалуйся тете Алиссе, мы найдем управу на мужскую деспотию!
Надо ли говорить, что в комнату эта парочка удалилась в полном согласии и приятельстве. Померять обновки. Я же подсел к столу.
- Может, будут какие-то пояснения, Профессор? Летающие Лисы – это у вас обычное дело?
Конь помотал головой.
- Нет. Просто побочный эффект перед проявлением третьей ипостаси у триша. Мы вдруг обретаем какие-то удивительные, уникальные способности, словно Природа пробует – какая новая форма больше подойдет. Процесс случайный, хаотичный, и, кстати, довольно непродолжительный.
Чем дальше, тем чуднее.
- И что же, третий облик у Алиссы будет Птица?
- Нет. Совершенно не обязательно. Говорю же, это пробы. Я сам, например, в возрасте Алиссы, вдруг научился дышать под водой. Час, два – нереально долго. Но, как видите, рыбой или каким-то морским гадом не стал. Через пару дней это пройдет.

-10-

Открытие стряслось, как и положено открытию, ВДРУГ. Тем вечером мы с Алиссой затащили таки Профессора в дом, соблазнив баранками, коих он оказался великий любитель. Особенно уже зачерствелых до каменного состояния. А чего ему, зубы то лошадиные, знай перемалывай.
Сидели уютно. Этакий семейный вечерок – молодая пара и престарелый дядюшка опекун. Ночничок, огонь в печурке, бутылочка запотевшая под разнообразную закуску. Нам с Алиссой сосиски а ля «Клинский мясокомбинат» с домашней картошечкой, Коню – пакет замороженных куриных окорочков с черствыми баранками. Чипсы своего рода. Как раз подходили к концу мои продуктовые запасы, и надо было наутро ехать за пополнением. Пересчитал финансовые резервы. К тому времени и отпуск мой давно истек, и месяц за свой счет, и липовый больничный лист. К работе возвращаться не хотелось. К тому же мне недвусмысленно намекнули, что времена сейчас не простые (а когда это они простыми были?!!), сокращение шествует по стране и по нашему банку в том числе широкой и беспощадной поступью. В общем,  не пора ли написать заявление по собственному? Нет, ребята у меня в отделе, конечно, понимающие, прикроют по мере возможностей, но пора бы и совести проснуться.
Финансовые реалии были не слишком оптимистическими. Пару недель мы бы еще протянули без особых забот, но дальше нужен был свежий приток средств к существованию. От постояльцев помощи, понятно, не дождаться. Разве что пристроить Коня детишек катать по праздникам, или в цирк сдать. Напрокат. Для увеселения достопочтенной публики. И чтоб всю зарплату в дом. И жратву, которую эта самая публика скармливает ученым животинкам.
 Да и постояльцами было трудно назвать любимую девушку с дядюшкой…
Сама любимая девушка несколько удивилась моей озабоченности.
- Ты же сам говорил – тот капитан тебе оставил кошель. – напомнила Алисса, деловито шинкуя сосиску. С некоторых пор ей разрешалось побольше времени проводить в человеческой ипостаси, хотя в сидячем положении она изредка морщилась. Не заживала ранка окончательно. Профессор, глядя на эти гримаски, мрачнел.
- Оставил, - подтвердил я.
- Так в чем проблема? Пользуйся! – лисенок энергично вцепился в сосисочную дичь. Прелесть. Полная оторванность от окружающего мира. Профессор только хмыкнул, и потянулся за бутылкой.
Я сходил в свою комнату, вынес к столу упомянутый кошель. Попутно прихватил и шкатулочку с настоящими деньгами. Ну, консерватор я. Деньги должны быть наличными, и лежать в шкатулке. В жестяной. Из под чая.  Терпеть не могу пластиковые карточки, безналичные расчеты и даже кожаные бумажники.
К сожалению, этих самых наличных в моем жестяном сейфе оставался самый мизер. Так, дно прикрыто. Увесистость коробке придавала горсть сувенирных монеток, практический смысл давно потерявших, но бережно хранимых «на память». Все содержимое высыпал на стол, кучкой, а рядом вытряхнул капитанский подарок.
- Вот в чем проблема, Лисенок. Это наши местные деньги, на которые мы живем. А это ваши деньги. На которые у нас и зубочистки не купишь. Разве что впарить какому-нибудь полоумному нумизмату, но у меня таких в знакомых не водится.
Девушка застыла, не донеся вилку до рта. Дошла серьезность  ситуации.
- Вот клятый шейст!
Этакое повседневное ругательство у них. Не совсем приличное в обществе, но широко употребляемое. Куда там иномирным гостям до нашей отборной матерной словесности.
- Я-то думала, что мы вполне обеспечены еще на пару месяцев, -пробормотала девушка. Посмотрела на монеты. - Капитан не поскупился. По нашим меркам. А что же делать, Олек?
Сколько не бился – все равно у нее выходит Олек, а не Олег. И у Профессора тоже.  Парадокс.
Я легонько подпихнул ее замершую руку с вилкой.
- Кушать дальше. И не переживать. Надо только подумать, как денег заработать, а это не так уж трагично.
Трагичного на самом деле ничего в ситуации не было. Жизненный план на экстренный случай увольнения у меня давно сложился, еще  до появления гостей. Сдам квартиру в городе. В моем отделе (наверное, правильней сказать в моем бывшем отделе) двое молодых коллег иногородние, живут на съемных комнатах. Сдать кому-то из них мою квартирку - без проблем. До работы близко, метро рядом, да и цену не задирать особо, коллеги все-таки. Родители дачный сезон после майских открывают, опять же месяца через два. А там посмотрим… Женюсь на Алиссе.  Профессора запряжем, огород распашем, его же в земледельцы определим. Пущай картоху с огурцами растит. Покаталси ужо на нашем крестьянском горбу, интеллигентишка, теперь вот попробует долюшки…
Тут, нарушив мои помещичьи мечтания, будущий пахарь рванулся   грудью на стол, вытаращившись на кучку денег. Причем не своих, родных, а наших, деревянных. Протянул лапу, но одернул, вилку схватил. И выскреб одну из монет, как будто запеченую картошину из углей, только что не дует. Аж дрожит весь.
- Лунный металл! – говорит.
Алисса тут же потянулась к монете, но Ямадиль шлепнул ее по руке.
- Опасно! Для нас – опасно!
Смотрю на предмет, заставивший Профессора тронуться умом. Монета. Серебряная. Порядка 30 грамм всего-то, было бы о чем говорить. С символикой позапрошлого Нового года, Драконом. Кому-то в подарок я ее покупал, да вручить почему-то и не случилось.
Ямадиль, меж тем, монету вилкой обстучал, обнюхал, только что не облизал – касаться боиться. И у Алиссы глаза прямо квадратные.
- Народ, - говорю, - что случилось? Вы как привидение увидели!
Профессор оттер со лба внезапно проступивший пот, и сказал:
- Привидение безопасней.
За бутылку схватился. Я покосился на Алиссу.
- Для тришей опасно серебро?
- Лунный металл, – пояснил Ямадиль между бульками.- Мы называем его лунным металлом. За цвет, конечно. Он смертельно опасен при соприкосновении с любой материей, затронутой магией. А у нас, тришей, все тело ею до ушей наполнено, как вот эта бутылка ушкой.
- Водкой. – машинально поправил я. Взял монету с опаской, а чего, вдруг эта ихняя магия заразная? Повертел в пальцах. Ничего. Не бабахнуло.– А какова должна быть реакция на прикосновение?
Профессор вскочил и возбужденно забегал по комнате. Хорошо, не по потолку, хотя попытки подпрыгнуть были. Главное, отхлебывать не забывает.
- Реакция – взрыв. Ожог. Смерть, если живое существо. Распад. Зависит от количества лунного металла и концентрации поля магии. Но это все не важно, мелочь, не главное.
