24. Людские способности

«С тобой мир становится терпимым». Реквием по мечте.
  Воспоминания настойчиво переносили меня в прошлое, на три года назад. И как я не сопротивлялась, передо мной расплывалась картинка давнего эпизода, становясь все больше и больше, пока наконец не поглотила меня.
   Наша дружба только начиналась. Егор перевелся из другой школы, но уже успел заслужить доверие Славы. С ним мы встречались три месяца, и нашим друзьям пришлось смириться с этим и найти общий язык. Впрочем, все было не так плохо, потому что Вика и Тема сразу же начали друг другу нравиться. Намечалась новая парочка в нашем классе. Чтобы закрепить дружбу, а заодно и отметить годовщину, мы отправились в поход. Решили ехать на лесное озеро, в Козельском районе. Мы приготовили все нужное: еду, спальные мешки, палатки, надувные матрасы, спреи от комаров, аптечку, карту, дождевики, а после погрузили их в старый фургон отца Славы, который он дал нам на выходные. Было лето, начало июня, и из-за дождей мы смогли отправиться в путь лишь три дня спустя. Слава вел машину, я сидела возле него, поджав ноги. Уткнувшись носом в его плечо, я обнимала любимого. То и дело меня клонило в сон, и унылые пейзажи за окном в виде мокрых скучных лугов лишь способствовали в этом. Ребята сидели сзади нас, за легкой шторкой. Апрелина, все еще на тот момент закрытая в себе, сидела в уголке и читала какую-то толстую книгу. Спустя столько времени я уже не могу вспомнить название, но это точно было фэнтези, от которого она так фанатела. На ней были коротенькие джинсовые шорты и серая майка, поверх которой висел кулон нашей дружбы, сто раз ранее упомянутый в этой истории. Свои русые волосы Апрелина, как всегда, собрала в две французских косички. Вика сидела по правую сторону от нее и мило флиртовала с Темой. На ней были модно рваные джинсы, цветные кеды и коротенький черный топик. На тот момент она еще не бредила фиолетовым, но в ее прическу уже были вплетены фиалки. На Теме, кажется, были светлые шорты до колен и легкая клетчатая рубашка, в руках он уже и тогда держал любимую гитару. На Кире, сидевшей возле окна и читающей скандальные страницы в интернете, были серые лосины и белый свитшот известной спортивной фирмы: «Найк». На Римме был свободный белый сарафан в пол, с цветочным принтом, оголяющий ее смуглые плечи. Она, не смотря на постоянные ссоры с Кирой, пыталась вовлечь ту в разговор, но подруга игнорировала ее. Игорь и Егор, оба в светлых джинсах и красных футболках, обсуждали детали нового боевика.
   На Славе были полосатые бриджи и футболка со славянскими рунами. Он всегда бредил язычеством наших предков и всякими там друидами, живущим в призрачных античных городах. Дома у него даже была коллекция миниатюр славянских богов и книга преданий о них. На мне были белые шорты в завышенной талией и джемпер с узорами мороженого. К вечеру, ко всеобщей радости, мы были уже на месте и ставили палатки. Пока парни возились с инструкциями и столбиками, Римма и Кира возилась с тушенкой, а Апрелина и Вика собирали хворост, я отправилась вниз, к озеру, искать источник пресной чистой воды. То, что я увидела, настолько поразило и восхитило меня, что я непременно обязана описать причину.
