Резервация. Лабиринт. Глава 13

Моника, мутант, 21 год.
***
   Боль была такой сильной, что хотелось орать в голос. Онемение в ногах прошло, видимо, яд постепенно растворился, теперь её мучила жажда - организм стремился вымыть отраву, вывести самым простым и естественным путём, с жидкостями тела, а их требовалось восполнять. Моника сильно потела остро пахнущей аммиаком испариной, пряди волос, выбившиеся из косы, липли к лицу, кожа на ногах невыносимо зудела, а в мышцы на каждом шагу словно вонзали десятки раскалённых иголок.
   - Суки. Лучше б вы меня сразу доели, - обругала она бабочек. Наверное, знай, что отходняк будет таким паршивым, предпочла бы умереть безболезненно, когда был шанс. Сейчас она почти завидовала Контре.
   Очередной проход вывел в небольшую пещерку, пол которой был устлан костями и косточками разных размеров - целыми и раздробленными, на многих виднелись следы зубов. Видимо, это было логово хищника, но в таком случае оно давно пустовало - практически не было вони, ни экскрементов, ни зверя, ни разлагающихся останков. Не было и второго выхода, в чём убедилась девушка, обшарив лучом фонаря стены. Зато наверху, в потолке, была дыра, причём потолок был не сказать чтоб особо высоко, всего ярдах в трёх с половиной. Если бы у неё был крюк... Или попытаться найти подходящую кость, достаточно крепкую, чтобы выдержала её вес, и достаточно длинную, чтобы, перегородив часть пролома, она послужила якорем? "А зачем мне вообще наверх?" - задала себе вопрос Моника. Впервые за всё время. И не смогла ответить. Искать людей? Не факт что повезёт так же, как с Контрой, шанс встретить в Резервации какую-нибудь сволочь в разы выше, чем найти того, к кому не страшно ночью повернуться спиной. Пищу? Её можно найти лишь у людей, а тут смотри пункт первый. Может, разумнее было вернуться к реке да попытаться узнать, съедобны ли слизни. Порталы? Да, пожалуй, порталы - аргумент. Убраться отсюда в какой-нибудь уютный мирок, где будет небо над головой, трава под ногами и тебя не будут стараться сожрать.
   Но это потом. А пока нужно отдохнуть. И эта большая нора выглядела достаточно привлекательной для усталой девушки. Соорудив у входа небольшую баррикаду из костей и черепов, своего рода сигнализацию, на случай если ошиблась с выводами и хозяин всё же вернётся, Моника села у стены, с наслаждением вытянув ноги, положила рядом кость поувесистее, пристроила под голову тощий пакет с вещами и попыталась уснуть.
   Не получалось. Мешала боль. Моника достала аптечку, перечитала листок с инструкцией, но лишь убедилась, что, хоть о выживании изгоев худо-бедно позаботились, но делать их жизнь легче никто не собирался, обезболивающего в аптечке не было. На всякий случай вколола себе антибиотик, хотя против яда он явно был бесполезен. С сомнением повертела в руке флакончик "биокожи" - чудо-средства, заменяющего и бинты, и, в случае не очень серьёзных ран, даже хирурга. Доза "биокожи" содержала универсальные стволовые клетки и некоторое количество нанитов, и ещё целый список веществ, стимуляторов и ферментов, что позволяло моментально останавливать кровь, очищать рану от токсинов и грязи и восстанавливать мышечную или кожную ткани очень быстро. Правда, годилось средство лишь для поверхностных ранений, залить в проникающее - получишь комок беспорядочно сросшихся сосудов, органов и мышц, так что потом накакой хирург этот гордиев узел не распутает, только иссекать.
   Что-то выпало из пакета - блокнот, о котором Моника успела забыть. Сунув аптечку обратно, девушка пристроила фонарик поудобнее и раскрыла дневник мертвеца наугад, ближе к концу.
   "С Днем рождения тебя, милая Рэйчел. Черт, сейчас почку бы отдал за коробку шоколадных конфет и кофе. Даже странно понимать, как не хватает самых простых вещей, которые раньше были так обыденны. В последний год мы с тобой раздражали друг друга. Да, теперь я могу это признать. Наш брак катился под гору, и да, это было одной из причин, почему я сейчас здесь, а не дома. Прости меня.
