Русальная неделя. Глава 17. Полынь, пистолеты, пас

Проснувшись близ полдня на своей постели, я, конечно, сразу вспомнил всё происшедшее накануне и первым делом отыскал адрес Фёдора Ржанова в Чебоксарах. Обещанное ему не следовало откладывать надолго.
Но сперва, конечно, моя собственная задача. Ведь то, что я получил вчера, благодаря любезности Пеле, означало: времени у меня просто нет. Только вот с чего начать? Фёдор говорил о каком-то скачке. Кто знает об этом? Кто сможет помочь мне совершить его?
На ум приходила единственная кандидатура: Марина. И это означало, что теперь ей придётся рассказать абсолютно всё. А уж то, как она среагирует, видимо, это зависит от планов, которые она на меня имеет. Ну и хорошо! Поговорим начистоту, и эти планы заодно узнаем. За её помощь я могу пообещать выполнить то, что нужно ей. Ну а если прогонит с глаз долой?… Тогда остаётся только Зеленин, да Элрохир, да Евдокия Диомидовна, да свои собственные ум-разум и любовь, в конце концов. 

* * *

Начиная читать Зеленина, я ставил себе задачу отыскать сведения о средствах обезопасить себя при встрече с русалками. Теперь выходило, что готовиться мне надо ко встрече не только с ними. Но и чисто русалочьих оберегов в книге набиралось негусто. Ими были, прежде всего, травы. За ботаническими подробностями я обратился к справочникам лекарственных растений, которые у мамы с бабушкой водились в большом количестве. Конспектировать пришлось, глядя сразу в несколько книг:

Обереги от русалок

Основные: любисток, зоря, полынь. Некоторые считают любисток и зорю одним и тем же видом. Судя по фотографиям, они, действительно, очень похожи: тёмно-зелёные листья, жёлтые зонтичные цветы, высота, иногда под два метра. Возможно, очень близкие родственники, а ещё один их родич – сельдерей. У всех трёх трав сильный пряный запах. Все три применяются для исцеления разных недугов, а, кроме того, считаются афродизьяками.
Полынь в старое время на Руси называли «божьим деревом». Объяснений нет. Поэт и маг XI века Одо из Мена в своём сочинении "О свойствах трав" написал о полыни: "Выпьешь сырое с вином и при многих поможешь недугах. Чад его страшен для змей, а питье усмиряет их яды и унимает к тому же холодный озноб лихорадки". Кроме того, издавна полагали, что полынь может избавить от всех женских болезней. И это, возможно, связано с тем, что у древних греков полынь посвящалась богине Артемиде – защитнице беременных женщин и первой помощнице при тяжелых родах. Как и любисток, полынь полезна в любовных делах. Её также использовали в ритуалах изгнания бесов из одержимых. В Англии полынь называли "травой преступников": в залах судов траву разбрасывали в больших количествах, дабы предохранить присутствующих от "тюремной лихорадки". Что это за болезнь, ныне достоверно неизвестно, а вот блох со вшами полынь действительно гонит прочь, и об этом её свойстве ведомо многим птицам. Ласточки и скворцы приносят молодые побеги полыни в свои гнёзда.
Но причём тут русалки? Почему афродизьяки должны отпугивать этих любвеобильных, вроде бы, дам? Не по вкусу пряные ароматы?
Самое интересное, это, конечно, связь полыни с Артемидой. Вот где загадка! А разгадка её – видно, ключ сразу ко многому. Но пока ключа нет, нет никакой ясности и с остальными травами. Как их применять? Есть лишь расплывчатое предписание: всю Русальную неделю носить травы с собой - затыкать за пояс, каким-то образом привязывать под мышками, заплетать в волосы. Жители Бессарабии к Русальной неделе на полыни настаивают водку, предполагая, что отведавших такой водочки русалки не тронут в любом случае. Единственная прямая, но сомнительная рекомендация: при встрече с русалкой бросить полынь ей в глаза. 
Крапива – тоже оберег. В опасные дни её раскладывали на заборе, дабы русалки не лазили в огород, привязывали на дверях хлева, чтобы не выдаивали коров.
Для защиты от нападения русалок годятся можжевеловые ветви – универсальный оберег от любых гостей с той стороны.
