Промысел 2 8 3

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602
Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/09/01/726

"Мерзкое животное, подлое и вонючее!"
 Дайт прижала отца взглядом, точно охотник был мерзким и подлым.

Вместо того, чтобы досматривать сон про закат на бескрайнем просторе, дивную, как след угасающего дня, песню равнинных людей, ласковые руки мужа, приходилось развлекаться ночным бдением по поводу грязной живности.

"Зачем ты, Минт, позволяешь, чтобы это водилось в круге?"
"Мы люди, маленькая. Закон продолжения рода не велит отдать другому нежеланное. Убивать без нужды тоже не достойно человека".

"Значит, охотник, следует сделать залогом достоинства собственных детей?"

"Дети не пустые мешки, женщина, - Минт глядел с неменьшей непреклонностью, - скоро сами станете хозяевами кругов".

"Я буду сторожить ночами, предложил третий по старшинству мальчик, - Меньшие тоже. Установим очередь. Этот забоится, перестанет искать приключений".

"В южном конце живёт толстая Кайл. Эти бы поняли друг друга".
Сказала хозяйка. Мужчины переглянулись.

"Плодить безобразие таким способом! не лучший выход, - возразил муж, - Эта срамна и похотлива. Именуемый Маком, видимо, пытался жить, как привык. Но там, возможно, похоть не связана со срамом и предательством.

Следует подумать, стоит ли отдавать в неверные руки бессловесное существо, которое при первом же случае скверница предаст, подставит под беду".

"Этот не причинил вреда людям, согласился колдун, - сделал то, к чему привык, и понял, что ошибся".

"Занятия этому нет, - догадалась женщина Минта, - Будь обязанности, необходимость работать, смирил бы похоть, да".

"Утром, - велел отец мальчику, - побежишь до стыка с угодьями Излучины, скажешь тамошним дозорным, чтобы первый охотник вернулся. Нокк знает о жизни пещер, возможно, предложит, как поступить".

"Если сказать мне: забуду я жалобы мои,
отложу мрачный вид свой и ободрюсь;
то трепещу всех страданий моих, зная, что Ты не объявишь меня невинным.

Если же я виновен, то для чего напрасно томлюсь?
Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои,
то и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои.

Ибо Он не человек, как я, чтоб я мог отвечать Ему
и идти вместе с Ним на суд!

Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас.
Да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня, -

и тогда я буду говорить и не убоюсь Его, ибо я не таков сам в себе.
* [Книга Иова глава 8, стихи 27-35]

Тысячный вздох пронёсся по кругу жителей племени Излучины. Ключевое слово «посредник» было произнесено, проявило тайное, смело недоразумение.

А монитор открыл второе окошко, призвал внимание. Ида включила ретранслятор, отслеживала терминологический ряд, одновременно выполняла функцию посредника между жителем пещер и приютившими людьми.

Несущая способность приёма и передачи информации прозрачная капсула зависла возле постоянно деформирующегося уха.

"Где ты живёшь, Мак?"
Услышал нарушитель покоя голос, по времени совпавший с демонстрацией трубок Тонда.

"В пятисотом кубикуле четвёртого уровня".
Коротко ответил мутант. Загнанный к становому камню самец удивился бы, если б ни потерял способность делать так.

Люди видели движения губ, слышали стукнувший выплеск, только не догадались, что Мак говорит.

"Кто твои родители?"
"их нет, ты знаешь".

Ида не знала, но должна была бы догадаться. При полурастительной жизни пещерник забыл имена.

"Кто твоя женщина?"
Тут и возникло сравнение с собакой. Мак завилял бы хвостом, да взять хвоста оказалось негде.

"Лид! Она моя! Она должна родить малышей! Ей пропадать!"
"Почему?"
"Я виноват, она тоже, ты знаешь".

"Где Лид?"
"Под нашим кубикулом дырка в полу. Её дали им. Они будут смеяться и толкать. Лид будет плакать".