Алисса тоже в недоумении смотрела на профессорские метания.
- Дядя, лунник – это здорово, но зачем же из горлышка хлестать?
- И стулья ломать, - добавил я, пытаясь словить споткнувшегося о мебель дядюшку. Словил, положим, но удержать такого слона (весит то он как натуральная лошадь) уже не получилось. Хлопнулося на задницу наше светило многоумное, аж дом содрогнулся. И сидит от счастья светится.
- Готов дядя, - говорю. – Перегрелся от знаний сарайных. В дурку везти будем, однако. К лекарю.
Ямадиль так и остался на полу. Глазки прям как у блаженного сделались.
- Не надо, - говорит. - Не надо к докторам. Послушайте лучше, сэр Олек, что расскажет вам старый (но гениальный!) Профессор. Только вопрос – велики ли запасы лунного металла в этом Мире? Думаю, велики, раз вы из него позволяете себе монетки делать.
Я пожал плечами. Вспомнились сразу из литературы аргентинские серебряные рудники. Аргентина. Аргентум. Серебряная страна. И кадры из фильма – Демидов протягивает царице Екатерине корзину, под завязку набитую серебряными рублями. Блестящими, будто только что отчеканенными. И заключил:
- Не малы. Во всяком случае, редкоземельным металлом серебро не считается, уж на двух континентах точно. Драгоценный металл – это да, но не редкий.
- Вот! – Ямадиль ткнул в мою сторону пальцем. Безкультурщина. А еще Профессор. – Вот о чем я толкую!
Металл этот – первопричина разделения Цепи миров. Ваших, скажем так, Техосновных и наших - Магосновных. У вас залежи антимагического металла, по всем континентам. Потому и магии как таковой нет. Поглощает лунник магическую энергию и уничтожает. Ну, вернее, видоизменяет, что мы и видим как взрыв. Поэтому и развивается ваша цивилизация по пути технического прогресса, более грубого реалистического, зато не требующего нелинейной энергии. А у нас – наоборот.
- Хочешь сказать, что у вас серебра мало? И вы в этой магии просто аж купаетеся?
Смеется.
- Да не просто мало у нас лунника. Крохи! Всего три известных прииска во всем Мире. На всех его Черепахах! Да и те – во первых, лунник там залегает на огромной глубине, в шахту чуть ли не сутки спуск продолжается. А во вторых – запасы там мизерные. И добыча – чтобы такую вот монету отлить, так полгода работы всем трем шахтам. Да эти три прииска – величайшее сокровище нашего мира. Потому и владеют им две величайшие Империи – двумя Восходная, одним – Закатная. Не знаю, конечно, может в Северных пустошах или на юге есть какие-то тайные залежи, но мне о них неизвестно. Сомневаюсь. Лунник слишком легко обнаружить даже слабому магу с зачатками образования, чтобы такое место оставалось тайным. Просто ты накрываешь магической сетью территорию, насколько силенок хватит, и смотришь – не обнаружится ли где прореха в энергетических плетениях. В наших условиях лунник – это власть над миром. Неизмеримое богатство. И в то же время - страшное, самое разрушительное оружие Мира. Так что Мир наш прочесывали много много раз, но обнаружили только эти три источника.
Наверное, поэтому и существует между нами Барьер, и сторожат его жуткие Стражи. И пройти его можно только с помощь артефактов, как тот, что я показывал. Только их давным  давно разучились делать, а те, что действуют, - практически неприменимы. Исчерпаны. «Защитник в Пути» скрывает обладателя от Стражей; то ли отпугивает чудовищ, то ли делает идущего невидимкой, не знаю. Но при каждом переходе его свойства истощаются.
Есть еще, правда, Проводники…
Слушал с интересом не только я, Алисса тоже открыла рот от любопытства. Даже про сосиску забыла.
- Проводники?
Конь как то ссутулился в кресле, насупился. Чувствуется – счас начнутся плохие новости.
- Ты, может, заметил, сэр Олек, что царапина у девочки очень долго заживает? Хотя у нас способности к регенерации на порядок выше чем, скажем, у обычного человека. Или волка.
Смотрю на Алиссу. Действительно ведь. У меня бы давно зажила такая ранка, а она так вообще юное существо.
- Так вот, Стражи и переходы не единственное препятствие между нашими Мирами. Мы не можем долго находиться у вас. А ваши соплеменники, соответственно, у нас. Это, насколько понимаю, очень сложные научные истины, а я всего лишь специалист по фольклору. Но здесь нам плохо. Мы болеем, слабеем, раны заживают месяцами.
- Иммунитет слабеет? Разные виды болезней?
- Нет, не то. – Профессор покрутил огромной головой. – Что то связанное с телом, с самим строением клеток что ли… Они вроде бы постоянно дрожат, но по разному.
И я понял. Коню действительно было сложно это понять, а уж объяснить другому человеку – и вовсе нереально. Но я где-то когда то читал. Мимоходом, не особенно вдаваясь в подробности. Все наши органы чувств, допустим, связаны с частотой колебаний материи. В каком то диапазоне частот мы слышим, но в гораздо большем диапазоне НЕ СЛЫШИМ. Или не видим, к примеру. После прочтения той статьи, заумной, переполненной научными терминами, у меня было полное ощущение, что мы существуем в тесно набитом материей пространстве, но воспринять можем только мизерную ее часть. Как раз ту, которая колеблется в доступном нам диапазоне. И если у какого то исследователя неведомым чудом изменить диапазон восприятия, то будет ему масса новых видений и ощущений, но очень недолго. Разрушится организм при других частотах работы. Непонятно? Сам не особо понимаю. Проще сказать – сиди в своем Мире,  и не суйся, куда не просят.
Понятно только одно – тришам здесь не место.
- И… как долго вы можете здесь находиться?
Ямадиль развел руками-лапами.
- Не знаю. Не моя это область. Мы и так здесь уже достаточно долгий срок, второй месяц кончается…
У Алиссы заблестели глаза, и я, не стесняясь дядюшки, обнял за плечи, притянул к себе.
- Ну-ка, суши сырость. Велика важность. Месяц я у вас, месяц ты у меня, там придумаем чего-нибудь.
- Что придумаем?? – у Лисенка задрожали губы.
- А не надо ничего придумывать, - заявил вдруг Профессор. – Вас, сэр Олик, все вышесказанное не касается. Помните, я показывал вам артефакт для путешествий?
Он порылся в карманах и выложил на стол «Защитника в пути».
- Ничего не замечаете?
Присматриваюсь к уже знакомой вещице. Вроде как в прошлый раз…
- Камень больше не тусклый? Помыли что ли?
Смеется. Мерзко все-таки смеется на самом деле. По лошадиному. Ржет.
- Нет, уважаемый, не помыли. Вы его в руках подержали, он и восстановился. Подзарядился так сказать.
- Типа, я аккумулятор?
- Типа, вы – Проводник. Уникальные существа, чаще люди, вернее, я слышал только про людей. У вас организм настраивается в любом Мире на его частоту. Сам. Такое вот свойство. То ли приобретенное – все-таки выход Туннеля не так уж далеко, может, мутации какие-то; то ли врожденное. Вы ведь здешний уроженец? Местный?
Киваю.
- Ну вот. Способность это редчайшая, я так только в легендах встречал упоминание. Но что характерно – вы, сэр Олик, не только можете жить в разных Мирах, но и подзаряжать таких вот «Защитников». Просто в руках подержать – и артефакт восстановлен.
Честно говоря, я не был уверен, что наличие таких качеств в организме - это хорошо. Но один плюс своей уникальности я ощутил точно и сразу – у Алиссы высохли слезы.