   Нас уже пятьдесят девять. За месяц мы потеряли восемнадцать человек. Томпсон решил запретить вылазки в порталы. Мы возмущались, но больше для вида, честно сказать. Кажется, никто уже не верит, что мы найдем дорогу домой. Забавно, но, по-моему, подсознательно этот факт ребята приняли уже давно, хотя говорить так вроде и не принято. Выдают мелочи: наши комнаты теперь выглядят уютнее. Это уже не похоже на отель, это похоже на дом: вещи распакованы, на подоконниках какие-то безделушки, притащенные из внешних миров... Гурьев даже соорудил самогонный аппарат, гордо именуя его перегонным кубом, и гонит весьма приличный спирт, загадочно закатывая глаза, когда кто-то пытается узнать, из каких, собственно, исходников.
   Снова приходили те парни в белом. После прошлого раза Томпсон не подпустил их к замку ближе чем на сто метров, просто полоснул из лазера по земле перед их ногами. С управлением турели он обращается так, будто она продолжение его тела. Когда я сказал ему об этом, он рассмеялся и сказал, что в юности был тем еще задротом. Теперь он не впускает к нам вообще никого, и даже начал налаживать автоматическое управление турелями, срабатывающее на тепло. На резонный вопрос, как теперь мы сами вернемся в замок после очередной вылазки, он проворчал, что в ближайшее время вылазок не будет, во всяком случае, пока мы не закончим с машиной.
    Я и еще трое парней не хотим сдаваться. Правда, когда мы об этом заявили на общем собрании, Томпсон пригрозил сломать нам ноги, и выглядел серьезно. Я его понимаю, он чувствует за нас ответственность. За эти годы старик стал нам чем-то вроде отца. И я понимаю, что мы ведем себя как непослушные дети, но, Рэйчел, у нас нет выбора: мы хотим домой. Я хочу к тебе, к Карлу. Утром мы уйдем, это решено. Возьмем с собой оружие и припасы, и будем "хлопать дверью" столько раз, на сколько хватит наших сил."
   Прикрыв глаза, Моника задумалась. "Парни в белом"... Вот и ещё одна загадка. Речь об изгоях? Проверила дату - да, чуть меньше года. Значит, кто-то из первых партий ссыльных контактировал с потерянными учёными, и тем контакт по вкусу не пришёлся, раз уж этот Томпсон встречает их стрельбой. Интересно, если ей всё же удастся найти лагерь, не пристрелят ли и её? Хотя, как его теперь найдёшь, пометка-ориентир сгорела в оазисе вместе с деревом, на котором была сделана. Кстати, выходит, что самоубийца провисел в петле меньше года. Моника хотела было заглянуть в конец блокнота, посмотреть дату последней записи, когда вдруг услышала наверху голоса.
   Чертыхнувшись, выключила свет. Заметили? Скорее всего, в кромешной ночной тьме Лабиринта его видно было издалека. Обругав себя за беспечность, Моника замерла, прислушиваясь. Шаги, потом вниз упал луч желтоватого света, приглушённый, неяркий. Осветил груду костей на полу, сместился.
   - У меня лазган! - уверенно соврала Моника.
   - У меня тоже, - ответил мужской голос наверху, - Ты одна там?
   - Нет, со мной семь гномов, - съязвила девушка. Уйти в проход, потом вернуться? Бежать она не сможет, но не факт что её будут преследовать, проверять наличие у неё лазгана на своей шкуре кому захочется? Поднявшись на ноги, Моника, держась за стену, пошла к выходу, не сводя глаз с пролома.
   - То есть помощь не нужна? Ну ладно.
   Луч исчез. Сбитая с толку Моника остановилась. "Сука, сломал шаблон," - подумала она, а потом позвала нерешительно:
   - Эй... Ты ушёл?
   - Практически, - ответил мужчина, - А что?
   Моника молчала. Действительно, что? Попросить помочь выбраться? Вроде бы ей не пытаются угрожать, и даже выманить... Или это такая ловушка? Как бы она действовала, желая извлечь добычу из норы, не повредив шкуру, ни свою, ни её? Вот то-то и оно.