Жестокость хеппи-энда казалась несомненной, но Аделаида Бартон не собиралась рассуждать.

Воздуховод был чистым и широким, однако из подпола воспользоваться стволом без открытия промежуточных каналов не получилось.

Понадобилось несколько дней, чтобы мало-помалу расхлебенить задвижки. Сокубикульники Мака только лапами разводили. Металл отваливался кусками.

Наконец возможность появилась, склались времена. В одну прекрасную ночь спящая самка в мешке плавно взмыла по стволу, пронеслась над отрогами главного хребта полторы сотни километров, приводнилась у кромки песчаной отмели стойбища Третьего Рукава.

Ида наблюдала, как дозорные обнаружили мешок, увидели деформированную голову и, не долго думая, во опознание находки подогнали Мака.

"Для дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживёт,
и отрасли от него выходить не перестанут:

если и устарел в земле корень его, и пень его замер в пыли,
но, лишь почуяло воду, оно даёт отпрыски
и пускает ветви, как бы вновь посаженное...

О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и укрывал меня,
пока пройдёт гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне!

Когда умрёт человек, то будет ли он опять жить?
Во все дни определённого мне времени я ожидал бы, пока придёт мне смена.

Воззвал бы Ты, и я дал бы Тебе ответ,
и Ты явил бы благоволение творению рук Твоих";

Заступись, поручись Сам за меня пред Собою!
иначе кто поручится за меня?"
* [Книга Иова глава 14, стихи 7-15]

Ночь истаивала, восход назревал. Огнище набухло пеплом, глазки углей хаотично открывались в пыльной толще, вздрагивали, соперничали с тихо меркнущими звёздами.

Охотники слушали стоя, женщины не таили слёз.

"А я знаю, Искупитель мой жив,
и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою,
и я во плоти моей узрю Предвечного.

Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его".
* [Книга Иова  глава 19, стихи 25 и 27]

Так рассказывала рождённая в неведомом краю женщина, а главный колдун племени Излучины спросил, когда отзвучали поглощённые безмолвием сотен слова:

"Осталось ли в памяти людей имя посланного для посредства?"
"Осталось, - отвечала рассказчица, - посланника звали Иисус".

"Иис!"
волной вздоха прокатилось слово. Похожее имя жило здесь, означало: «Восход».

«Как на Земле, так и на небе: "Я в них, и Ты во Мне". Вот златая цепь, связующая нас с Божеством! Отпали мы – восстал Посредник, Который едино есть с Богом Отцом, и стал едино с нами".
* [Святитель Феофан Затворник. «Мысли на каждый день года»]

Сказано в IXX веке от Рождества Христова, отозвалось по времени, распространилось в пространстве.

Первобытные, не знавшие язычества люди услышали, согласились. Разошлись молча, уснули, только короток был сон.

Благословлённая трудом и разумом человечества машина движка безупречно выполняла заданную программу. Монитор своевременно открыл панораму гор, тонкую трещину, сцену из доморощенного триллера.

Тонд положил вёсла перекладинами наискось, выдернул поперечный крепёж, ногами упёрся в окантовку бортов. Женщины сделали то же, обвязались верёвкой.

Лодка ушла под воду, но влекомая парусом, изменила форму, вывернулась наизнанку, Поймала телом ветер, позволила толкаться о брусья каркаса. Парус тоже деформировался, сделался подобием зыбкой распорки.

Иду и Кина объединило изобретение человека, средство индивидуальной защиты. Здесь работало данное Творцом желание жить.

После Тонд не мог понять, как несовместимые люди превратились в сгусток одной воли, кто велел каждому в свой миг согнуть ногу или отодвинуться, подтянуться или отпустить руки...

Охотник поднимал перекладины, находил неосязаемые углубления, фиксировал деревянные опоры, не позволял скользить.

Женщины подтягивались, своевременно и точно ослабляли напряжение, давали возможность остальным сровнять высоту подъёма.