-11-

Начало у нас вырисовываться…
Лунник, он же серебро, баснословно дорогой металл по ту сторону Барьера, и довольно таки дешевый, хотя и по категории «драгоценный» - здесь, у нас. Есть товар, есть спрос. Есть способ доставки, то есть я. Ловкий и уникальный. Оставалось только придумать – на что менять серебро нашего мира в мире потустороннем.
Золото? Насколько ценным металлом является золото ТАМ? Отыскал в той же шкатулочке старое свое обручальное кольцо, показал Ямадилю. Профессор не впечатлился.  Задумчиво повертел, сплющил в овал – силищи то в копытах конские, - но не признал. Не добывают его вообще. Или в очень ограниченных количествах. Мягкий очень. Опознала, как ни странно, Лиса. Из золота в их Мире, оказывается, изредка делали бижутерию. Сережки там, колечки опять же; но это все считалось дешевыми поделками. Как мы покупаем ребенку в магазине игрушек пластмассовую дребузню из Китая. Браслет для Барби. Клипсы на липучке. Не важно, пусть не так уж развита золотодобыча, хватит и мелочевки галантерейной. Главное, что золото есть, а значит, есть там интерес для обмена.
И я занялся металлом. А кому еще, тришей в город не выпустишь, да и помощники из иномирцев неважные. Для начала подчистую уволился. В банке, надо сказать, удивились не особенно – понятно, если человек три месяца гуляет под всевозможными предлогами, значит надобность в работе отпала. Может, другую нашел, может наследство получил – какая кому разница.
Подзанял денег, кое-что продал (то сплющенное кольцо, например, улетело в привокзальной скупке за половину стоимости), и, не мудрствуя лукаво, в первом же ювелиром прикупил несколько столовых наборов из серебра. А потом каждое утро ехал в электричке в Москву, договаривался о каких-то займах, где-то по дружбе, где-то под проценты, покупал на появившиеся финансы вилки-ложки, тащил добычу в деревню. Профессора пристроили плющить весь столовый инвентарь в один слиток. Силы много чай, кольца то гнуть, пускай на пользу обществу применяет. Любо-дорого было взглянуть как-нибудь вечерком на этого кузнеца доморощенного. Фыркает, носом хлюпает, но раз за разом тяжеленая кувалда описывает полукруг и сминает изящные вилки в единый ком. А чего, ему полезно… Застоялся в стойле. То бишь в Библиотеке. Спрессованный лунник я убирал в оружейный шкаф, под замок, мало ли что. И ключ в карман.
Последний вечер запомнился не особо. К этому времени накопили мы лунника уже килограмма на три. Привез я в тот раз две ложки увесистые, иду себе по садовой дорожке, размышляю, что вероятно хватит уже для первой партии, да и финансы на нуле, хоть свои, хоть заемные. Тихо на участке. Конь, небось, в сарайке, с очередным томом восседает, Лиса на ужин что-нибудь стряпает. Идиллия.
Дом показался даже не жилым каким-то. Никаких запахов с кухни, внутри прохладно почему-то. Свет не горит, спит что ли триша? Шагнул в комнату…
С Вьетнама у меня осталась фобия – змеи. В сельве проживало великое множество гадов, разных размеров, расцветок и видов, но мы всех их называли «пятиминутки». Пять минут после укуса – и ты покойник. Наверное, там были и не смертельно опасные, и даже не ядовитые, но проверять и экспериментировать никто не заботился. За время службы пятеро погибли, поди разберись, какая именно укусила. Да и просто – неприятные это существа. На каком-то подсознательном уровне – опасность. Смерть. Даже спустя много лет не могу смотреть без дрожи на безобидного ужика. А тут…
В двух шагах от меня, изогнувшись на хвосте, стояла чудовищная тварь, готовая к броску. В полутьме я не рассмотрел расцветку, или длину – просто парализовало все восприятие, замер под немигающим взглядом чуть светившихся желтых глаз с вертикальными зрачками. Только влажный отсвет на чешуе от уличного фонаря. И сразу удар, сзади, по голове. И темнота, наполненная болью…

Нашла меня Ленка. Просто повезло, что на следующий день она приехала рано утром, без всякой цели, просто поболтать с новой подругой. Очнулся от того, что дочь вытирала мне лицо влажным платком. Не запаниковала, увидев на полу неподвижное тело в луже крови, не кинулась трезвонить. Первым делом попыталась поднять на кровать, силенок не хватило, тогда попробовала привести в чувство.
Ощупал я себя уже сам. Не проломлена голова, и на том спасибо. Кровь запеклась плотной коркой, перевязать. В дело пошли пресловутые мамины запасы, зеленка, йод, бинты. Сотрясение тоже присутствовало, тошнит, голова кругом при любом движении… Но все это можно пережить. И переживалось не один раз. К доктору? Я сам себе доктор. А еще следователь, аналитик и боевая единица сама в себе. Причем ужасно злобная единица, с повышенным порогом выживаемости. На подобной злости даже полумертвый может стать куда опасней здорового.
Собственно, расследовать особенно было нечего. С кровати, где я лежал, было прекрасно видно распахнутую настежь дверцу оружейного шкафчика. И в ней торчал ключ, который я носил в кармане куртки. Карабины стояли по местам, не тронули, исчезло только серебро. В углу комнаты больше не валялись грудой седельные сумки. Ленка сбегала в Библиотеку и подтвердила, что от Профессора осталось только продавленное кресло и клочья полиэтиленовой упаковки – Ямадиль запасся в дорогу мороженными окорочками. Исчезло вообще все, что могло напомнить о моих неблагодарных гостях.
Куда триши направились даже гадать не пришлось. Еще зимой, в первый день их появления, я прошелся по следам. И гостей, и преследующих их гвардейцев. Снег тогда шел, конечно, но кони оставляли в сугробах очень глубокие ямы, под тяжестью проламывался наст, просто не успело еще к утру засыпать. Так что местонахождение выхода из Туннеля не было для меня тайной; малоприметная лощина в глубине леса. На лыжах, помнится, туда-обратно я обернулся меньше чем за час, триши даже и не заподозрили ничего.
Что-то мне все это напоминало. Прямо таки театральная постановка. В роли кота Базилио – неподражаемый конь Ямадиль, несравненная лиса Алисса – в роли Лисы Алисы. И круглый идиот с деревянной головой в роли богатенького Буратино. Поле чудес начинается прямо за огородом. А пять сольдо, в смысле три кило серебра, уже на пути к харчевне «Три Пескаря».