Из этой же оперы маковое семя. Гонится ли за тобой русалка или ещё кто-то, брось за собой горсть макового семени – погоня отстанет до тех пор, пока не пересчитает все рассыпанные маковые зёрнышки. Зачем нечистой силе их считать, неясно. Но тут что-то есть! Знатоки утверждают: другой хорошей защитой от нечисти является, к примеру, борона. У бороны определённое, сосчитанное число зубьев, и это почему-то очень неприятно всяким ночным существам. Кстати, та же борона – средство, помогающее увидеть их. Посмотри через борону, и вся, даже самая скрытная ночная братия, предстанет перед тобой, как на ладони.
Русалок же останавливает не только то, что сосчитано, но и то, что измерено. Например, межи на распаханных полях. Вот только есть ли они сейчас – эти межи? 
Средство пассивной обороны от нападения - круг с крестом. Начерти его на земле, вступи в круг и останешься неуязвимым. Круг должен быть вычерчен железным ножом.
Железо, вообще, за что-то очень не любимо потусторонними силами, в отличие, например, от золота и серебра. Так что, когда я отправлюсь за ней, железный нож должен быть при мне. Но полезными могут оказаться и другие железные вещицы. К примеру, иглы: если русалке воткнуть железную иголку в платье, в белую рубашку, в которых они так любят щеголять, русалка останется в твоей власти, будет очень хорошей женой и домохозяйкой. Только, видимо, длиться это будет только до того момента, пока иголочка каким-то образом не выскочит из ткани. Но вот что делать, если никакой одежды на ней всё-таки не будет?...
В общем, кое-чем тут можно было воспользоваться. Но как вернуть русалку к человеческому состоянию, я так ничего и не узнал! О том, что в некоей деревне Мальцево двое парней женились на русалках, Зеленин рассказал. Священник даже крестил этих «лесных девок». Но о том, как именно парням удалось привести их в деревню – никаких подробностей. 
Наверно, в народе о возвращении русалок говорили немного, да и случаи такие были редки. И всё же они были! Зеленин не мог о них не знать! Не зря же Элрохир расхваливал его, как самого тонкого знатока народных поверий. Так не знал или утаил?

* * *

Вечером на меня снова навалилась жуткая тоска, похмельная муть и странный озноб. Я пытался лечиться от всего этого семейным теплом. За порог дома не тянуло. Впрочем, я позвонил Марине и слегка пожаловался на неприятные ощущения. Она ласково посочувствовала, но совет был один: терпеть.
- В пятницу у меня одно хорошее мероприятие, присоединяйся, и дорогой мы обо всём поговорим, - опережая всё, что я ещё хотел сказать, заключила Марина.
- Прекрасно, тогда до пятницы! – обрадовался я тому, что у меня ещё оставалось малое время на размышление.
Не успел я повесить трубку, как кто-то позвонил уже нам. Человек на проводе спросил меня, а сам отрекомендовался Старшиновым, другом Шестопёрова. Приглашал завтра прийти к нему на беседу. Я понял, о чём речь. Договорились встретиться в час.
Засыпал, раздумывая о Фёдоре. Возможно, моё тоскливое самочувствие связано с ним? Как-никак, а ведь это контакт с миром мёртвых. Последствия непредсказуемы. Больше всего волновало болезненное ощущение, возникавшее всякий раз, когда я вспоминал наше чоканье. Холодный стеклянный звон так и стоял в ушах. И это было гораздо неприятней слабости и головной боли, которые я чувствовал в первые дни ношения навьей нити. Да и озноб – он наваливался на меня всякий раз, стоило лишь вспомнить об этих поминках… 
Что ж, знание требует жертв. Никакого подвоха в разговоре Фёдора со мной я не заметил. А то, что он мне сообщил, не радовало, но, пожалуй, бодрило: вечная война, рабовладельцы, полон, пресветлый князь Яблонь и грядущий поход!…
А вот Пеле целый день не показывался. Возможно, у него тоже было похмелье. Правда, Фёдор уверял меня, что с котом всё будет в порядке. Но всё ли? Не стал ли я, приневолив его к такой службе, из друга врагом? И в любом случае, за службу эту его нужно было как-то отблагодарить. Накормить сёмгой или осетром? Только такая ли ему нужна благодарность? Я уверил себя: тот голос у меня внутри был голосом Пеле. Он отправился туда, куда ему было указано наговором Фёдора. Вернувшись, он говорил со мной во сне и то, что было им сказано, передал мне Фёдор…
В общем, короткий  мирный отпуск кончается. Снова начинаются военные будни: и там, и здесь! Там меня ждёт некто, самонадеянно набивающийся Маше в женихи. А здесь с завтрашнего дня я поступаю под начало товарища Старшинова. 
