Петрикор. Глава I
Вальтер рос в атмосфере полной депрессии и несостоятельности отношений между людьми. Отец преуспевающий юрист и в постоянных отъездах, невнимательная мать, агрессивный брат и высокомерная сестра. Прямо скажем, не лучшая семья, но преуспевающая и доминирующая во всём. Вальтеру в пору бы стать мажором, или как говорят немцы- американским подростком, но он рождён в момент уныния и сам дитя серости. Его выдают померкшие зелёные глаза, лёгкие мешки под глазами и тонкая полоска вместо губ, которая также не отличается особой яркостью. Ему бы жить и веселится подобно брату, но он слишком интроверт, он слишком человек, он слишком социопат.
Вальтер жил в своё ограниченном мире, ещё наиболее сером чем город. Он всегда и повседневно грустил без причины, подобно не сопливому ребёнку, а скорее философу собственного склада ума, которому не нужен Кант или Лондон, что бы довольно рано понять, насколько мир несовершенен и губителен для человека. Древняя библиотека могла стать таким местом, где он грустил бы постоянно и с большим удобством и он это сразу понял.
Ничего не заставило его оказаться здесь, на пороге этой литературной купели, он просто пришёл и с интересом осматривал полки, впервые чувствуя стук своего сердца благодаря волшебной тишине. Он осторожно плёл сначала по главному залу, где сквозь солнечный свет из окон были видны нежные пылинки в воздухе, а потом Вальтер поднялся на второй этаж и ощутил тот самый запах, если не аромат древней бумаги. И юношу даже заинтересовал вопрос; , а пахнут ли так египетские папирусы или бумага в которую крутят лучшие папиросы Бранденбурга? Странный вопрос, но когда ты оказываешься в атмосфере которая бросает тебя в пламя полной умиротворённости и покоя, ты задаёшь самый великие и одновременно простые вопросы, чья прелесть и суть в том, что они более чем непредсказуемы. Да и какая разница как пахнет египетский папирус или бумага для американского доллара, когда ты в данный момент попадаешь в сказочный мир своего материализованного сознания. Вальтер проходит сквозь ряды книг и кроме стука слышит частичный шелест страниц.
Чьи-то нежные пальцы изучают древний фолиант или мировую классику, впрочем, тема тоже не важна, он улавливает насколько ласково обращается с книгой другой посетитель. Вальтер проходит ряды и останавливается у входа в углублённый читальный зал и он не ошибается. У окна сидит этот читатель, её хрупкие и тонкие пальцы нежно обращаются с большой красной книгой, а у самой девушки, словно в сказке, зелёные волосы. Вальтер никогда бы не поверил в зелёные волосы если бы не увидел, но он увидел их и впервые за многие будни, улыбнулся странной улыбкой. Он смотрел на незнакомку, зелёные длинные волосы, веснушки на щеках и эта умиротворённость которую незнакомка излучала и всё же ещё эти хрупкие пальчики, которые могли прошелестеть сотни таких книг или исполнять на пианино немецких классических композиторов. И он смотрел заворожённо уже не ощущая стука сердца. О да, это была она, самая настоящая и светлая влюблённость которую Вальтер Шульц, некогда своими заветами и принципами нелюдимый парень, испытал. Волшебное ощущение проходит от сердца и греет всё тело, будто кровь достигла скорости света или стала ещё теплей, ещё горячее. Облокотившись о дверную раму, он наблюдал за тем хрупким существом, что зацепило его сознание своим банальным бы казалось существованием. Молодой немец смотрел на девушку с зелёными волосами, зачарованный магией зелёных волос и той умиротворённости что предмет его воздыханий проявлял.
В читальном зале было уютно и тепло, несмотря на то что столы со стопками книг стояли по центру и чуть ли не у входа, заставляя читателей то и дело пострадать от этой библиотечной халатности. Но сейчас это было неважно, к тому же большой дубовый стол у порога и несколько дюжин фолиантов покрытых пылью скрывали влюблённого от глаз единственной в зале читательницы. Раньше он никогда её не видел, хотя нельзя сказать что их городок настолько большой что вероятность их встречи ранее могла быть исключена. Он просто наведался в древнюю библиотеку с неизвестным чувством радости и понял почему это утро было особенно, а чай так превосходен. Однако он смотрит так навязчиво и даже пугающе, что она уже несколько минут догадывается о его присутствии и не отрывая глаз от страниц, пытается уловить слухом его действия, в конце концов она возмущается и отрываясь от книги смотрит на второго посетителя.