    Темные закругленные выступы холмов, покрытых лесом, спускались к воде, разделенные серповидными вырезами маленьких озерных бухт, сверкающие на закате червонным золотом и колеблющимися зеркалами прозрачной воды. Сияющая синева бескрайнего озера превращалась в лиловую, а ближе к берегу становилась зеленой каймой. Туманная синева холмистой местности укрывала кроны деревьев, угрюмо и грозно чернели глубокие места. Высокие осины и березы затеняли наш лагерь и каменные руины какого-то разрушенного советского здания. Из озера вытекал тонкий, словно ниточка, ручеек, чистый и хрустальный. Он впадал в реку, и та, уже лентой, текла на север. В ней отражались темные облака и месяц, из воды торчали жалкие ржавые сваи: когда-то тут стояли целые заводы. Наверное, это остатки мельниц, про себя решила я. Сбежав вниз по насыщенно-зеленой травке, я остановилась возле колодца и зачерпнула из него ведром воды, которая под последними лучами солнца казалась багровой. Слегка усталым жестом смахнув пряди волос со лба, я окинула взглядом местность. Бескрайние лазурные луга, неровная кромка изумрудного леса с острыми пиками деревьев, над которыми кружились птицы. Стройные ряды белоствольных берез с листочками-сережками, мягкие очертания холмов, резкая линия прекрасного горизонта, маленькие деревянные и глиняные домишки вдалеке, сенокос. На рядом стоящем кусте сирени жужжали шмели и порхали своими крылышками бабочки. Аромат парного молока, скошенной травы и цветущей сливы смешались воедино и щекотали ноздри. Воздух был полон июньской свежести и предвкушения долгого лета. На другом берегу, в маленькой ферме христиан, заржала лошадь и закукарекал петух, чуть подальше издала рев корова и залился веселым смехом ребенок. Мне показалась какая-то тень надо мною, и я, подняв голову, в изумлении застыла. Небо было синее-пресинее, такое высокое и недостижимое. Кипельно-белые облака из-за отсутствия ветра застыли на нем, словно небрежные мазки художника на сапфировом полотне. Из-за эмоций, поглотивших меня, я не могла сделать и движение. Восхищение и детский восторг переполняли меня, хотелось бегать по этому простору и всех обнимать. Смеяться, любить, жить. Нет в этой Вселенной чего-либо прекрасней нашей русской земли.
   Когда я вернулась, костер уже трещал вовсю, в палатках были разложены вещи, а в котелке варилась овсянка. Ее аппетитный аромат щекотал ноздри, проникая все глубже и глубже в меня, маня съесть ее до дна. Мы веселились всю ночь, включив музыку в машине, Кира, пьяная в стельку, уже валялась в кустах, Апрелина ушла от нас и спала в палатке. Вика в открытую флиртовала с Темой, а тот дрожал от нетерпения поцеловать ее. Егор о чем-то разговаривал с Риммой, она то и дело краснела и смущенно заправляла прядь волос за ухо. Игорь, сидя на бревне, в одиночку распивал бутылку пива. Я сидела у Славы на коленях, жар костра окатывал нас, как в парилке. Мы целовались, и когда Слава запустил руки мне под футболку, я раздраженно убрала их. Через несколько минут он повторил попытку, и я зло оттолкнула его.
   - Черт возьми, - прошипела я, - Князев, неужели ты такое животное? Ты хочешь, чтобы я отдалась тебе прямо тут, на пепле и угле, в мусоре и обертках, перед ребятами?
   - Не сердись, зай, - Слава снова притянул меня к себе. - Если хочешь, мы пойдем в палатку. Но в вашей же Апрелина, а в нашу может...
   - Какой же ты мерзкий, - я вырвалась и пошла к озеру. Взъерошив волосы, я подставила пунцовое разгоряченное лицо навстречу луне и закрыла глаза. Я даже не вздрогнула, когда мою талию овили жадные, ненастные руки Славы.
   - Зай, ну к чему эти капризы? - промурлыкал он мне на ухо. - Если ты боишься, что я сочту тебя легкодоступной, то это не так. Вспомни, сколько и как я тебя добивался.
   Я развернулась и смело посмотрела ему в упор. Я чувствовала, как горят мои глаза от выпитого алкоголя, и знала, что назавтра мне будет стыдно за это, но все равно заговорила:
   - Мне плевать на все эти морали и женские хитрости. Я хочу, чтобы это было там, на свеже вспаханной земле. Не спрашивай почему, ты же знаешь, как я люблю Таис Афинскую, а она провела ночь с Птолемеем на пашне. По счастью, у нас похожий случай, - и я увлекла его за озеро. Впоследствии, в моей памяти остались лишь неясные тени и всплески воды.
