Вдохновение

 Касанье шёлка рук моих не трогают, не будоражат кровь. Нет фейерверков от былых костров и красоты души от радуг мыслей бессловесных, что наполняли общий дом, меж  делом и вином… Тела давно безжизненны, облачены в немые силуэты, так пусть же рушатся планеты, не всё ль равно, когда с бессонницей в обнимку я, который день, считаю дни безумства моего поэта...

Как странно забывать твой вкус, что на устах и родинки на скулах, и даже цвет каштановых волос расплывчат в негативе чёрно-белом, плывёт в тумане образно, что флёр невидимого шёлка. Пытаюсь из последних сил взглянуть в глаза твои, поймать игривый взгляд и прикоснуться пальцами к немеющим ладоням.

Ты вздрогнул, обернулся. Твой взгляд тяжёл, надменен, равнодушен, пронзает острой пикою насквозь. Тепло по телу... дрожь... и вот, кровавым полотном сочится боль и в отраженьях амальгамы чёрной - лучи по стенам чертят эпизод: «Не знаю, жив ли я… и что за птица та, что позволяла неземные шалости и целовать во все её бестыжие места?! -  промолвили твои уста»

Как жаль, я стала призраком. Я пустота. Обуглены глазницы, изъедена душа. Я словно как шагреневая кожа, всё меньше, меньше ото дня… И как же больно оттого, что слышу, вижу... цепенею, и даже замедляет время ход, надеясь на наивное спасенье, что всё ещё живёт, пульсируя в груди, тот самый лучик - огонёк. И я кричу тебе, но ты не слышишь, я тормошу тебя испытывая гнев: «Не засыпай! Бери взамен, что хочешь!…»

Как горек ком, что не сглотнуть, не сплюнуть, не отбросить. Стена белым-бела и тусклы угольны глаза. Я трогаю по-памяти тебя, на ощупь... по изнанке... целую  руки, скулы, сахарны уста… но ты уже не чувствую меня…
Как жаль, что век короток у тебя и боле не подняться  выше. Дописана глава. Нас больше нет… и нет поэта без меня…