У неё зелёные глаза и зелёные волосы, будь сейчас Средневековые времена и правление католического бургомистра, её бы признали ведьмой или ворожеей. Пугающая и экстравагантная красота, выходящие из нормы признаки внешнего превосходства над остальными. Вальтер смотрит на изящество её лица и понимает что всё в ней идеально, идеал в мысли и в движениях и в голосе и он не ошибается, она начинает спонтанный разговор, который пугает Вальтера и одновременно привлекает:
-Привет…- простое приветствие звучит ласково и с нотами полного расположения к общению, однако Вальтер всегда был асоциален и он не только игнорирует брошенное ему «Привет», но и отводит взгляд и занимает старое кресло у соседнего окна и оказывается напротив читательницы. Он берёт в руки случайную книгу, которой оказывается «Девяносто третий год» Виктора Гюго и открывает первую страницу. Наступает неловкое молчание и девушка по своему понимает ситуацию: «Алиса» -говорит она и заставляет его этим вновь поднять глаза на неё, но она поясняет: «Моё имя Алиса, а твоё?»
Для Вальтера уже дорог тот факт что она назвала своё имя, говорит с ним на «ты» и вообще навязчиво добивается разговора. Возможно она так как и он, пришла в эту библиотеку в поисках нового, ранее закрытая в своём мире, она отворила двери этой древности. Но Вальтер продолжал молчать и ожидать дальнейшего, а Алиса уже вовсе выстроила свою версию и решила что её «собеседник» нем. Для Алисы всё было обыденно и просто, она так прямо и спросила.
-Ты нем? -спросила она, а он улыбнулся и Алиса приняла это за согласие, хотя Вальтера просто развеселило подобное предположение. А она уже с сочувствием смотрела на него и его серое лицо, проникаясь тем понимаем, которым проникнутся при первой встрече практически невозможно:
«Эта библиотека замечательное место неправда ли? Конечно мрачное своей стариной, но замечательное и…тёплое».
Равнозначно мнению Вальтера и это тронуло его ещё больше до глубины души, проникнувшись в сердце окончательно. Она чувствовала то что чувствовал он, но отличие их состояло по большей части в том, что она любила общество, любила прогулки и что самое забавное — собрания бардов, что нервировали депрессивного юношу своим бренчанием на гитаре каждый раз, когда Вальтер пересекал главную площадь перед кафедральным собором.
Алиса не только цветом своих волос излучала добродушие и душевную активность, от неё веяло вишней, свежей июньской вишней, несмотря на то что за окном было пасмурно и устойчиво держался октябрь.
-Твоё имя? Ты вовсе не похож на немца, может напишешь его? — попросила она и юноша осторожно вывел карандашом на пыльной бумаге «Вальтер». Зеленоглазая нежно проводит своим пальцем по имени на бумаге и поднимает глаза на своего нового знакомого с удивлённым видом: «Я знаю тебя, но я не знала что ты нем. Твой отец муниципальный судья…»
Нежное внимание сменяется хмуростью в глазах немца, его отец известен не добрым словом и Вальтер понимал что сейчас Алиса начнёт относится к нему с недоверием банально следуя принципу ''яблоня от яблони недалеко падает''. Царит новая волна неловкого молчания что нарушается от внезапно распахнувшихся ставен и порыва ветра в раскрытое окно. Листы спутываются и шелестят, пыль слетает с коричневых корешков и вновь садится на столы и пол. Вместе с ветром в комнату проникает детским гам с аллеи парка и отрывки разного рода разговоров — таинство тишины и покоя нарушено, Алиса закрывает свою книгу и поднимаясь со скамьи, улыбается, что окончательно покоряет Вальтера: «До встречи!»- девушка прижимает книгу к груди и пропадает в дверном проёме, Вальтер ещё несколько секунд, затаив дыхание, слышит как Алиса скрипит по древней лестнице библиотеки и покидает здание, осторожно закрыв за собой дверь.