   - Нет, ничего, -  Моника шагнула в проход, и тут же закричала: лица коснулись лёгкие крылышки, знакомый запах заполз в ноздри, отзываясь рвотным спазмом.
   - Эй, что там у тебя? - обеспокоенно спросил голос.
   - Бабочки! - крикнула Моника, отмахиваясь. Опять включился фонарь незнакомца, в его луче заметались две крылатые чёрные тени.
   - Не дай им себя укусить! - сказал мужчина. Сверху упала верёвка. - Быстро сюда!
   "Их всего две," - подумала Моника. Больше кусачих тварей из прохода не показывалось. Значит, можно идти, пока этот заботливый не спустился.
   - Иди к чёрту, - огрызнулась она, - С твоими предупреждениями запоздалыми. Эти твари мне вчера все ноги изгрызли.
   Голос выматерился.
   - Чешутся?
   - Что? - не поняла Моника.
   - Ноги чешутся? - уточнил мужчина. В голосе слышался акцент, из-за которого некоторые слова Моника понимала не сразу.
   - Да ужас как, - честно ответила она.
   - Плохо... Они тебя не грызли, мисс. Они тебя трахали.
   - Что?! - она подумала, что опять неправильно поняла слово, хотя что тут можно перепутать? - В каком смысле?
   - В прямом. Они яйца под кожу откладывают. Из них личинки вылупляются, ну а дальше ты в курсе, если биологию учила.
   - И... что делать? - горло сдавило. Моника представила, как её заживо жрут здоровенные белёсые черви, как ходит буграми кожа, когда эта дрянь перемещается под ней, как выползают они из прогрызенных отверстий, мерзкие, медленно шевелящиеся... Картинка, как всегда, была живой и чёткой, от отвращения затошнило.
   - Плакать, потом застрелиться. Или... Так... Сколько точно времени прошло? - спросил мужчина.
   - Не знаю... Я же без сознания была.
   - Сутки? Больше? Меньше?
   - Ну... Скорее, меньше, - с сомнением ответила Моника.
   - Подойди. Покажи ноги, - скомандовали сверху. Моника послушалась, сразу. Теперь незнакомец не казался угрозой, скорее, стал надеждой на спасение. Сверху показалось лицо - сложно было рассмотреть черты, Моника видела бороду и поблёскивающие отражённым светом глаза. Она вытянула ногу перед собой, подставляя её под луч света. Мужчина выдохнул с облегчением.
   - Повезло. Хватайся за верёвку, удержишься? Вытащу.
   Моника кивнула. Привычно сунув пакет за пазуху, обеими руками ухватилась за верёвку, та тут же пошла вверх, легко, как морковку с грядки, выдернув девушку из-под земли.
   - И где твой лазган? - язвительно спросил бородач. Мужчина был крупный, выше миниатюрной Моники на голову, и шире, пожалуй, раза в два.
   - Мне можно помочь? - она не стала оправдываться. Не дурак, поймёт не только то что блефовала, но и причину блефа.
   - Если очень поторопимся, - ответил мужчина. Потом произнёс куда-то в темноту: - Арни! Всё в порядке.
   Из тьмы выступил парень, невысокий, темноволосый и узкоплечий, с правильными чертами лица. Одет он был так же, как и Моника, в белый комбез. В одной руке он держал лазган, а в другой - верёвку. Другой конец верёвки был привязан к ошейнику, а тот, в свою очередь, находился на шее той самой стриженой женщины, что взорвала пса-монстра и сожгла оазис.
***
   Машинально Моника шарахнулась назад. Девка-мутант пугала её больше, чем стоявший рядом мужчина. Мелькнувшая было на лице стриженой надежда исчезла, она опустила голову, глядя себе под ноги. Брюки на бедре её были то ли прожжены, то ли разорваны, в прорехе была видна кожа со здоровенным свежим рубцом, розовым, гладким - такие остаются после обработки "биокожей".
   - Спокойно, не укусит, она в наморднике, - произнёс бородач, проследив взгляд девушки. - А вы, я вижу, знакомы?
   - Виделись один раз, мельком, - ответила Моника, - А... почему она... так?