Отлеживался неделю. Пока зарубцевалась рана на голове, пока последствия сотрясения улеглись. Я не собирался ничего забывать или прощать, но торопиться не стоило. Ленка мужественно дежурила рядом, отбивалась от звонков родственников, перевязывая голову мою многострадальную и ведя немудреное наше хозяйство… А потом я отправился за помощью к друзьям.

-12-

Для начала к Митьке, носившему экзотическую кличку Шаман. Митька и сам в некотором смысле личность экзотическая. Папа – довольно известный художник, мама – детский врач педиатр. Смесь нездорового медицинского цинизма и легкая привязанность к богемной среде. Митька не стесняясь заявлял еще в школьные годы что с головой у него все в порядке, не в порядке у всех окружающих – правда, говорилось это чтобы выклянчить у медсестры справку на предмет внутречерепных страданий и отсутствия какой-либо возможности посещения физкультуры. Наш физкультурник, конечно, был озлобленный въедливый еврей, и мало верил в такие диагнозы, но мамина печать на справках была авторитетна и непререкаема. Физру Митька гулял. Остальные предметы не то что бы гулял, просто лениво было изучать, но присутствовать – присутствовал. После школы Шаман раз пятьдесят поступал в медицинский, и проник туда исключительно благодаря настырности, но весь курс не осилил. Остановился где-то на третьем году, что давало ему основание занимать должности на уровне санитара. Мы виделись редко, хотя когда то приятельствовали, и каждый раз это был новый уровень циничности в отношениях к  жизни в общем и к обществу в частности. Однажды, помню, он предстал работником сцены при концертном зале Чайковского – понимающим людям многое скажет и имя, и род деятельности. На вопрос «Как жизнь, Дементий? Работаешь?» Митяй – уже тогда, в двадцать семь, полностью седой, огромный, грузный человечище – значительно сформулировал:
- Работаю. Негром-лесбияном в стае голубых чаек.
Любимый стиль беседы – такие вот шарады. Мы помолчали. Я раскладывал ответ на составляющие фрагменты, а довольный Шаман терпеливо ждал, оглядывая окрестности. Дикие у него глаза. Одним он всегда сверлит грудь собеседника, как бы примериваясь звездануть с оттяжечкой в солнечное сплетение, а вторым силится разглядеть местность за своей спиной. Только не спрашивайте, как это может быть, но левый Митькин глаз всегда смотрит именно туда. За спину собственного владельца.
- А почему негром? – уточнил я тогда, разгадав и лесбияна, и чаек, и их цвет.
- А ты думаешь, я там концерты даю? Нет, брателло, рояль по сцене тягаю.
Немного позже к циничности и богемности прибавился оккультизм. Митяй попутешествовал по Алтаю, набрался там всевозможных экзотерических знаний (по его мнению), и посвятил свое свободное время, как и водится у экзотериков, философии на предмет суетности и тщетности бытия.  Тогда его и прозвали Шаманом. На данный момент, вероятно чтобы быть все время поблизости от объекта исследований, Шаман подвизался санитаром в городском морге нумер… Нумер не знаю, но изредка всплывает мысль – надо бы выяснить. И написать в завещании строго-настрого:  меня в случае чего - НЕ ТУДА.
Митяй, к счастью случился дома, когда я заявился с изделием кристалловского ЛВЗ. Ни тени удивления, каких либо эмоций – маэстро присутствовал в квартире телесно, душой же парил где то значительно дальше. В астрале, к примеру. Тело же безразлично проводило меня на кухню и махнуло дланью в сторону колченогого стула. На выставленную водку реакция была поживей;  во всяком случае, в правом глазу тела блеснули зарницы астральных огней. Чего блеснуло в левом - утверждать не берусь, поскольку он по-прежнему лихорадочно оглядывал заспинное пространство хозяина.
На абсолютно пустой стол была выставлена стограммовая рюмка. Одна. Туда Шаман аккуратно налил продукт, и двинул ко мне «со свиданьицем, падре». Все остальное взболтнул одним широким взмахом и впитал в три глотка, прямо из горлышка.
Закурили. Честно говоря, в тело Митяя на такую дозу можно было приманить не такую уж большую часть души, но к счастью как раз эта часть оказалась любознательной, и выслушала мою трагедию с не поддельным интересом.
- Сзади? Охреначили?
Эскулап из морга зашел сзади и быстрыми, уверенными движениями прощупал и затылок, и шею, раздвинул шевелюру, отодрал пластырь с волосами заодно. Чего у Митьки не отнять – профессионалом он оставался даже в состоянии близком к коме.
- Отлично, просто отлично, - жизнерадостно похлопал по плечу и снова сел напротив. – Жить, к сожалению, будешь. А чего ты ко мне то? Лечиться будем? Или справку надо?
Я удивился.
- Это какую же справку ты можешь выдать?
- Обычную. – Шаман пожал плечами. – Безвременно ушедший… от травм, несовместимых… Бывает, обращаются. – он меленько захихикал. – Тебе – по-приятельски, со скидкой.
Нет, не любили мы друг друга, хотя и тусовались какое-то время  в одной компании.
- Не буду я у тебя лечиться, Митька, – говорю. – И справку такую для себя прибереги. Мне нужно твое абстрактное мнение.
- Ну-ка, ну-ка? Прям вот абстрактное? Это по какому же поводу? – личность заинтересовалась настолько, что вернулась из астрала больше чем наполовину.
- Ты посмотрел рану. Там, где меня ударили, находились еще двое. Один – большой толстый мужик, другой – маленькая, но сильная девушка, девочка скорей. Кто из них бил?
- Мужик. – Шаман выдал ответ даже не задумавшись.
Я с облегчением вздохнул в душе. Все-таки не Алисса. Конь.
- А вот теперь вопрос творческий, гений прозекторского стола. Убить он меня хотел? Или оглушить? Попугать, может?
- Убить, – равнодушно ответил Митяй.
- Обосновать можешь?
- Это в прокуратуру иди – там тебе и обоснуют. Ты спросил – я сказал. Делай с этим что хочешь.
Действительно. Логика – это не конек Шамана. Абстракция, интуиция, ясновидение если угодно – да, пожалте. А доказывать… Он еще в школе забил на все доказательства, как только первую теорему в учебнике увидел.
- И на том спасибо, Дементий. – поднялся, но собеседник лениво поднял лапу.
- Погоди. Еще скажу. Ты понимаешь, что сотрясение приличное, трещина возможно в кости, покой нужен, и постели там разные?
- Это знаю. – шагнул к двери.
- А ты знаешь, что били тебя не раз, а как минимум трижды?
Я открыл рот. Довольный Шаман откинулся на стуле и провещал, обращаясь к кому-то за своей спиной.
- Трижды. Железной какой-то штукой – тяжелой, но довольно тонкой, в палец. Как прут строительный.
- Кочерга.
- Подходит. Думал убить первым же ударом, но не размахнуться было, наверное, – приложил сбоку, с ног сшиб, ты тут же и выключился. А когда добить хотел – помешали ему. Она помешала. – тут Митька значительно посмотрел на меня. Вернее, на мое солнечное сплетение. - Закрывала, значит, и удары вскользь пришлись. А ей попало, наверное, здорово. Девочка, говоришь? Ты, падре, как был бабником, так им и остался. Иди и не скверни мою обитель. Греховодник.
- От тебя ли слышу? – начал я, да и замолчал. Митяй, судя по выражению глаз, после такого мыслительного напряжения, стремительно утекал в астрал, а телу его мои замечания были бессмысленны.
Так я выбрал цель.