   Утром мы пошли в лес за грибами и сладкой спелой земляникой. Отстав от ребят, я самозабвенно кружилась, раскинув руки, среди сосен, дубов, берез, лип, каштанов, орешников. Сердце мое билось в эйфории, хотелось кричать, вдыхая опьяняющий чистый запах леса. Как счастливая дурочка, заливаясь радостным смехом, я обнимала стволы кедров, стройных, с зеленовато-голубой мягкой хвоей. Море деревьев простиралось на запад, без видимого конца, и душу охватывал суеверный трепет. Я плясала над ползучими стеблями тимьяна и серебристыми пучками полыни до тех пор, пока Слава со снисходительной улыбкой не вернулся за мной. Набрав двадцать пять килограмм ягод, мы вернулись в лагерь и тут же кинулись купаться. Вода была неправдиво чистой, отражающей волшебное потрясающее небо. Бомбочкой я кинулась в прохладную воду и, не слушая встревоженно-шутливые крики друзей, поплыла к другому берегу. Я ныряла меж кувшинками и выплывала под тенью тополей и осин. После мы долго нежились под солнцем, болтали без умолку и ели арбузы, пока не разболелся живот. Вечером я повязала хлопчатобумажную косынку в горошек на голову и присоединилась к девчонкам, готовящим мороженое из молока, земляники и еживики с малиной, которые они нашли в саду неподалеку. Оттуда же притащили огромную корзину румяных сладких яблок, тогда же Вика и нашла лаванду, и в ее голове зрела идея о фиолетовом миксе.
   Ночью я вновь искупалась в озере и, выйдя на берег, отжимала мокрые волосы. Склонив голову набок так, чтобы капли стекали на рыхлую теплую землю, я задумчиво глядела на луну и гадала, удастся ли нам повторить такой прекрасный поход. Мое внимание отвлек пряной аромат цветов, и перед глазами вдруг появился букет полевых ромашек. От такого сюрприза я ахнула и поцеловала Славу. Тот рассмеялся и, расстегнув мой купальник, увлек в воду. Тогда мы были необычайно взбудоражены и довольны тем, что никто ни о чем не догадался, но если бы я только знала, что за нами следили завистливые лицемерные глаза Апрелины...
   На следующий день мы искали на дне местной речки красивые хрусталики и хвастались своими находками. Егор нашел самый большой и яркий и, под всеобщее одобрение, подарил его польщенной Римме, заслужив поцелуй в щечку. Я ограничилась парой-тройкой и пошла загорать. После обеда мы устроили небольшой фестиваль красок. Достав гуашь и одев белые вещи, мы с детским визгом кидались в друг друга пестрыми комками, разведенными с водой. К концу мы охрипли от хохота и представляли собой мешки разноцветных клякс. Больше всего на мне было синего, выдающее, что больше всего в меня целился Слава, владеющий тем цветом, я же предпочла любимый белый. Мои волосы окрасились в красно-рыжий, и я целый час мучительно мыла их и расчесывала. Ребята еще долго смеялись и мылись, стирали одежду. Это развлечение нам надолго запомнилось, напоминанием же служили совместные фотографии. На прощанье мы съездили на ближайший мост, оказывается, он шел через речушку Клютома, и кинули в волны поспешно сделанные венки из васильков и дикого шиповника, дабы вернуться сюда когда-то. Все венки, кроме моего, распустились на воде и утонули, а мой, несмотря ни на что, продолжал плыть и блестеть под солнцем. Это показалось мне плохим знаком - не для меня, для ребят, - но никто, похоже, ничего не замечал, увлекшиеся обсуждением, на кого похоже то или иное облако.
   Перед глазами проплывали эпизоды совместно проведенных часов. Прогулки по городу, катание на аттракционах, сборы в школу. Вместе с девчонками мы покупали одинаковые канцтовары: закладки, стикеры, маркеры, тетради, блокноты, папки, текстовыделители. Помню, мы долго смеялись, в особенности Слава, когда я купила капроновые леопардовые носки. Потом в школе меня месяца тии называли тигрицей, а я довольно рычала в ответ. Никогда бы не подумала, что спустя некоторое время буду скучать по этим незаметным, довольно глупым мелочам.
                ***
Я бежала по пшеничному полю легкой поступью, едва косаясь земли. Кругом была бескрайняя пшеница, сливающаяся с небом. Мои распущенные волосы развивал ветер, и пряди лезли в глаза, озолоченные солнцем. Ноздри щекотал запах хлеба и дрожей, будоража и вызывая аппетит. Я бежала так быстро и беспроблемно, что, казалось, сейчас взлечу и улечу ввысь, как птица.
  - Нет! - вдруг кто-то закричал. - Не уходи, ты еще нужна в этом мире! На тебе вся ответственность теперь!