Вспомнилось, Фёдор что-то там говорил о пире. Пир, мол, продолжается. И ходим вполупьяне… Я вчера не понял, к чему он это ввернул. А теперь вдруг пришло на память «Слово о полку Игореве». Там есть слова: «…сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую…». Вроде сравнение пира с боем – просто поэтическая метафора. Но как вспомнишь усталые, хмельные глаза Фёдора, как вспомнишь его речь… Нет! Не просто! Есть, видно, тайная связь между кровью и вином, между опьянением и смертью.

* * *

А на болотах тоска тоже не утихала. Выдра вела меня дальше и дальше. Топь не кончалась. Проснулся с той же тоской. Сон лишь чуть-чуть облегчил мою ношу.
Единственную хорошую весть принёс календарь: 22 мая – день рождения Рихарда Вагнера. Я позавтракал под блистательную увертюру к опере «Риенци». Немножко отпустило.
Сразу после завтрака путь мой лежал на стадион «Авангард». Точно в час дня я предстал пред ясные очи Василия Старшинова. Глаза у него, действительно, были молодые и светлые, черты лица правильные и даже какие-то резкие, а вот шевелюра спереди порядочно поредела. Лет под пятьдесят, решил я. Наверно, военный пенсионер.
Василий Васильевич, так он на этот раз представился, сдержанно, уголком рта улыбнулся мне, крепко пожал руку, пригласил сесть, угостил растворимым кофе.
Кабинет его находился в дальнем уголке стадиона, рядом с тиром. Это была небольшая мрачноватая комнатка, украшенная лишь спортивными вымпелами. 
- Рекомендацию тебе дал Шестопёров. Для меня этого достаточно, - начал он. – Саша кого попало, не пришлёт. Он сказал, ты только что из армии?
-  Три недели как оттуда, - ответил я. Пришлось снова рассказывать.
Слушая, Василий Васильевич в глаза мне не смотрел, но, кажется, ничего не пропустил. Очевидно, моя артиллерийская специальность всё же несколько разочаровала его.
- Выходит, в штыковую атаку вас не водили, - улыбаясь, покачал он головой, когда я закончил.
- Чего не было, того не было, - развёл я руками.
- Значит, нам есть чему тебя поучить. У нас тут, конечно, не Чечня, но бывает всякое, – улыбка исчезла с его лица. - И если уж мы берём тебя, пусть даже пока в резерв, ты должен стать прилежным учеником.
- Готов стать самым прилежным! - отчеканил я.
- Это хорошо, - кивнул он. – При должном усердии станешь отличным спецом по действиям в городе. Не только теоретическим, но, сдаётся мне, и практическим тоже. Теория без практики ведь мертва.
Сказанное походило на вопрос и, видимо, было родом испытания. Но не за практикой ли я сюда шёл?
- Готов попрактиковаться, - заверил я. 
- Ну, тогда я тебя условно принял. Подходишь ли, выяснится очень скоро, - подмигнул мне Василий Васильевич. – Но если и подойдёшь, бумаг никаких промеж себя писать мы не будем. Шестопёров сказал, ты там у него уже где-то числишься.
- Да, - кивнул я.
- Вот и отлично. Если, не дай Бог, что-то не так, или сам чего натворишь, вся ответственность, все хлопоты будут на Шестопёрове.
- Ясно, - сказал я. – Подводить мне его не к чему.
- Тогда пошли, постреляем! Не просто поговорить же ты со мной пришёл, правда? - он хохотнул и жестом пригласил следовать за собой.
«Любимое занятие у человека – пострелять», - понял я.

* * *

От Василия Васильевича я шёл таким же вдохновлённым, каким шёл некоторое время назад после разговора с Шестопёровым. Постреляли на славу. И это должно было теперь стать регулярным. А ещё мне обещали тактические занятия и школу рукопашного боя. Чего же боле? Да и, знать, не врут китайцы, говоря, что всякая тошная сила от громких звуков шарахается. Тоску мою стрельба прогнала за тридевять земель.