-13-

Следующего в моем списке посещений приятеля дома не застал. Дома была только его мама, неодобрительно оглядевшая меня с ног до головы и, видимо, не признавшая. А может и признавшая, но не желающая этого признать – у мам своих приятелей я обычно не вызывал восторга, потому что вечно увлекал их безвинных агнцев в пучину разгула и разврата. Правда, меня просветили что «Сашок отправился к Глебу». Адрес весьма, надо сказать, неопределенный, поскольку сам Глеб менял места залегания довольно часто, и отыскать его было делом не простым. Но в этот раз я, к счастью, смутно помнил визуально дом и подъезд, а там уже найти теплую компанию не составляло труда.
Дверь открыла Мария, кузина хозяина. Видимо, тоже не узнала, но поллитру сцапала, высказавшись, что меня только за смертью посылать, и исчезла в глубинах квартиры. Судя по негромкому щебетанию, там праздновала женская половина компании. То есть комитет по встрече дорогого гостя отсутствовал, как и швейцар для «подать тапки и закрыть дверь», но я справился и с тем и с другим самостоятельно – и двинул к друзьям. Думаю, любой легко догадается куда именно, но, если среди нас завелись трезвенники и профаны, подскажу. Разумеется, к дверям кухни.
На кухне, как водится у московской интеллигенции, шла горячая дискуссия. Искусствоведческой направленности. Дискутировали Макс и Блон. Глеб, сидевший как то сбоку стола, в позе трупа, застреленного на рабочем месте, ограничивал свое участие редким «мнээ… да…» каждый раз, когда остальные участники обращались к нему за поддержкой. Собственно, ничего большего он не смог бы подтвердить или опровергнуть по чисто физическим причинам. Просто очки с толстенными линзами криво съехали куда то на щеку. А без оптики Глеб по собственному признанию видел мир как сероватую картонку с чуть более темноватыми пятнами и кляксами, символически обозначающими окружающих его людей и другие  предметы быта. Водрузить же чудесный прибор на приличествующее место у хозяина явно не хватало сил, руки безвольно свисали почти до пола. Мил друг Глебыч был пьян в хламину и пытался заснуть, но никого из присутствующих это не смущало. Спать Глебычу категорически не давали. По убеждению остальных членов комиссии во-первых судейская коллегия должна была состоять из трех членов, а во вторых пить остатки поддерживающих материалов надлежало именно на троих, в соответствии с традициями.
А тема обсуждения между тем была архиважнейшей. Перед дискуссантами лежала жиденькая стопка листов формата А11, на которых гости вчера пытались изобразить символ года – Кролика (отмечали то именно что наступление Нового года, только по азиатскому календарю). Рисование происходило накануне, на ощупь, с завязанными глазами,  после пятой бутылки и в три часа ночи. Тройка энтузиастов, соответственно, изо всех последних сил пыталась определить победителя конкурса.
Полотно очередного шедевра содержало размашистую неровную окружность с двумя прилепленными сбоку багетами и пятью хаотично расположенными точкозапятыми.
- Уши. Это же очевиднейшие уши! – торжествовал Макс.
- А хреновинки? – тыкал Блон пальцем в точкозапятые. Он выполнял роль критика.
- Глазки. Четыре чудесные глазки. И рот. Или три глазки и два. Рота.
Блон попытался взглянуть на оппонента изумленно. То есть придержал пальцами смеживающиеся веки.
- Маловаты. Для такой репы. Глазки. И роты маловаты.
- Так три же. Или даже четыре. Видимо – азиат. Трехглазый азиатский кроль, обычное дело! Глебыч??
- Мнээ..да…
- Вот и Глебыч согласен. Плесни-ка ему еще на два пальца.
Блон хлопнул ладонью, заставив мелодично брямкнуть многочисленные разнокалиберные рюмки.
- Натяжка!! Совершенно невразумительный сюрреализм.
- Сами вы это слово, уважаемый, - Макс снисходительно помахал оппоненту ручкой. В переполненной пепельнице возник маленький самум пепла, немедленно осевший на брюки, свитер и всклокоченную бороду собственного инициатора. – Вот как называется, когда рисуют кубики и квадратики?
- Кубизьм! –  я откликнулся, чтобы как-то обозначить собственное присутствие, но компания восприняла это настолько безразлично, будто заговорила кухонная дверь, к которой я привалился.
-  А когда круглики разные и шарики?
- Кругизьм! – неожиданно срезонировал Глебыч.
- Скорее, эллипсизьм – уточнил Блон, оценивающе вглядевшись в полотно.
- Естественно и конечно же, благородные доны! – в восторге воскликнул Макс. – Замечательный образчик классического центрально азиатского эллипсизьма!!! То есть нарисовано достойно, пристойно, в традициях, и посему переходит во второй круг голосования.
С этими жизнеутверждающими эпитетами он энергично скомкал бессмертное произведение и небрежно швырнул в сторону распахнутого настежь окна. Окно располагалось за спиной Глебыча, поэтому бумажный комок угодил ему прямо в лоб. Судьба, не обращая внимания на потуги коллегии, брала обсуждение в свои руки – забракованные произведения попадали в окошко, отобранные – рекошетили от лба и накапливались у Глебычева кроссовка.
- Следующий! – объявил Макс, выкладывая на стол очередное творение. Блон, уже успевший удобно уложить буйную головушку на подушку из собственной ладони, скосил оттуда изумленные глаза. Несколько минут оба сосредоточенно созерцали. Я тоже заглянул через плечо приятеля. Девственно чистую белизну листа оскверняла только крохотная закорючка в нижнем углу, смахивающая на латинскую «омега».
- Кто-то схалтурил, - обвиняюще произнесла Мария, высунувшись у меня из под локтя.- Кроликом здесь и не пахнет. Только какашки рисовать горазды. – И указала на «омегу».
Члены комиссии насмешливо переглянулись. Кто мог.
- Дилетанство. Вопиющее. – вынес приговор Макс.
- Позор для интеллигента – не разбираться в таком общенародном искусстве, – утвердил Блон. – И это наследница древнего и уважаемого рода!
- Не …кизди! – усугубил Глеб, только непонятно  кому – сестре или ее гонителям. Вероятней все же гонителям – Мария на правах родственницы могла безнаказанно съездить по шеям.
- Что же мы видим здесь, коллега?
- Выдающееся творение, коллега!
- Цвет – белый, сливается с бумагой!
- Поразительная мимикрия!
- А форма-то, форма! Вы обратили внимание на абсолютную плоскость тела?!!
- И грациозную прямоугольность!!
- Территориальное происхождение – несомненно, полярные области! Быть может, даже ЗА-полярные!!
- ЗА-полярные практически наверняка!
Мы с Марией только успевали переводить глаза с одного оратора на другого.
- И в итоге…
- Крыль –пластун заполярный…
- Причем хамелеон и альбинос…
- Мимикрирующий…
- И крутосрущий… - закончила милая и воспитанная девушка Мария. Каракули, похожие на латинскую буква «омега» не давала ей покоя.
- Без сомнений и это тоже, – заключил Макс, придавая пластуну заполярному форму метательного снаряда. И снова Судьба выбрала не форточку, а лоб Глебыча.
Тут я спохватился.
- Жентельмены! – грех было не воспользоваться паузой. – А куда и для чего вы спрятали Саню?
Жентельмены переглянулись.
- КТО ЗДЕСЬ?!! – потрясенно воскликнул Макс.
- Чу! И ты это слышал?? – не менее потрясенно подхватил Блон. Парни развлекались в полный рост. – Может, это в животе буркнуло? У Глеба?
 - Не …кизди! – выдавил  Глебыч, едва ворочая глазками. Да и языком тоже. Надо пожалуй, немного пояснить…
В очень юном возрасте, когда мы вместе открывали прелести винопития, табакокурения и нецензурного словоизложения, запас исконно русских бранных слов у мил друг Глебыча был воистину широк. Пока евойный папа, скромный художник-надомник, не получил случайно возможность оценить НАСКОЛЬКО непозволительно широк сей запас  для тихого мальчика из очень интеллигентной семьи. По несчастливому стечению обстоятельств, папа Глебыча был не только вольным художникам, но и боксером, причем даже таки чемпионом какого-то города в каком-то там весе. В молодости, конечно, но постановка удара осталась на уровне. Моему приятелю был дан всего один урок лингвистики и словообразования, после чего все нецензурные обороты из речи юного Глебыча навеки исчезли. Папа считал, что интеллигент может курить, обязан выпивать, но выражаться должен только высококультурным штилем.
Осталось только вот это жалкое «не ..кизди!». Когда Глебыч в пьяном угаре становился нечленоразделен, им он отстреливался от многочисленных шуточек в свой адрес. Как одинокий революционный матрос с краснопресненской баррикады – от наступающего взвода жандармов. Вообще, он на удивление несчастливый и в то же время оптимистичный тип. Один раз только ему повезло по крупному – когда родился со зрением минус двузначное число. Вследствие чего две осени и весны подряд гулял на проводах в армию всех наших многочисленных друзей без малейшей дрожи перед неизбежностью призыва. А так… Долю в квартире своих родителей продал, в лихие 90-тые, и на все деньги купил право аренды торгового павильона на рынке. На год. Через год права кончились, торговля соответственно тоже. Живет теперь на съемных квартирах, лет двадцать уже, и по его собственным подсчетам за съем уже отдал порядка четырех квартир – если брать в абсолютной стоимости. Где-то раз в полгода (ну год) Глебыч разводится с предыдущей супругой и жениться на новой. Ни разу – на бездетной. Так что с годами он обзавелся могучим кланом наследников и наследниц, и я совершенно не представляю – на что мил друг собственно живет, после уплаты арендной платы и всех алиментов? Но! Он всегда бодр, оптимистично смотрит в будущее, и не было еще у нас встречи, когда бы он приходил без очередной идеи личного обогащения и улучшения благосостояния. Начиная от пошива военноисторических одеяний (неравнодушен к Наполеоновской эпохе) и заканчивая проектами создания общероссийской политической партии с собой во главе.