  Я упала на мягкие колоски и посмотрела на небосвод. Облака складывались в слова: эрудиция, аналитические способности, образная и эмоциональная память, проницательность, словесно-логическое мышление, чувство ритма, слух и голос, жажда новых знаний, начитанность, любознательность.
  - Кто я? - прошептала я, со стоном удовольствия растягиваясь на ложе природы. Мои ресницы трепетали, одуваемые ласковым теплым ветерком. Июнь. Неужели я дожила до лета?
  - Россия Добрева, - отвечал мне шелест. - Необыкновенная дева... Опора славянской державы...
   Вдруг земля подо мной провалилась, и я полетела в космос. Я кувыркалась прямо в вакууме: раз - память, два - полное управление своим телом, три - генетическая память, четыре - осознание времени, пять - управление материей. Шесть - удвоенная работа анализаторов, и наконец семь - ощущение предела. Два полушария заработали одинаково, во всю мощь, нейроны принимали, посылали и обрабатывали сигналы. Напряжение в каждом атоме стало настолько сильно, что мои легкие стали разрываться от крика муки. Вселенная расползалась передо мной, бесконечная в своих размерах, неизученная, многопланетная. Сила тяжести обрушилась на меня, надавила сокрушительным грузом на плечи. Волосы стали дыбом на голове, наэлектризованные солнечной радиацией в космосе. Я помнила каждую долю секунды своей жизни, могла что угодно делать с телом, и оно слушалось моих приказов. Я помнила жизни моих предков и людей, в чьих жилах текла кровь русских, могла здраво принимать отрезок времени от сотворения мира до апокалипсиса, не боясь его непостижимости и длины. Я могла внедряться в цифровую сеть и выискивать новую информацию, уничтожать ее, создавать сызнова, изменять, как опытный скульптор корректирует умелыми руками мягкую, поддатливую глину. Я могла и видеть, и слышать, и бегать, и улавливать запахи в десять раз лучше остальных, мой сон был более чуток и насыщен сновидениями. И главное, я, как профессиональный пилот, чувствовала пределы емкости в которой находилась: то ли автомобиля, то ли квартиры, то ли целой страны.
  Факты заполняли мое левое полушарие: зарождение скотоводства и земледельства в каменном веке, создание гончарного круга - вращающегося стола, на котором удобно работать с глиной; появление первого металла в быту племен, меди; применения плуга, знакомство с огнем, его добыча. Эволюция людей от обезьяны к современному человеку, расселение по югу и юго-западу Европы, Азии, северной и восточной Африки. Раскол некогда единого материка, Пангеи, на Лавразию и Гондвану, рассыпление и этих двух кусков суши на шесть материков и множество островов, крупных и мелких, известных и необитаемых. Появление индейской культуры в результате этого, отголоски потерянной части монголоидной расы. Ступенчатые пирамиды ацтеков и майя, изумруды и золото богатых отоми. Колоссальные египетские гробницы, возведенные на крови и костях рабов, строивших их. Ни одно творение не стоит человеческих смертей и жертвенного праха, иначе могут считать лишь варвары, невежественные дикари и очерствевшие, затерявшиеся в своем эгоизме и алчности богачи. Мрачное и темное величие культуры и религии Черной Земли, как когда-то называли свою страну сами египтяне, старинные загадочные иероглифы, гласившие древние пророчества, туманные изречения жрецов, фараоны и их жены, осыпанные деньгами и страдающие в своем одиночестве. Шелк, сотканный нежными умелыми руками китаянок и привезенный трудной, долгой дорогой из Срединной Страны. Страшные казни бамбуком в той же Поднебесной Империи, как называют ее иначе. Касты в Индии и их прекрасные апсары, танцы со змеями, черные кудри, сложное выращивание риса. Могучее искусство Крита, его печальные подземные лабиринты, унесшие по легенде не одну жизнь руками чудовищного Минотавра. Подношение вина и почестей быку, священному на том греческом острове, с особой отметкой на лбу. Афродита, прекрасная богиня любви и красоты, вышедшая из морской пены на берега Пафоса с яблоком и розой в руках - атрибутами ее силы. Утонченная эллинская культура, сопровождаемая страстными гетерами и философскими разговорами. Двенадцать олимпийский богов, фонтаны, форумы, спортивные игры. Дикость древней Персии, сжигание прекрасного в Афинах, грандиозный поход Александра Макидонского. Его заботы и победы, любовь к знаменитой Таис, мечта о достижения конца земли, женитьба на Роксане, скифской девушке. Гладиаторы римского Колизея, гонение на христиан, роковые набеги готов. Мрачное величие средневековья, пышное убранство соборов, иконы, пропитанные воском, сжигание «ведьм». Корсеты и кринолины, мантильи и шляпки, открытие Нового Света, миссионерство. Войны и жертвы, насильное обращение, женский страх попасть в восточный гарем. Новые знания, открытия далеких земель, возбуждение от неизвестности.