Теперь предстояло помыслить об ином. Поскольку встреча с Мариной откладывалась, я решил повидаться с Элрохиром. Позвонил и застал его. Договорились встретиться на Барской горке и пройтись до озера.
С места в карьер я принялся жаловаться Элрохиру на Зеленина, не представившего настоящего рецепта вызволения из русалок, да на всякие сложности с оберегами.
Элрохир задумчиво слушал меня, а потом сказал:
- Думаю, тебе нужен кнут. Для противостояния нечисти знахари всегда выступали с кнутом. Видимо, кнута духи слушаются примерно так же хорошо, как люди или животные. Но кнут знахарский, конечно, не просто кнут. Кстати, помнишь, случай Тургенева? Пастух отогнал русалку именно кнутом. Это, конечно, не средство возвратить твою пропажу, но защиту кнут обеспечит, если, к примеру, полынь и любисток почему-то не подействуют.
- Знахарский кнут? – задумался я. – Где ж его взять-то?
- К пастуху нашему надо подкатить.
- К Фотичу?
- К нему. Он – мужик хитрый. Пастухи, вообще, в таких делах кумекают. И потом кнут у пастуха – основной инструмент. Кому как не Фотичу знать о них всё, что нужно.
- А кто, в принципе, изготовляет кнуты? – заинтересовался я.
- Кто изготовляет? – усмехнулся Элрохир. - Вследствие почти полного и повсеместного исчезновения телесных наказаний, изделия эти в промышленных масштабах нынче не производятся. Только такие пользователи, как наш Фотич, и остались. А это значит, что ему приходится плести кнуты самому, и никто, кроме него, в нашем городе больше в этом деле не разбирается. По деревням, конечно, поискать да поспрашивать можно…
- Было бы у нас время! - я присёл на пенёк и жестом предложил Элрохиру оседлать соседний. Принялся последовательно излагать ему всё важное. Посвятил в нерассказанные доселе подробности ночёвки на даче у Даэрона. Поведал о моей встрече с Фёдором. Ввернул про готовящееся противостояние с гостями.
- Насыщенные у тебя, брат, были деньки, - кажется, на Элрохира мои рассказы произвели впечатление. – Видно, наша история всё-таки не будет скучным детективом. Грядёт настоящая мистическая драма!
- Грядёт, - согласился я. – Завтра двадцать третье мая, а у меня практически ничего не готово. Правда, в теории я теперь силён. И даже кое-какие мысли появились по твоему вопросу.
- Ты о чём? – удивился Элрохир.
- О недостающем звене. Хоть мы тогда приняли немало, твои рассуждения об эльфах, пери и недостающем звене мимо ушей я не пропустил. Вот, с учётом Зеленина, и подумалось: а не русалки ли то самое недостающее звено и есть? У меня для этого несколько доводов.
- Ну-ка! Ну-ка!
- Смотри! Собой русалки хороши. Уж не хуже фей и пери, а то и лучше – в чём, собственно, главная их опасность. Это раз! Русалки любят музыку: поют, пляшут, хороводы водят по ночам – совсем как эльфы, совсем как пери! Про музыкальные инструменты, правда, сведений нет. Но мало ли? Может, людям их музицирования просто не приходилось слышать.
- Помню про какого-то молодого пастуха, - задумался Элрохир. - Русалки заставили его ночь напролёт играть им на сопилке. Это я в каком-то белорусском фольклорном сборнике читал. А в Карпатах есть похожая сказка о скрипаче. В общем, этот элемент с оговорками принять можно. Пусть это будет два. Дальше.
- Связь с лошадьми… Рассказов о верховой езде русалок, в отличие от эльфов и пери, вроде, нет. Зато есть обряды «вождения коня» на русальную неделю, иногда это, кстати, называли и «вождение русалки».
- А вот это тонко! – улыбнулся Элрохир. – Три.
- Связь с растениями: берегут рожь, растят лён, качаются на берёзах, живут на дубах, липах и ивах. В конопляниках прячутся. И это четыре.
- Четыре! – согласился Элрохир. – Само время их гуляний – дни цветения ржи.
