Вернусь, когда мне будет 25

Всепоглощающая любовь приходит всегда неожиданно, не стучась в двери, не спрашивая разрешения. она входит в самое сердце стрелой Купидона и остается в нем занозой навсегда. Вот и Луиза с Азатом только глянули друг на друга и сразу поняли: они созданы друг для друга. Но кто не ошибается!  Когда девушка поняла, что носит под сердцем ребенка, и испугалась, и обрадовалась. Это их сын, это плод их любви. Рожать или не рожать — такого вопроса даже и не стояло. Она любила его, и он любил ее. Луиза, прислушиваясь к новому чувству, ждала прихода Азата.
И когда он наконец пришел, девушка едва слышно поведала о сокровенном. Она ждала, как себя поведет, что скажет, а вдруг развернется и.., ищи ветра в поле. Мало ли... И что потом она скажет своему отцу и мачехе. Страх, недобрые предчувствия сжимали ее сердце. Юноша молча привлек ее к себе, погладил как маленькую девочку по голове. От одного этого захотелось заплакать, закричать в голос, но, только всхлипнув, прижалась к его груди.
— Ну, что ты, право, маленькая моя. Сегодня же поговорю с родителями.  Поженимся, будем жить своим домом или уедем куда. Тянуть нам незачем. Я работаю, ты работаешь, прокормимся как-нибудь, — сказал он, заглядывая ей в глаза. А потом улыбнулся и поцеловал так нежно и ласково, что она почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. — Ну, как, успокоилась? Мне ведь кроме тебя никто не нужен.
На душе у Луизы немного потеплело. Но как все это сказать Нафисе апа — мачехе, она и так последнее время косо поглядывает.
Азат решил, что не стоит откладывать до утра, нужно сразу же по¬говорить с родителями. Но только он открыл рот, отец с матерью, переглянувшись, проговорили тоном, не терпящим возражений, что, мол, утро вечера мудренее. Юноша не стал им перечить. А утром все разошлись по своим делам, и Азат пошел на работу, не замечая, что темные тучи надвигаются на его безоблачное небо. А, придя на обед, застал родителей за столом.
— Иди, сынок, садись, поешь, да и поговорить пришла пора, — позвала мать и налила полную тарелку супа.
— Расскажи нам, кто эта девушка, и почему ты торопишься? — спросил отец, почти не поднимая головы от тарелки.
— Да знаете вы ее, это Луиза, она первый год после педучилища в школе работает, живет на квартире у Фатымы апа.
— Это приезжая,  которая в  коротком пальтишке прыгает,  как  кузнечик?
— Мам, это абсолютно нормальная де…
— А Фарида что, ненормальная, да? — не дала мать ему договорить. До армии нормальная была, тебя проводила, ждала, в медпункте работает. Люди ее уважают. Да и после армии все к ней ходил. Мы уж с ее родителями мечтали о вашей свадьбе. Чем не по нраву?
— Мам, пойми, если так, то нам с Луизой никакой свадьбы не надо, — начал  было Азат.
— Я своих сыновей  для всяких безродных не растила. И свадьба будет, как у людей, но только одумайся, — взмолилась  мать.
Но тут Азат не выдержал и выпалил: «Поздно!»
— Как поздно? — в один голос повторили обезумевшие родители.
— Поздно. У нас  будет ребенок.
Наступила тишина. Мать встала, отец, тяжело вздохнув, опустил голову на натруженные руки. Мать, взяв себя в руки, подбоченившись, разом выпалили: «Ах, вот в чем дело! Ну, уж нет. Не дам охмурить своего сына. Ни на таких напала. Близко не подпущу к дому. Пусть дураков ищет!» И быстрым шагом направилась к двери. Подойдя к ней, оглянулась и закончила фразой, которая заставила вздрогнуть воспитанного на уважении к родителям юношу: «Нет нашего благословения, а если возьмешь ее — прокляну!», и, хлопнув дверью, вышла.
В висках у парня оглушительно застучало. Что делать? Как быть? И Луизу оставить нельзя, и мать...
Два дня Азат никак не мог вырваться; чтобы съездить к любимой в соседнюю деревню. Когда же на третий день пришел, на крыльцо выбежала заплаканная Луиза  и   прижалась   к   юноше.
— Азат, Азат, что же с нами будет, неужели ты нас бросишь, что мне делать?
— Ну, что ты, все будет хорошо, — начал было Азат, но она прервала: «Нет, меня сегодня вызвал директор, к нему приходила твоя мать, и сказал, чтобы на следующий год я искала себе другое место. Как же быть? — говорила, захлебываясь слезами, девушка. — Ведь меня такую и, мачеха в дом не пустит».
Так, прижавшись, друг к другу, стояли он и она. А над ними было огромное море  холодных звезд, абсолютно равнодушных к человеческим судьбам. И им казалось, что весь свет стал против них. Он, взяв в ладони ее заплаканное лицо, заглянул в глаза, и, собрав все свое мужество, сказал: «Я не брошу тебя, но надо немножко подождать».