О чем это я… Ах, да. Санька. Сашок. Ногу от Сашка мы обнаружили высунутой из под стола со стороны Блондина. Остальное тоже присутствовало, но под столом. Санька славился в компании поразительной нестойкостью к алкоголю и равнодушием к целям употребления оного. То есть выпивал независимо от повода ровно полторы рюмки крепкого, незаметно сползал со стула на пол и засыпал под столом здоровым крепким сном праведника. Для меня всегда было непонятно – зачем, собственно, он вообще посещает такого рода вечеринки. И это не единственная странность в этого приятеля.
Так я думал поутру, колыхаясь на заднем сиденье просторного пежо Марии. Сашку накануне мы так и не растолкали. Сашка желал спать, и активно не желал куда-либо ехать, а тем более – что то делать. Потормошив, пощекотав, слегка взбрызнув водой и исчерпав запасы доводов в пользу бодрствования, мы были вынуждены отступить и оставить это бессовестное тело в покое под облюбованным им столом. После чего Мария собралась было утащить меня в «женскую» комнату, развлекать общество покинутых дам, однако,  разглядев повязку на голове, сжалилась. Выделила кроватку в дальней комнате – в обычное время там обитали маленькие Глебычи, но сейчас она пустовала, детишек раздали на выходные бабушкам. И клятвенно пообещала рано поутру доставить всех заинтересованных лиц на дачу, включая меня и бессовестного Сашку. Или его тело.
И вот теперь мы осторожно пробирались по  слякотно-грязной Владимирке, к родовому дачному сооружению… можно было бы сказать – принадлежащее всей многочисленной семье Глеба, но это давно уже кануло в вечность. В какой-то момент Марии поднадоели внутрисемейные споры – кому принадлежит тот или иной уголок дачного участка, и она откупила все кусочки дедушкиного наследства на себя. Теперь дяди, тети, кузены и прочие родственники приезжают туда на правах гостей. В одном из сараев папа Глеба оборудовал себе нечто вроде мастерской, куда я, собственно, и стремился. И упрямо тащил с собой Сашку Полетаева. Юношеская кличка, как нетрудно догадаться – Пролетай.
Пролетай - уником. Или гений, как угодно, но гений с баальшими странностями. С седьмого класса его крохотная комната производила впечатление закутка слесарного цеха. Как было раньше – не знаю, я с ним и познакомился-то как раз в седьмом, но, вероятно, по-другому. Просто именно в седьмом классе он попросил у обалдевших родителей на день рожденья токарный станочек. Мини. А на следующий – фрезеровочный.
Получил сверлильный, на фрезеровочный три года копил сам, экономя деньги на сдаче и «завтраках»… Вот о чем мечтает нормальный парень в восьмом, в седьмом? В моей молодости – о мопеде, об отдельной жилплощади – чтоб предки не мешали блин жить, о том, как бы ненароком юбку вздернуть симпатичной однокласснице.  И чтоб не засекли, что ты накурился после школы…
Сашка об таких глупостях не мечтал. Он лелеял вполне конкретные планы – разместить на балконе кузнечный пресс, а еще поднакопить деньжат и завести четвертый станок – шлифовальный.
В седьмом Пролетай создал вполне боеспособную модель трехлинейной винтовки. И по дурости тут же испытал ее, пальнув из кухонного окна в вечернее небо. В те времена он еще плохо был знаком с баллистикой, и не верил, что у собственного неказистого изделия может быть сколько-нибудь опасная дальнобойность. Оказалось, не только может, но и наличествует. О чем горячо заверили родителей Пролетая жильцы соседнего дома, явившиеся с участковым спустя полчаса после рокового выстрела. Припертый к стенке умелец, запуганный таким наплывом посетителей и узким ремнем, появившимся как бы невзначай в руках Пролетая-старшего, не сопротивлялся. Произвели обыск. Легенды о том обыске и по сей день пересказываются в тихих дворах нашего района. Обнаружились заготовки и готовые образцы всевозможного холодного оружия (а чего, за грибами ходить – наивно выдал тогда юный Пролетай); количество ножей и просто лезвий-загототовок шло на десятки. Мешок (не полиэтиленовый, реальный мешок из-под картошки) стреляных гильз. Гильзы были уже обработаны для установки новых капсюлей и снаряжения пулями. Пули – тут же, в отдельной коробке. Две пулеметные ленты к Максиму – пока пустые, но какие перспективы для развития и детского творчества! Естественно, пресловутая трехлинейка, из-за которой все и началось. Колбочки, химические реагенты – Пролетай отказался признаваться, но явно шел великим китайским путем к домашнему изготовлению пороха.
Что можно сделать с таким гением самоучкой, если ему всего-то тринадцать? Закрыть в специнтернат? В колонию для малолетних? Участковый проявил редкостную мудрость, оставив Пролетая в неприкосновенности. К бабке не ходи, с появлением его в подобном месте весь малолетний контингент исправительного учреждения уже через месяц был бы вооружен до зубов, и совсем не тривиальными заточками.
Гильзы и вообще все прикладные материалы изъяли. Колбочки и химию всякую уничтожил сам обвиняемый – битием и сжиганием у мусорки под наблюдением родителей и понятых. И станки бы изъяли, да участковому было проблематично их тащить – станки все же, не точилка для карандашей. Пролетаю внушили. Сначала словестно, а потом (когда милиция ушла, сгибаясь под тяжестью мешков) – путем приложения ремня. Неделю спал на животе.
Спустя два года мне был продемонстрирован автомат системы «Залет». В действии. Его испытания, кстати, также прошли не гладко.  Привинтив последнюю деталь, Сашок в творческой эйфории установил в собственном туалете лист фанеры «десятки», аккуратно запер за собой дверь на шпингалетик, и перекрестил этот лист двумя очередями. Туалеты у нас в квартирах, если кто не задумывался, смежные, через стенку – такая же кабинка, но соседская. А в соседях у Пролетая тогда жил - не тужил старичок пенсионер, ветеран к тому же. И надо же так совпало - им с Пролетаем одновременно приспичило. Одному опробовать машинку, другому – покряхтеть в тишине и покое туалетного помещения. А думать надо было!!  Это я про Сашку конечно.
Не, стену не пробило. Фанера спасла, ослабила. Но старичку хватило – ветеран все-таки, небось выстрелы от громов небесных отличить смог. Смешного, понятно, мало; зашел пописать, присел на стульчак – и на тебе, автоматные очереди прямо в спину. Крест-накрест. Заодно и покакал. И сердце почти остановилось, хорошо – валокордин всегда в пижаме.
К счастью Пролетая старичок не пошел в милицию. Он пошел к папе юного дарования. И в этот раз шмон был куда тщательней, да и наказание… соответствующее. Но. В этот раз гений был готов к такому развитию событий.
Развинтили, расплющили до неузнаваемости и выкинули все, что нашли, в первую очередь, конечно, автомат. Только вот автоматов то было два. Папе Полетай сдал вполне боеспособную, но устаревшую морально мини копию немецкого шмайссера, чем все и удовольствовались. «Залет», о котором я упомянул, в это время спокойно отдыхал от стрельб в тайной нише, выдолбленной под подоконником.
Я ведь почему Сашку гением называю… Тот заныканный автомат. По виду очень походил на УЗИ израильский, удобный, компактный. А вот насчет боезапаса – в АКМ, к примеру, в магазине 30 патрон. Магазин модели Пролетая вмещал 88. В три раза. Вот так вот…
Кстати, это был последний раз, когда мы связывали Сашку и оружие. Больше о его подобных разработках ничего не всплывало, зато в других областях!...
Например, кризис 90-х годов. Полки пусты, в дефиците все. В особенности – спиртное. Самогон, конечно, народ у нас гнать никогда не разучится, но сахар для процесса – тоже дефицит. Пролетай высаживает на всех своих подоконниках целые грядки САХАРНОЙ СВЕКЛЫ. С целью получения сахара. А из сахара – понятно. Оцените неординарность подхода к решению проблемы.
Вообще, мы редко видимся, хотя и живем в соседних домах. И все Сашка торопится, трусит куда-то, весь какой-то небритый, неухоженный, джинсы «Старт» – еще довоенные, как говориться, шапка-петушок. В такие уже даже малышей не наряжают, а Сашка носит. И все: «побегу, старик, халтурка подвернулась, ночь подежурить».  А я, как наив, еще сожалел о гении похороненном в обывальщине… Но тут как то не сдержался Пролетай, очень уж распирало – домой, грит, бегу, отмечать. Майора дали. Вот тут я только головой покрутил.
А что? Халтурка? Для майора КГБ. Ага. А на вооружение  у наших доблестных то «Гром» какой-нибудь обнаружится, то «Удав».