- Вот! - кивнул я. - Переходим к плотским страстям. Тут два варианта. С одной стороны, русалки щекотят мужиков и уносят их в воду. С другой – у охотников в лесу нередко завязывались шуры-муры с некими лесными чертовками. Зеленин считает их теми же русалками, да и по описаниям различий между ними нет. Охотники от таких романов не погибали. Чертовки даже детей рожали. Если вспомнить нашего Лайгнора… Кто там его прабабушка? Лесная дева?
- Она самая, - подтвердил Элрохир. – Но это он так говорит, а в деревне ихней, вполне может быть, её и чертовкой кликали.
- Вот-вот! Но и первый вариант на нашу мельницу! Во всей чернозёмной зоне, согласно Зеленину считали: защекотанные русалками мужчины, не умирают. Они становятся им мужьями и продолжают жить под водой - привольно, весело, вот только выйти на сушу им самим не под силу. Помнишь про симбирского Ваньку Кудрявого?
- Как не помнить? – поднял брови Элрохир. – Кстати, этот Кудрявый отправился под воду именно с музыкальным инструментом. Что у него там было? Гусли?
- Домра. Ещё пример – «жить бы тебе со мной век на веселии!»... Это русалка в «Бежином луге» говорит плотнику, когда он уже перекрестился.
- Так-так-так…
- Сейчас поймёшь, к чему клоню, - мы как раз остановились на опушке леса. Перед нами лежала неширокая тропинка, по сторонам поросшая высоким папоротником.
– Из твоего «Сильмариллиона» выпала распечатка, - переведя дух, сказал я. – «Сказание о Томасе Лермонте».
- А! – улыбнулся Элрохир. – Прочитал?
- Да, красивая история. Вот по такой тропинке, - я кивнул в папоротниковую даль, - Томас с феей, наверно, и поехали в страну эльфов. А теперь сравни: русалки тянут мужиков под воду, пери и феи – в свои сокрытые королевства и падишахства. И там, и здесь – любовь. И там, и здесь – уведение мужчин в недоступное для остальных людей место. По-моему, очень похоже.
- Не знаю, - поморщился Элрохир, но сейчас же оживился. – Хотя… В магической терминологии вода часто обозначает так называемые тонкие пласты реальности. В таком разе увести под воду, действительно, значило бы увести на некий недоступный людям тонкий план. Тут что-то есть!
- Помешательства и нервные расстройства у людей после общения с русалками! – перешёл я в наступление. – Помнишь, ты называл это в числе признаков, сближающих эльфов и пери?
- Да, хотя помешаться умом можно от встречи с любой инородной духовной силой. Это уже натяжка с моей стороны, - покачал головой Элрохир. - Но не помешательство – самое слабое место твоей гипотезы. Самое слабое место, по-моему, в том, что русалки – исключительно женщины. Ведь так? Постарше, помоложе, совсем девочки, но всё – женский пол. А у эльфов да пери мужчин не меньше, чем женщин.
- А вот и не так! – просиял я. – О русалках-мужчинах кое-что есть! Мало, конечно. Но вот, к примеру, мавки в Малороссии: среди них есть и девочки, и мальчики. У девочек – длинные русые волосы. У мальчиков – покороче, сильно вьющиеся, рыжеватые. Описаний взрослых русальских мужчин нет. Зато есть упоминания о неких русалках без грудей. Обычно-то, наоборот: сиськи – это первое, что в них замечают. А тут совсем ничего, но, видимо, волосы тоже длинные. Подозрительно! А ещё показательней то, что русалок порой видели, как там сказано, в «мужичьих одеждах». С чего бы красоткам рядиться в мужское? В общем, если все эти странности не игнорировать, вполне законно предположить: мужские особи среди наших русалок, хоть и редки, но есть.
- Интересно, - призадумался Элрохир. – Наверно, это может означать следующее: если ты прав, и русалки – не заложные покойницы и не нимфы, а такой же волшебный народ, как эльфы и пери, с народом этим что-то произошло. Война, болезнь, какая-то иная катастрофа… В результате бедствия – а я читал, к примеру, что есть боевые штаммы бактерий, избирательно поражающие только мужчин – своих самцов у русалок почти не осталось. Вот и пытаются они разжиться мужичками за счёт людей.   