Азат старался не встречаться с родителями, избегал их, приходил поздно, вставал рано, пропадал целыми днями. За лето почернел, осунулся. Луиза уехала в родную деревню. Он переживал и за нее: «Как она там?» Заглядывая в календарь, подсчитывал дни: скоро он должен стать отцом. Он мечтал в самые трудные для Луизы дни быть рядом. Именно в эти дни пришла повестка из военкомата одному из братьев. Предстояли проводы. Для застолья нужно было купить кое-какие продукты в соседней деревне. Азат, сев на свой старенький мотоцикл, поехал. Ездить медленно он не умел. Водил свою машину мастерски. Обычно минут через 20 — 30 возвращался, а тут прошло полтора часа. Дома забеспокоились. Когда к дому подъехала машина и знакомый водитель, опустив голову, нехотя направился к воротам, когда он, переступил порог, остановился в нерешительности, сердце у матери не выдержало. «Что, что случилось?», — едва слышно проговорила она.
— Ничего, апа, просто Азата увезли в Арск, в больницу. И, я думаю, вам тоже нужно ехать туда, — проговорил он и, поманив братьев, повел их к машине.
Когда мотоцикл или, вернее, то, что от него осталось, положили на землю, мать была уже готова. Завернув кое-какие вещи в котомку, тоже подошла к ним. Увидев то, что лежит на земле, и сумрачные лица сыновей, тихо простонала: «С-ы-н-о-к...» Не договариваясь, оба брата запрыгнули в кузов, выражая желание немедленно ехать, рыдающая мать села в кабину.
К Азату никого не пускали, просто сказали, что, мол, положение очень серьезное, врачи то и дело заходили и выходили из его палаты.  Мать, сев на краешек кушетки, молила: «Сынок, выживи, выживи, пожалуйста, сыночек мой...»  В полночь привезли молодую женщину из дальней деревни в родильное отделение. Мать ходила в это время по коридору. Подняв глаза на минуту, она встретилась с глазами идущей навстречу Луизы. Всю ночь не смыкали глаз ни мать, ни врачи. Сын не приходил в сознание. Только под утро Азат открыл глаза, позвал мать и ясно сказал: «Мама, Луиза родила сына...» Больше он ничего не успел сказать. Это были его последние слова. Не стало больше молодого, красивого парня. Никогда не поднять ему на руки своего сына, не подбросить его под потолок.
Хоронили Азата в теплый осенний день. Желтые листья медленно падали на свежевырытую глину. Вокруг могилы собрались мужчины, они молча стояли, понурив головы, в такие минуты хорошо сознаешь, как коротка жизнь. У кладбищенской ограды люди заметили молодую женщину с совсем крохотным свертком, который женщина бережно прижимала к себе. Ее губы беззвучно шептали: «Вот, сынок, и не успел ты на папку своего взглянуть».
Когда отмечали сорок дней со дня смерти Азата, на поминки эта женщина пришла со своим сыном, но ее не пустили даже за ворота.
Мачеха стыдится Луизы, упрекает ее на каждом шагу, гонит прочь, здесь не пускают, негде голову преклонить, никому не нужна. Вот и решила она, собрав кой-какие пожитки, поехать к сестре в Москву, может быть, не выгонит.
...Ровно через три года после смерти Азата к воротам его родителей подъехала машина, из которой вышла видная молодая женщина, за нею следом выпрыгнул хорошенький мальчуган. У ворот сидели старушки-соседки. Женщина поздоровалась, раздала милостыню, а мальчуган, звонко смеясь, все вертелся под ногами. Одна из соседок тихо охнула: «Батюшки, так ведь это маленький Азат». Все внимательно рассматривают вертящегося юлой мальчика. «И правда», — подтверждают остальные. А одна побойче крикнула в открытые ворота: «Марьям, встречай гостей».
— Батюшки, да кто же это, — приговаривая так, приближалась к воротам успевшая постареть женщина в белоснежном батистовом платке. Глаза остановились на Луизе.  — А, это ты. Зачем пришла?
— Тише ты, Марьям, глянь на того, что пониже, — сказала та, что поближе сидела. — Теперь-то уж грех отказываться. Смотри, вылитый Азат. Сам бы родил и то так бы не получилось.
— Мама, мама, — прервал нависшую тишину мальчик, — я пить хочу, — захныкал малыш, теребя юбку матери.
Марьям внимательно посмотрела на мальчугана, присела на корточки перед ним:
— Как зовут тебя, крошка? — едва прошелестели сразу   побелевшие   губы,.
— Булат я. Пить хочу, бабушка.
Кровь бросилась в голову. Марьям апа тяжело встала, взяла мальчика за руку, повела в дом. Сели за стол. Три взрослых человека, не отрываясь, следили за каждым движением, словом, взглядом этого черноголового шалуна. Все трое молчали, прощаясь, Луиза протянула растерянным бабушке с дедушкой фотографию внука. Односельчане говорят, что всю ночь горел свет в этом доме, за эту ночь сильно постарели отец и мать Азата. Стыдно им было не только перед людьми, но и перед памятью сына. Не признали, прогнали родную кровинку, так похожего на их сына. А Луиза с сыном побывали на могиле Азата и на следующий же день уехали туда, откуда и приехали.
А Марьям апа, говорят, сокрушалась,  вот,  мол, старые дураки, даже адрес не попросили и в гости не позвали. Увидят ли еще...
*     *     *
Время бежит быстро. Говорят, Булат вернулся из армии, живет с матерью. Получили в Москве 'квартиру. Луиза работает в детском садике. Все у них есть. Булат закончил техникум. Работает. И еще говорят, что хочет он приехать к бабушке с дедушкой в свои 25 лет (именно столько было отцу). Пусть, мол,  попробуют отказаться на этот раз.