Я, собственно, только этого сильно опасался – упрется Пролетай, что, мол, не занимаюсь больше таким детством. Не уперся. Наоборот, хмыкнул только в усы, и обозвался «фантазером», но не отказался. Почему на дачу к Марии? Опять же просто – у папы Глебыча установлена там печь для обжига керамики. Я прикинул – серебро расплавить хватит температуры. Вот и препроводили Пролетая в «мастерскую». Металла-то оставалось еще, не обшарили карманы, когда оглушенный валялся. Торопились, верно. Две ложки тяжеленные, монеток горстка, как раз все и пригодилось. На оборотня серебряная картечь – милое дело, даже если он называет себя тришем.
Идиллия. Пролетай разводил пары чудо печки, я осторожненько потрошил патроны к «Сайге» – коробку взял, двадцать пять штук. Да все пустые магазины, как раз пять. Мария в доме чем-то шуршала… У меня на душе вдруг впервые после нападения как-то потеплело – хорошо все таки когда друзей много, и все они такие вот… Неординарные, что ли.
Потом меня выгнали из сарайки – Пролетай не желал делиться секретами мастерства, и я со спокойной совестью улегся на веранде, голова снова разболелась. Задремал. А проснулся уже в машине, на обратном пути. Пролетай, слегка криво улыбаясь, сунул в руку магазины. Полные уже, тяжеленькие.
- Четыре. Один себе забрал.
- Тебе-то зачем?
Пролетай пожал плечами.
- Плата. За оружие всегда платят. А зачем мне серебряная картечь  - тут он прищурился на меня, - не твоя забота. Я ж не спрашиваю – зачем она ТЕБЕ? Пригодиться. Мало ли что. Конец света вон, на носу, если майя верить. Люди много плохого ждут, и в разных вариантах, так что пусть запас и для ТАКОГО варианта будет.