   Правое же полушарие наполнялось источниками вдохновения и желанием творить, создавать. Мне хотелось рисовать, сочинять, вести дневник, планировать. Я могла составлять композиции из цветов, гербария, лент, вышивать чудесные гравюры. Вдохновением может служить, что угодно, например: дождь, листопад, снежинки, радуга, солнце в руках. Я изменилась, стала совершенной, законченной, моя внешность не изменилась, но я могла вести себя так, словно первая красавица. Я осталась прежней, и это радовало больше всего. Я боялась стать другой под рычагом давления разума, но увидев результат, я поверила в существование души и ее неподвластность мозгу. Я истинно жива и люблю жизнь, я не стала машиной.
   Зрение прояснилось, и я вспомнила, что до сих пор нахожусь в кафе. Посетители удивленно выпучили на меня глаза: еще бы, так кричать. Я буркнула что-то вроде извинения, и они отвернулись, но пару минут некоторые еще оборачивались. Я смущенно уткнулась в меню и предалась своему горю. Жжение в глазах стало нестерпимым, и, не успев осознать этого, я расплакалась. Мучительные рыдания сотрясли тело, долго сдерживаемые слезы хлынули наружу. Страх и печаль, которые я загнала в глубину, вырвались с такой силой, что мне стало трудно дышать. Мне не хотелось, верить в смерть Джии и Павлоса, но совершенный мозг безжалостно, бесстрастно предъявлял этот факт. Казалось бы, я не могла скучать и грустить по друзьям, едва ли зная их, но нас объединяло нечто большее, чем дружеские узы. Мы были частью единого, идентичные в понимании мира и цели жизни; мы бежали от одинакового и искали одно и то же. Это все равно, как потерять близнеца или утратить половину собственной души. Меня обуревали эмоции: страх, разочарование, огорчение, злость, возмущение, непонимание, беспомощность. Когда последняя слеза скатилась по щекам, они иссякли вовсе: внутри меня воцарилась неестественная пустота. Ко мне направились какие-то три мужчины, один из них был немногим старше меня. Я заметила их еще давно, потому что они пялились на меня, как на диковинного попугая. Мной не овладел испуг, если я вообще теперь была способна ощущать эмоции. Мне было все равно: теперь я действительно осталась одна на Земле, и едва ли это могли исправить Саша и Марина либо Слава с Апрелиной. По крайней мере, им не удалось убить меня несколько раз, мелькнула мрачно-ехидная довольная мысль в моей голове, и в конце концов я попалась последней. Мимолетно я вспомнила слова Павлоса про то, что теперь вся ответственность бремени лежит на моих плечах, но не придала этому должного значения. Разве все это имеет цену, когда остальные мертвы; разве сама я, юная и неумелая девушка Рос из Калуги, смогу завершить великую миссию и перевернуть мир?
   О да, смогу, внезапно осознала я и вжалась в спинку кресла. Незнакомцы, все, как на подбор, одетые в джинсы и светлые рубашки, тихо отодвинули стулья и сели напротив меня. Самый старший был жилистым и высоким, седина уже тронула его шевелюру и курчавые усы. Серые глаза смотрели и добродушно, и сурово одновременно, словно оценивали, но в то же время давали надежду на благосклонность оценки. Второму на вид было лет сорок, он был зеленоглазым блондином, его волосы находились в творческом беспорядке. Черты лица я бы назвала заурядными, но не уродливыми, и нечто было в них такое, что выдавало душевную красоту и острый гибкий ум. Третий же, самый молодой, лет двадцати, был русоволосым со смеющимися серо-голубыми глазами в ореоле пушистых, как у куклы, ресниц. Парню явно не сиделось на месте, и он разглядывал меня с открытым любопытством.
   - Ты - Россия Добрева? - спросил средний голосом заурядным, но не лишенным привлекательности.