- Разживаться-то разживаются. Но некоторый собственный прирост населения у них тоже должен быть, - сказал я. – Иначе откуда взялись бы рассказы о странных голых детях, на которых люди натыкались в лесу и даже в степи.
- Но разве это не мавки? – удивился Элрохир. - Дети, умершие до крещения, потерчата всякие?
- Вряд ли. Мавки у русалок – несчастные приёмыши, а то и вовсе бродят без призору. А это именно дети. Русалки кормят их грудью. Не рожай они, как сумели бы кормить?
- Грудью? – поднял брови Элрохир. – Хотя, если вспомнить дедушку нашего Лайгнора…
- Они – живые. Они – народ! – уверенно сказал я.
- Было бы здорово, - Элрохир согласно развёл руки, удивлённый моему напору.
- То, что с демографией у них неладно – очевидно, - развивал я свой успех. - Иначе зачем им брать к себе утопленниц, детей, зачем похищать мужиков? А только и это лыко в строку. Вспомни эльфов! Их численность, насколько помню у Толкина, постоянно убывала, а дети рождались редко.
- Твоя правда, - согласился Элрохир. – Да и все поздние рассказы о встречах с эльфами говорят об их упадке, вырождении и уходе. 
 
* * *

Рассчитав время пригона коров, мы ждали Ивана Фотича у его дома. Он появился в расчётное время. Да не один, с приятелем.
Озорновского пастуха я помнил с детства. Само слово «пастух» в моём сознании прочно связывалось с его обликом. Немало воды с моих детских лет утекло, а он, как я отметил ещё в прошлый раз, совсем не изменился. Посчитать, так человеку, наверно, уж под шестьдесят, а на вид дашь лишь чуть за сорок. Расчёсанные на пробор волосы и рыжеватые усы а-ля Тарас Бульба не тронула седина. Взгляд и осанка – молодцеватые.
Пастушество никогда не было престижным занятием, да и богачами пастухи на Руси если и становились, то только вопреки своему ремеслу. А уж в начале двадцать первого века ремесло это и вовсе перешло в разряд музейных: наших бедных коров повсеместно загнали на фермы строгого режима. Но Иван Фотич пастушествовать продолжал, а озорновские хозяюшки, видимо, не без причины, с радостью поручали ему своих бурёнок и зорек.
Возраст спутника Ивана Фотича определить было нелегко. Лицо его украшала окладистая пышная борода. В отличие от Ивана Фотича, одетого, несмотря на тепло, в брезентовую куртку, бородач был только в рубашке. Зато какой! Настоящая русская рубаха: белая, с вышитым красным узором воротом. А из того, что человек ещё и подпоясался красивым жёлтым пояском, я заключил: он из староверов.
Мы поздоровались и даже как-то почтительно поклонились друг другу, после чего Элрохир завёл вполне непринуждённый разговор. Оказалось, они давно дружны с Иваном Фотичем. После взаимных расспросов о родных и близких Элрохир перешёл к кнуту. И это, конечно, зажгло в глазах Ивана Фотича любопытство:
- И на какого ляда тебе нужен этот кнут? – спросил он меня с усмешкой. Я замялся, не зная, как лучше ответить, и за меня ответил Элрохир:
- Не на ляда. Русалками парень интересуется. Да вот как к ним подступиться не ведает. Я ему и давай про кнут. А кто, Фотич, в кнутах лучше твоего соображает?
- С русалками озоровать?! – изумился Иван Фотич. – Вон чего удумали озорновские. Но на то, видно, и озорновские. Только зачем же тут кнут?
- Ну, не знаю, по крайней мере, отмахаться, если дело не заладится, - развёл руками Элрохир. – Русалки-то, насколько мы по книжкам знаем, коли человека схватят, живого могут и не отпустить. Вот я и подумал…
- Нет, парень – не озорник, - вдруг сказал, дотоле молчавший товарищ Ивана Фотича. – Дело у него доброе, только, чую, дюже опасное.
- Это что ж такое, Триша, за дело? – воззрился на него Иван Фотич.
- Да есть одна девчоночка, - задумчиво проговорил этот Триша, и я вдруг вспомнил, что о некоем блаженном Трифоне поминала Евдокия Диомидовна. – Худо ей сейчас. Если никто теперь на помощь не придёт, совсем пропадёт душа-девица. Вот парень вызволить её и рядится.