-14-

Я пошел не сразу. Еще два дня отлеживался, собирался. В рюкзак – одеяло, провиант кой-какой, мелочь разную. Карабин почистил, смазал. Денег, кошель, который «дядя» оставил, не нашел. Видно, триши решили что им сгодится. Невелика беда, у меня еще несколько монеток серебряных оставалось, и кажется ТАМ это вполне платежеспособная валюта. Главное, оказаться побыстрее в обжитых местах. Ленка ходила по пятам и канючила, что без нее я обязательно влипну в какую-нибудь переделку. Отказано в безаппеляционном тоне. Препирались. Наконец, все отсрочки, которые я себе позволял, кончились, и прекрасным утром я тронулся в путь.
Только-только рассветало. Грязновато, снег в этом году сошел быстро, но просохнуть земля еще до конца не успела. Все равно – в кроссовках, у них климат теплее обещали. Поле, Сенькин овраг, лес… Вешка моя у лощины никуда не делась, не прошлись еще тут собиратели березового сока и прочие любители весенних прогулок. Покурил, вдохнул поглубже – как будто под воду собрался – и шагнул вниз, в облачко утреннего тумана, застоявшееся в ложбинке. 
Видимости не было вообще, зато сырости – хоть отбавляй. Кисель прям. А туман все густел и густел, с каждым шагом становился все плотней, осязаемей, прям рукой его щупай… Чувство времени тоже как то потерялось в этом месиве, однако я был уверен что в реальном мире лощина эта вовсе не такая уж длинная, как получалось сейчас. И дно давно должно уже мельчать, выходить тропинкой на поверхность, однако нет – ноги упорно ступали вниз и вниз. Через какое-то время я понял по отражению звуков что шагаю уже не по дну оврага, а по самому настоящему туннелю. Сунул руку в стену тумана – точно, не земля. Холодная и мокрая каменная стена. И стемнело… Полное ощущение что в яркий день спустился в длиннющий подземный переход, под какой-нибудь необычайно широкой трассой. Причем  освещение в нем хулиганы ликвидировали еще при строительстве…

- Стой. И не шевелись, сын Адама.
Голос звучал гулко, как будто говоривший угукал в пустой кувшин или ведро. Звучал, кстати, как-то спокойно, не агрессивно. Равнодушно. Но в равнодушии чувствовалась сила, сила, обладатель которой имеет право так вот требовать и командовать... И я замер в душном, белесом тумане. Как парилка у них тут, честное слово.
- Кто ты?
- Трактирщик,- брякнул я первое, что на ум пришло. Голос как-то даже поперхнулся.
Недоумение.
- Ты заблудился?
- Нет. Я иду в Другой мир. Почему ты меня остановил? - наглость города берет. Да и предохранитель на карабине  еще при входе сдвинут.
- Я Страж, - проинформировал собеседник. Помолчали. Такое впечатление, что меня внимательно изучали. Сканировали, хотя никаких ощущений не было. Так ведь на рентгене тоже ничего не чувствуешь, но знаешь.
- Проводник. – вдруг упал гулкий диагноз. – Сто лет не видел Проводников. Без причины вы эти Пути не выбираете… Оставь свое оружие и можешь идти.
- Почему? - счас, разбежался. – Сам же признал, что есть причины. Куда Проводнику без оружия?
- Ты нарушаешь Равновесие, - миролюбиво пояснил голос. – А я – Страж Равновесия. В том мире нет места оружию твоего мира.
Я подумал. Поинтересовался:
- Ты — Страж Равновесия?
- Да, это истина.
- Два месяца назад ты пропустил в МОЙ мир двух оборотней. Или тришей. С их оружием. Меня ударили и ограбили — с помощью этого оружия. Я иду наказать обидчиков со своим оружием. Разве это не восстанавливает Равновесие, которое нарушено по ТВОЕЙ вине?
Такие предъявы собеседнику пришлись явно не по вкусу. Из голоса исчезло безразличие — он явно обеспокоился.
- Какое же оружие нанесло тебе вред?? - возмутился Страж. - Шпага? Или может быть лук со стрелами? Меч? Кинжал? Такого оружия в твоем мире предостаточно!
Я пожал плечами. Детский сад, кого они в Стражи набирают...
- На меня направили иллюзию. А когда я отшатнулся — ударили в затылок. Пока лежал без сознания — преступники ограбили мой…гм… трактир и бежали сюда, в Тоннель. Я пришел по их следам. У нас не воюют магическими иллюзиями!
Страж замолк. Очевидно, логика для него была понятна.
- Ты обвиняешь меня, сын Адама, что по моей вине произошло  нарушение Закона Равновесия? - невидимый в тумане собеседник до того огорчился, что даже засопел. Носом, или что там у него есть в плане дыхательных путей.
- Да. - Я, наоборот, успокоился. - Именно это и хочу сказать. Закон нарушен. Но если ты меня пропустишь с моим оружием — думается, Равновесию это пойдет на пользу.
Молчание длилось долго. Так долго, что я стал уже в наглую переступать и почесываться — ну че, ноги-то затекли! А потом Страж уронил единственное, каменное:
- Иди...
И я пошел, привычно поправив ремень карабина на плече, прямо в туман. Собственно, туман впереди начал уже как-то понемногу рассеиваться, чувствовалось — конец перехода близок. И почти уже на выходе меня снова окликнули.
- Трактирщик!!
Пришлось снова остановиться.
- Да, Страж?
- Один вопрос. Ты уверен, что твое имя не Хилли Смешок?
По тону Стража чувствовалось, что незнакомый мне субъект очень нелюбим в этом конкретно Тоннеле.
- Нет. Мое имя Трактирщик Олек.
- Тогда иди…
Я послушно зашагал – опять в туман. Уже прилично отошел, как вдруг…
- И НАДЕРИ ИМ ТАМ ЗАДНИЦЫ, СЫН АДАМА!!!! - в бешенстве заорал мне в спину Страж — СО ВСЕМ МОИМ БЛАГОСЛОВЕНИЕМ!!!!!
Я, не оборачиваясь, хмыкнул.
- С удовольствием, Страж! - и шагнул в неизвестный мир.