    - Для друзей, может, и Россия Добрева, а для большинства - изменщица и предательница, - кривая улыбка исказила мое лицо.
   - Так мы и есть твои друзья, - мужчина наклонился над столом и в упор посмотрел на меня. Казалось, зеленые глаза видели меня насквозь, однако это не пугало и не вызывало отвращение, как в случае с Сашей.
   - Маловероятно, - хмыкнула я и, схватив вилку, воткнула ее в его руку. Вернее, я хотела это сделать и была уверена, что смогу это сделать. Но молодой перехватил мою руку и заломил ее мне за спину. Я скатилась на пол и оказалась прижатой животом к креслу. Из рта вырвался сдавленный крик, на глазах навернулись слезы.
    - Денис, прекрати! - прикрикнул на него средний и бережно поднял меня. - Как ты ведешь себя с девушкой?
   - Она хотела сбежать, - смущенно буркнул тот и стряхнул с моего плеча невидимые пылинки. Кажется, он по-настоящему жалел о своей выходке, но я тоже хороша: воткнуть человеку в руку вилку! Похоже, эти недели голода и побегов совершенно одичили меня.
   - Это не повод себя так вести, она ведь напугана. Даже не верится, что ты выпускник Оксфорда! - старший по-прежнему хранил молчание, лишь накручивая усы себе на палец, но я чувствовала, что он главный среди них.
   - Что вам нужно? - прошептала я, и, к несчастью, мой голос дрогнул. Я мысленно и весьма жестоко выругала себя за это.
   - Слабость не порок, а эмоция, недостаток, если будет угодно, - вдруг улыбнулся старший. - Не стоит скрывать своих чувств, это в некотором роде лицемерие. А гордыня не есть одно и то же, что и гордость, и вот она-то как раз порок.
   - Иными словами, - любезно пояснил туманную речь своего приятеля средний, - мы не представляем для тебя угрозы и предлагаем безопасность и некоторые услуги.
   - Вообще-то, все услуги, - усмехнулся младший. - В том числе и не высоко нравственные, пошлые и любовные.
   Мужчина окатил его ледяным, недовольным взглядом, и тот съежился после этого.
   - Что вам нужно? - повторила я уже увереннее и жестче. - Что вы хотите?
   Незнакомцы переглянулись меж собой, на их лицах было беспокойство и растерянность.
   - Россия, - наконец сказал старший, - единственное наше желание полностью совпадает с твоим.
   - Свободы? - нахмурилась я. - Денег? Друзей? Но...
   - Полететь в космос, - буркнул младший и внезапно с любопытством покосился на меня. Я поперхнулась и посмотрела на него, как на сумасшедшего. Таким же взором я наградила и остальных.
   Неожиданно вспомнились все слова Павлоса из того печального фрагмента. Он говорил о космосе: про инопланетян и неизвестную энергию. И то, что все бремя за людскую расу теперь лежит на мне. Но хотела бы я больше всего на свете отправится именно в космос, неизведанный и таящий множество опасностей? Смогла бы я во имя человечества предпочесть холодное мерцание звезд и мрак Вселенной теплому ласковому морю на южных берегах и милому Первоуральску? Я задумалась. После стольких испытаний, как неприятно мне это  осознавать, мои желания стали для меня важнее всего и всех. Я хотела лишь своего спокойствия и забыла, как это: действовать в общих целях. Меня охватил благоговейный трепет: безграничность. Скорость. Стремление. Планеты. Да, я хочу туда. Туда, где начинается космос.
    Я кивнула. Младший поднялся и протянул мне руку.
   - Тогда предлагаю поехать к нам в штаб. У нас есть еда, много, вкусная, - он посмотрел на меня, как на ребенка, которого обязательно нужно приласкать. - Кстати, я Денис, а это, - парень кивнул на старшего, - Юрий Аполлонович и Аркадий Федорович.
   - Можешь звать меня просто Аркашей, - улыбнулся средний.