Аллея проходит от маленькой площади библиотеки, где возвышается двухметровый постамент с бюстом Готфрида Лейбница чей взор обращён к главным дверям древнего книжного хранилища до старых металлических ворот. Вся дорожка от бюста до этих мрачных ворот тянется на несколько сотен метров украшенная посадками сирени, а весной, когда кромка льда сходит с мха и травы, на свет прорываются нежные цветы подснежника. Безопасное и укромное место где единственную опасность летом представляют нелюдимые пчёлы собирающие пыльцу, одичавшие и без внимания пасечника. Единственный страх вызывает маленькая тропинка отклоняющаяся от аллеи и уходящая глубоко в заросли сирени, эта тропинка ведёт к древнему и красивому кладбищу. Вместо врат здесь старая металлическая арка, над которой возвышается одинокий ангел. В большинстве своём старое кладбище состоит из ряда оригинальных родовых склепов, умиротворённых и одновременно пугающих. Каждый склеп отличается от другого. Дикая часовенка с продольным лютеранским крестом на навершии, она закрыта четырнадцать лет сохраняя за дверьми вечный покой одиноких душ. Вальтер не боялся этой часовни и этого холодного, словно потустороннего, воздуха. Юноша приходил сюда, думал и осторожно водил носом по могильному ветру. Вальтер клал пальто на ступени, рядом с собой и сам опускался на эти подходы, он не боялся уснуть здесь или забыться. Для него это было самое милое и безопасное место, мёртвые не могли причинить большего вреда чем могли причинить бы живые.
Однако сегодня Вальтер посетил эту библиотеку и открыл для себя совершенно иную грань и совершенно другие чувства. Несколько лет назад Германия стала едина, но это противопоставление востока и запада, это национальное истощение питало его, заменяло ему чувства — миллионам немцам было хуже чем ему и вот однажды великая стена Германии рушится и настают дни единения, а Вальтеру недостаточно единства…сегодня 19 августа 1993 года, а за окном материализуются редкие капли дождя и ветер рвёт лепестки сирени.
Стоит ли говорить что после подобной встречи Вальтер собирался делать что-либо банальное — повторять свои ежедневные маршруты, направляться к древнему кладбищу, идти вдоль сиреневой аллеи? Отнюдь. Сейчас ноги несли его к центральной улице в обход прекрасной аллеи, ибо теперь Вальтер был влюблён не в эту аллею, а в единственную девочку с зелёными волосами в этом обречённом мире. Вальтер шёл в сторону сторонних ворот и все мысли его были теперь о любви и нежности. Юноша был первооткрывателем — подобно Христофору Колумбу он открыл новые чувства и любовь. Его каравелла в виде этой старой библиотеки заметила на дальних берегах прелестной Кубы ещё более прелестное создание с зелёными волосами.
По центральной улице как и принято всегда — снуют чужие автомобили, почтальон крутит педали своего старого, но надёжного велосипеда, а нежный кабриолет кремового цвета пересекает центр и направляется в сторону поместья семьи Шульц. Будь милый Шульц на четыре года старше, он бы с удовольствием пронёсся на кабриолете по этой улице окрылённый светлостью, несмотря на свою ненависть к машинам. И теперь он симпатизировал отцовскому кремовому кабриолету по неизвестной причине, теперь Вальтер симпатизировал этому миру, появление в коем ранее считал несправедливостью.
Ничто не испортит этот день. День символизирующий глубокие потрясения для миллиона судеб в далёкой России и день торжества нежных чувств маленького подростка в глубинах Германии. Поднимаясь по скрипучей лестнице в свою комнату, Вальтер слышит разгорячённую беседу семьи в столовой. Ситуация в России повторяется, конституционный кризис и падение Верховного Совета —, но стоят ли эти события ЕГО внимания, когда он так увлечён более великим ощущением и понимаем?
Вальтер не обращает внимания на время, Солнце ещё не село, но юноша благо засыпает в своей мягкой кровати, ощущая как холодный воздух прорывающийся сквозь распахнутое окно теребит макушку его волос.
Свидетельство о публикации №215090300051