- И причём тут кнут? – продолжал не понимать или делал вид, что не понимает, пастух.
- Может, и не причём, а девчонка, вишь, где-то там сейчас. Может статься, что в русалках. Потому и речь о них.
- Так точно, - обрадовался Элрохир. – Вон, какой у нас дядя Трифон ясновидец.
- Девочку эту я давно знаю, - махнул рукой Триша. – Как в церкви-то стал работать, к староверам нашим, как пристал, так Диомидовна и давай мне рассказывать про внучку свою. Всё просила сказать ей, жива ли, да где её искать. Ну а я никак углядеть её не мог: вроде, средь мёртвых нет, но и среди живых не виднеется. Стало быть, дело мудрёное. Никаких русалок я в те поры в голову не брал. А тут, вишь, ребята сообразили. Может, и правда, в русалки она угодила? А русалка-то, иль, как у нас раньше говорили, хитка, это ж, в самый раз: по виду, вроде, человек, а по сути – не совсем.
- Спасибо за вразумление, - отвесил Иван Фотич Трише поклон. – Стало быть, собрался наш Ванька девку из русалок выручать, а как это сделать не знает.
- Не так-то просто узнать, - вздохнул я. - Прочитал про полынь, про любисток, про иглу железную, что в одежду вколоть русалке надо. А кнут… Это мне, вот, друг говорить стал…
Я вдруг понял, что не знаю, как зовут моего советчика в нашей обыденной жизни. Называть его Элрохиром перед этими людьми не хотелось. Иван Фотич смотрел на меня, прищурясь, словно оценивая мои шансы в этом деле.
- А где ты её искать-то собираешься? – спросил он, насмотревшись. – В лес пойдёшь? Али на озере сторожить станешь?
- Если всё по порядку, - ответил я, – то, похоже, она сама меня ищет. И голос её я уже слышал.
Взгляд Ивана Фотича из полунасмешливого вдруг стал совсем серьёзным:
- Ну-ка, пошли, расскажешь! – распорядился он. – Заодно всю честную братию кваском угощу!
Мы прошли через калитку высоких деревянных ворот. Хозяин указал на стоявший в углу двора стол с лавками. Мы с Элрохиром сели на ту, что ближе к поленнице, Триша – напротив, ближе к бревенчатой стене дома. Скоро явились кружки и большая бутыль кваса. Иван Фотич подсел к Трише. Я принялся излагать.
Подробно рассказал о соловьиной ночи и утре, когда русалки чуть не затащили меня в колодец, о моей прогулке по Гряне и кувшинках.
Триша, слушая меня, странно улыбался и то и дело кивал. Вроде, положительные эмоции мой рассказ вызвал и у пастуха.
- Эх, - вздохнул он. - Много я чего такого в детстве слыхивал. Но всё это давно было. А тут, понимаешь, прямо сейчас такая петрушка. Значит, не исчезли русалки в наших краях! 
- Наш один приятель и лешего недавно видел, - похвалился Элрохир.
- Ну, с лешим другая песня, - возразил Иван Фотич. - Лешие, слава Богу, отсюда и не уходили никогда. А вот русалки… Вон оно как! Тоже, оказывается, тут как тут.
- Вот я и думаю, - продолжал я. – Если я ей нужен, она меня найдёт. Надо только выйти к удобному для неё месту. Подманить, так сказать. И тут уж, наверно, мы как-нибудь обошлись бы полынью да иглой. Да вот беда: на долгую охоту нет времени. Есть повод поторопиться.
И я принялся пересказывать слушателям то, что узнал через кота от моего сослуживца Фёдора.
- Позволь сказать тебе, брат, что ты в самом деле не робкого десятка! – одобрительно хмыкнул Иван Фотич, изумлённо глядя на меня и подливая в кружку квасу. – Думаю, тому, что тебе твой товарищ поведал, нужно верить, и ты прав, что спешишь. Но выдюжишь ли? Это ведь почище Чечни твоей будет. Оно, конечно, дело святое – душу несчастную из беды выручить, да, брат, сколько я эту кухню знаю, на всякого храбреца там найдётся такое, отчего трудно в портки не наложить. Кнутик-то я тебе сплету. Завтра же за это примусь. Вот только мыслю, одним кнутом дело это не справить. Ещё что-то нужно, а что пока не знаю. Мы с Тришей подумаем, а Триш?