   Дальше я помнила все, как в тумане. Мы сели в автомобиль и выехали из города. На холмах находился двухэтажный дом с красивой деревянной отделкой и ярко-красной черепичной крышей. Внутри были постелены мягкие ковры и зажжены светильники. В изнеможении я упала на один из пуфиков, Денис побежал на кухню мне за едой. Мужчины сели в кресла с позолочеными ножками в виде львиных лап: единственная деталь, которую я тогда запомнила. Голова ужасно болела, и Аркаша и Юрий Аполлонович с сочувствием глядели на меня. Когда появились дымящиеся лепешки и румяное крабовое мясо, меня едва не стошнило от аромата пищи. Давясь и часто глотая, я набросилась на еду, я помню лишь ту животную потребность и страх, что ее снова заберут. Что все это всего лишь очередной кошмар. Голод, голод, кружилось в моей голове, и желудок скручивало в спазмах. Сперва мужчины просто наблюдали за мной, не проронив ни одного слова, потом же, тревожно переглянувшись, осторожно взяли у меня тарелки. Я вскинула голову и посмотрела на них расширенными от ужаса и ненависти глазами. Во мне забурлила невиданная злость, я готова была тогда на убийство ради кусочка хлеба, пусть даже самого червстого. Стремительно вскочив, я схватила за руки Дениса и с огромной силой притянула его к себе так, что парень вскрикнул от ужаса. В его глазах я увидела отражение самой себя, злую и агрессивную. Это отрезвило меня, и я безвольно позволила Аркаше усадить меня обратно. Он достал плед, укутал меня им и по-дружески обнял за плечи, потому что меня начала бить дрожь.
   - Голод - главный враг человека, - проговорил Юрий Аполлонович, задумчиво скользя пальцами по подбородку. - Он заставляет людей страдать, как физически, так и морально. Неподготовленные к нему люди, незакаленные суровостью жизни, изнеженные и избалованные, быстро ломаются и готовы пойти на все, чтобы вернуть былое пиршество. Они готовы пойти на унижение, предательство, торговлю телом, одиночество. Голод кидает людей в безумство, в панику, в безрассудство, но вместе с тем входит в историю как пямятное, почетное событие, - он хмыкнул и, встав, повернулся к окну. - Взять хотя бы блокаду Ленинграда, когда люди пили мочу и ели мертвечину, многочисленные оккупации во время Первой Мировой Войны. Люди мучились, но не позволят забыть эти муки. Какой парадокс.
   Я во все глаза уставилась на него, остальные же, похоже, привыкли к странностям поведения своего старшего приятеля и не замечали их. Или, по крайней мере, делали такой вид. Денис заварил мне зеленого чая с боярышником и, отдав теплую кружку мне в руки, погладил меня по голове.
   - Прости, я знаю через что тебе пришлось пройти и каково сейчас, но не могу допустить, чтобы ты сейчас много съела. Надо подождать, пока пищеварительная система восстановится после стольких... Хм, пыток.
   Я кивнула.
   - Понимаю. Можно мне в душ? - Денис проводил меня до двери, а когда я вышла, бодрая и цветущая, меня уже ждали в гостиной горячий ужин, пижама из мягкой фланели и малиновый спортивный костюм. Как сконфуженно объяснил Денис, это все, что он нашел от младшей сестры. На ночь меня расположили в комнате с балконом, самой большой и уютной. - Почему вы выбрали именно меня? - спросила я парня, когда он зашел пожелать мне спокойной ночи.
  Денис остановился посреди комнаты и долго смотрел на меня, словно проверяя нет ли в моих словах подтекста.
   - Потому что ты - самый лучший и незаменимый специалист. Таких больше нет, - наконец сухо ответил он и вышел, погасив свет.
   Я включила настольную лампу и ночник над изголовьем кровати: в тишине и темноте не хотелось оставаться один на один со своими мыслями. Я еще не знала, как мне следует относиться к новым знакомым. Бояться, остерегаться или быть признательной, милой? Ненавидеть и презирать или попытаться завязать дружбу? Эмоции завязались в тугой комок, и я понятия не имела, как поступить. Сбежать, остаться и потребовать, чтобы меня не преследовали? Помочь?.. Убить их? Я вздохнула и опустилась, готовясь лечь спать, но вдруг в поле моего зрение попал ловец снов, валявшийся на полу возле прикроватной тумбочки. Заинтригованная, я наклонилась и подняла его, перышки щекотали ладони. Кварцовые белые бусинки, овитые вокруг розового обода и паутинки, мелодично позвякивали, звонко переливаясь, и что-то в этом талисмане привлекало меня. Завораживало. Очарованная, я покружила его перед лицом, не сводя глаз с центрального отверстия; вокруг все расплылось. Ощущая, как на лбу выступают капельки пота и напрягаются все мышцы, я сосредоточила свое внимание на перышках. Мой мозг напряженно работал, импульсы мгновенно передавались по всем нервным каналам. Воля разума была настолько велика, что я, казалось, была наэлектрелизована вся, от пят до кончиков волос. Мое дыхание стало хриплым и прерывистым, усилилось сердцебиение, интенсивность мимики лица катастрофически упала. Все это напоминало предынфарктное состояние, но в то же время я сознавала, что со мной все в порядке. По крайней мере, в буквальном смысле.