Сколько времени длился невероятный путь! Каких усилий стоил! Но все, затраченные, рассредоточились предельно разумно, позволили не создать дисбаланса.

Парус хлопнул, лёг на край, потащил верёвку в сторону. Полотном владел ветер: не строго направленный сквозняк, а своевольный летун открытых пространств.

В последнем усилии люди вытянулись на плоскую поверхность, обрадовались острым камням, червяками поползли прочь от опасного края.

Опрометчиво бросать то, что однажды спасло жизнь. Тонд сложил рвущуюся ткань, намотал на остов кожу. Яркий свет и усталость заморозили движение. Люди прислушались к себе и окружающему.

Было предельно тихо. Смолк грозящий вой воздуха, сник шум воды, рокот каменной осыпи. Только в ушах звучал грохот крови, да по телу судорогами прокатывались отзвуки неимоверной усталости.

Тонд ослабил верёвку, ощупью высвободил спутниц, сел и протёр глаза.

 Белый по причине зноя край дневного светила высовывался из-за окоёма. Не стоило оглядываться, чтобы понять, где оказались.

У ног грозила витая черта Змеиной расщелины, левее торчал Рыжий камень. Узкая колонна издали могла предупредить путника, указать близость опасного места, но, молчаливая, не сумела оповестить о принесённой живыми беде.

Тонд увидел двоих и третьего, со связанными локтями. Цепкие руки бессловесных исполнителей оторвали жертву от камня, нога подтолкнула так, чтобы не смог зацепиться, использовать для спасения призрачную надежду.

Человек не вскрикнул, или показалось, что смерть поглотила молча. Видимо, подобные казни совершались неоднократно, были отработаны.

Палач прыгнул чуть ниже по течению, сбросил заплечный мешок так, чтобы тяжёлый камень прибил упавшего. Землянин счёл бы безумием сделанное Тондом. Только охотник со склонов не привык мирится с утратами.

Сын своего отца интуитивно рассчитал, где упадёт тело, швырнул в щель весло.

Лайп очнулась раньше, видела больше, поняла: спастись не удастся.

Служители Котти, прыщавый и долговязый с коротенькими ручками, уловили движение в безлюдном месте, увидели Тонда. Прежде, чем Мойи достанет оружие, брошенный с близкого расстояния нож убийцы настигнет лежачего.

Волна ужаса дочери Пайти отозвалась в абешке, стволик с движка своевременно подхватил падающего человека, аккуратно опустил на воду.

Верёвки лопнули, точно по мановению свыше, тёплые ладони огладили порванные губы, пальцы проникли в рот, коснулись среза языка.

лопата весла подсунулась под живот. Казнённый был охотником. Оставшись невредим, человек намертво вцепился в поднятую над водой лопасть, обхватил ногами гладкую рукоять, хранимый неведомой звездой, помчался туда, где Великая Река рождается снова.

Стала бы жена добытчиком, да расторопность не велит, говорят в бассейне Великой Реки. Лайп ошиблась. Тонд Мойи, сын мастера, знал хитрый узел, которым привязывают инструмент у кисти.

Два блестящих лезвия вылетели и вернулись прежде, чем занятые исполнением казни люди взялись за оружие. Двое упали почти бесшумно.

Убивать человека Тонду не доводилось, и, совершив преступление, не вдруг осознал душой. Казалось: некая защита позволяет голове оставаться холодной, а сердцу спокойным.

Охотник понимал: положение не стало менее опасным. Глиняные Пещеры далеко внизу, но близко для полёта и взгляда. Скопление птиц быстро укажет людям Котти местонахождение тел.

Конечно, можно сбросить трупы вниз, вода унесёт останки, ветер развеет по бесплодным камням окровавленную пыль. Только необременённые грузом мужчины движутся быстрее усталых женщин. Погони ждать не долго, хоть и нет на камне следа.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/09/05/1283