- Подумаем, - подтвердил Триша.
- И перво-наперво надо тебя, Ванька, с Василием моим познакомить. Васька! – позвал Иван Фотич. – Кс-кс-кс! Иди-ка сюда, родной!
На его зов откуда-то в мгновение ока явился здоровенный кот. Габаритами нашему Пеле ровня и тоже сибиряк. Только рыжий и зеленоглазый.
- Ну-тка, Василий! Познакомься с гостем! – ласково проговорил Иван Фотич, указывая на меня. И кот повиновался: подошёл, с видом эксперта понюхал мои ботинки. Понюхал руки. Я попытался погладить его, но он ловко увернулся от моей руки, совсем как наш Пеле… У некоторых котов бывают недобрые глаза. Не то, чтобы злые, но явно нерасположенные к человеку. К Василию это не относилось. Он смотрел мирно, но как-то уж очень внимательно. Аж оторопь взяла. «Сканирует, зверюга!» - мелькнуло в голове. Я повеселился этой мысли, но, конечно, не вслух.
Через минуту кот удалился, а разговор наш вернулся к русалкам. Элрохир спросил, видел ли Иван Фотич русалок сам или только слышал о них в детстве. Пастух ответил, что только слышал. И всё же кое-что видеть ему пришлось. Он говорил о маленьких следах, которые иногда на рассвете можно увидеть на прибрежном песке – в тех местах, где появляются русалки. Следы ведут из воды или в воду. Причём они долго не размываются, долго бывают заметны даже в воде, у берега.
- Вот, кажется, только что она прошла здесь, - с улыбкой вздохнул Иван Фотич. – Ступнички длинные, тоненькие. Значит, и сама высокая, складная должна быть… Ан нет! Сколько ни караулил, так и не видал. Хотя, может, и хорошо, что не видал. Русалка – опасная птица.
Рассказал Иван Фотич и о «русальих волосах» – так в его родном селе называли какой-то вид речных водорослей.
– Тонкие они такие, в клубки спутанные. Плавают в воде, а корней нет. Говорят, водоросли эти, вообще, не растут, а как-то сами вдруг появляются, и так же вдруг исчезают. А кого они в воде коснутся или обовьют невзначай, у того в сердце вспыхнет любовь. Непростая! Страсть сумасшедшая и погибельная!
Иван Фотич заговорил про какого-то своего друга молодости, про его безумную любовь. Но русалки там, кажется, не присутствовали. Я быстро потерял нить рассказа. Зато квас был чудо как хорош. Я пил третью кружку и как-то совсем ушёл в свои мысли. Солнце садилось. На окнах дома Ивана Фотича рдел живописнейший закат. Налюбовавшись отражением, я хотел, было, посмотреть на само Солнце, обернулся… И аж подскочил! В щёку мне ткнулся мокрый кошачий нос. Рыже-полосатый эксперт, пока мы говорили, оказывается, взобрался на поленницу и оттуда обнюхивал мою голову.
- Обследование, - подмигнул мне Иван Фотич. – А как ты хотел? Для таких дел человека надо узнать досконально.
Все посмеялись. Посмеялся и я. На кошачьей теме наш разговор в тот вечер, в общем, и закончился.
Мы шли домой вместе с Элрохиром.
- Ну, как тебе эти мужички? – спросил он.
- Мужички загадочные, - задумчиво отвечал я.
- В Фотиче можно быть уверенным, - заверил меня Элрохир. – Мы с ним давно дружбу водим. Если человек за что-то берётся, значит, будет толк.
- Надеюсь, - пожал плечами я.
- У меня есть одна догадка, или, может, просто интуитивное ощущение! – сказал вдруг Элрохир с жаром. Он даже остановился, подчёркивая значительность того, о чём говорил. – Знаешь, есть поговорка: город без семи праведников не стоит. Или без трёх. Не важно. Главное, чтобы такие праведники, в принципе, были. Так вот, мне кажется, по крайней мере, с двумя из них мы сегодня сидели за столом… Не на удальцах, не на мэре нашем и ни на каких других сильных людях держится пока наше Озорново-Никольское, а вот на дяде Ване, да на дяде Трише. Может, ещё кто-то есть. Пока живы они, всё будет у нас в порядке.