   - А ты, по-моему, догадываешься, судя по реакции. Но, чтоб ты себе ничего не выдумывала про нас с Арни плохого, поясню: она убила двоих моих друзей. Я мог бы её просто пристрелить, но будет суд. Да, здесь у нас есть нечто вроде общества, со своими законами. Если хочешь, присоединяйся.
   Стриженая тихо и зло рассмеялась.
   - Если хочешь, да. Беги, ду...
   Короткий тычок под рёбра обрубил остаток фразы. Парень, Арни, что-то тихо сказал стриженой, потом перевёл взгляд на Монику. Почему-то он ей не нравился. Да и вся ситуация не нравилась. Но ноги...
   - Он врёт? Насчёт друзей? - прямо спросила Моника женщину. Та вскинула голову, посмотрела ей в глаза, внимательно, потом нехотя ответила:
   - Нет... Не врёт. Но...
   - Лирика потом, - оборвал её бородач. - Если хочешь жить, пойдёшь с нами в лагерь. И поверь, сейчас не мы твои враги, сейчас против тебя работает время.
   Монику раздирали сомнения. Но бежать... Даже если бородач врал, даже если нет никаких червей - есть два лазгана. А бежать она сейчас попросту не может. Вздохнув, Моника проговорила:
   - Да, лирика потом. Где там этот ваш лагерь?
***
   Шли быстро, втроём - бородач, представившийся Горацием, пропал куда-то, чтобы спустя несколько минут появиться уже на стене. Он направлял их движение, иногда короткими окликами, иногда - светом фонарика. Идти оказалось недалеко, очень скоро послышался свист, затем ответный, и из темноты появились ещё люди, тоже бородатые, одетые так же как Гораций, вооружённые кто чем - от ПП до луков, у каждого в руках факел. Сразу стало непривычно светло, Моника даже прищурилась, разглядывая встречавших сквозь ресницы.
   - В аду, похоже, день открытых дверей, - произнёс тот, что шёл во главе небольшого отряда. Шею и руки его густо покрывали татуировки - черепа и игральные кости. Моника сначала не поняла, о чём он, а потом сообразила, как выглядит - вся в засохшей крови, своей и Контры, вдобавок перепачканная чёрной пыльцой, да ещё и воняющая так, что с подветренной стороны никому лучше бы не стоять.
   Наверху что-то звякнуло, Гораций спустился со стены, подошёл к татуированому, что-то тихо и быстро сказал. Тот вскинул брови, внимательно глянул на ноги Моники, потом перевёл взгляд на стриженую, кивнул Арни.
   - Пойдём, отведу тебя к Долорес, - сказал он Монике, давая знак идти за ним.
   Вход в лагерь был совсем рядом - они дважды свернули вправо, прошли в арку, потом откуда-то потянуло мочой и дымом. Ещё поворот - и Моника увидела пролом в стене, большой, неровный. Из пролома лился свет, оранжевый, пляшущий - горели костры.
   Лагерь напоминал помесь индейской стоянки и туристического кемпинга. Во всяком случае, вигвамы из натянутых на шесты шкур в точности повторяли те, что видела Моника на картинках. Видимо, это был один из оазисов, размеров его сейчас оценить она не могла из-за темноты, но вдалеке, вверху, на стенах, видела свет, факелы или костры, непонятно - не менее чем в миле. Ещё два костра жарко горели рядом, у огня сидели люди, трое бородатых мужчин и одна женщина, одетая в джинсы и камуфляжную куртку. На земле, сухой и вытоптанной, покрытой редкими клочьями сухой травы, стояла шахматная доска. Женщина играла белыми, и, похоже, выигрывала.
    - Долорес, - позвал татуированый, - Грек привёл новенькую. Погляди, что там с ногами. Сказал, бабочки.      
   Женщина поднялась, бросив противнику:
   - Тронешь фигуры - кастрирую. Дважды.
   Невысокая, тёмно-русые волосы, старше Моники лет на пять, точнее сказать сложно. Крепкая, лицо скуластое, черты крупные, несколько грубоватые, но в целом привлекательные. Окинув Монику с головы до ног внимательным взглядом, Долорес поманила её ближе к огню, затем присела рядом на корточки, плюнула на рукав и потёрла кожу на ноге, смывая грязь и кровь, чтобы рассмотреть ранку. Тонкие, сильные пальцы с коротко, до мяса обрезанными ногтями прощупывали ногу быстро и деловито.