   Наконец, перышки затрепетали, словно под дуновением вечернего ветра, и плавно поднялись вверх. Ликование перемешалось внутри меня со страхом и недоверием, и я выронила амулет. Это было нечто противоестественное, но одновременно и самое ожидаемое. Я никак не желала принимать тот факт, что уже больше не являюсь простой девчонкой из Калуги, заурядной и примитивной Рос или Росси, и что способна вытворять не только такие вещи. Какая-то часть меня жаждала вернуться к истокам, к первоначальной жизни, все вернуть на круги своя и исправить ошибки. Но в то же время я здраво понимала, что скучаю не по людям, а по воспоминаниям. Тех людей, которых я теперь знаю, таких Славу и Апрелину, даже Вику и остальных, я не люблю и никогда не изменю своему слову. Таких друзей у меня никогда не было, они изменились и перестали быть собой. Мне не хватает не их самих, а призрачных бликов эмоциональной памяти, информации, как пластинка, крутящейся в голове. Соответственно, я не должна жалеть о том, что случилось. Иначе невозможно, я должна идти вперед, а не тормозить себя своей же слабостью. Особенно, если в основе лежат жертвы Павлоса, Джии и многих других. Игорь и Римма тоже, честно говоря, внесли огромный вклад в это.
   Я посушила волосы, впервые за долгое время, спокойно и безмятежно, засыпая под шум фена. Помнится, в последний раз я так сушилась восемь месяцев назад, в квартире тульской подруги. До начала всей этой заворухи. Я собрала волосы в привычный хвост на затылке и, укутавшись в одеяло, спустилась вниз. В гостиной было тихо и темно, лишь при лунном свете стоял Юрий Аполлонович. Он не испугал меня, но сильно озадачил.
   - Почему вы не спите?
   - В моих годах стыдно тратить время на такую пустяковую потребность, Россия Добрева. Когда ты доживешь до моего возраста, то поймешь, - он по-прежнему стоял ко мне спиной и даже головы не повернул. Я плюхнулась на диван.
   - Но почему вы именно здесь, а... А не заняты какими-то делами, раз так экономите время?
   - Когда стоишь на грани загробного мира, одной ногой здесь, а другой - там, все приобретает другой оттенок и иной смысл. Больше ценишь луну, безмолвствие, космос. Философствуешь.
   - С чего вы взяли, что я доживу до старости? - я взяла печенье из вазы на столе и надкусила. - В смысле, откуда такая уверенность, что я не умру раньше?
   Юрий Аполлонович наконец обернулся ко мне и криво улыбнулся. Луна серебрила его левую половину седых волос, отчего пряди искрились.
   - Потому что я верю, Россия Добрева. Верю в тебя и в твои способности. Мы ни разу не спросили, а ты ни разу не похвасталась и не пожаловалась, но тем не менее я знаю, что ты используешь свой мозг на все сто процентов. Я не глупец и не сплетник, у меня нет мотива болтать об этом кому-либо. Главное: терпение, запомни это хорошенько, Россия. Пройдут дни, месяца, года, возможно, даже целые века, но ты станешь гордостью нашей страны и тебя будут вспоминать с почетным трепетом, как Петра Великого или Александра Сергеевича Пушкина. Только надо не терять надежды, не унывать и не опускать руки. Тебе я, наверное, кажусь странным, недалеким, быть может, даже сумасшедшим, но не волнуйся: тебе я зла не причиню.
   - Ваши слова означают, что вы все-таки кому-то можете причинить зло, - я вздрогнула. - Ко... Кому?
   - Твоим врагам, Россия Добрева, - он искренне улыбнулся и взъерошил себе волосы, как мальчишка. - И не один я: тебя будут многие оберегать. Ведь ты - спасение, спасение нас самих и нашего наследия.