   - Бабочки. Боль нормально переносишь? - спросила Долорес.
   - Нет, - ответила Моника, вернее, пискнула сдавленным голосом: такие вопросы просто так не задают.
   - Хорошо, - невпопад ответила Долорес, потом свистнула дважды, коротко. Из темноты появилась девушка. Совершенно голая.
   - Кипяток, ветошь, нож, спирт, антисептик и "кожу". Два крючка, и еще палку захвати или ремень, в зубы ей, - сказала ей Долорес. В животе у Моники похолодело: список был зловещим, а обезболивающего в нём опять-таки не было.
***
   Ошиблась. Обезболивающее таки было - спирт. Правда, помогло слабо. Следующий час (сутки? Год? Вечность?) был пыткой, в прямом смысле: Долорес находила места укусов, вскрывала, крючками выковыривала длинных, тонких червей - чёрных, а не белых, как представляла себе Моника. Её держали трое мужчин, причём ни один не упустил возможности хорошенько полапать. Но это было такой мелочью по сравнению с болью!
   Временами на крик приходили любопытные, стояли некоторое время, потом исчезали. Дали ещё спирта. Боль не стала меньше, но в голове затуманилось. Моника даже не потеряла сознание - скорее, погрузилась в некое состояние между реальностью и полным боли сном. А потом, вечность спустя, боль притихла, свернувшись в ногах десятками маленьких колючих клубков, живых, иногда шевелящихся, но постепенно исчезающих.
***
   Проснулась днём. Серый свет проникал сквозь десятки мелких отверстий с переплетении сухой лозы - потолок, стены и пол домика, или, скорее, сарайчика, в котором сейчас лежала на куче шкур Моника, были сделаны из чего-то вроде циновок. Рядом, за такой же плетёной стеной, кто-то сладко постанывал. Видимо, эти звуки и разбудили, потому что снилась какая-то порнографическая муть.
   Ноги почти не болели, но дико хотелось пить, а слабость была такая, что Моника едва смогла приподняться на локти, чтобы оглядеться. Хотя смотреть было особо не на что - стены, шкуры, несколько мешков из тех же шкур около стены, занавес, опять же из шкуры, отделяющий её комнату, размером десять на десять шагов, от соседней, той самой, где кому-то было хорошо. И второй такой же, прикрывающий вход.
   Моника была голой - и чистой. Кожу тщательно отмыли. Ноги - все в розовых пятнышках свежих рубцов. Девушка села, чувствуя лёгкую тошноту. Во рту было на редкость мерзко.
   - Проснулась? - крохотного роста пухлая брюнетка гибким движением просочилась в комнату со двора, ухитрившись практически не задеть завесу. Чёрные быстрые глаза, татуировка - змейка, обвивающая запястье, ползущая по предплечью к локтю. Красиво - как браслет. Кроме татуировки, на девушке ничего не было.
   - Почему мы голые? - спросила Моника хриплым, не своим голосом. Видимо, спросонья вопрос показался самым важным.
   - Потому что рабыням так положено, - просто ответила брюнетка, - Пей.
   Она поднесла к губам Моники флягу с чем-то, остро и приятно пахнущим травами. Напиток был тёплым и горьким.
   - Много пей. В тебе яд. Всё время пей. Я Лейла.
   - Моника, - ответила девушка, - И с места про рабынь поподробнее, пожалуйста.
***
   Уклад жизни у Серых был прост. Есть Серые, есть рабыни и есть мясо. Рабов - нет, ты либо воин, либо пища. Да, они были людоедами, Лейла упомянула об этом легко и вскользь, как о само собой разумеющемся, а на вопрос Моники, подумавшей было, что ослышалась, пояснила: а как иначе? Концентрата не напасёшься, охота за порталами дело слишком рисковое, поди пойми ещё, кто там на кого охотится, а посылки с Земли приходят редко, без графика, раза два в месяц, и успеть к ним надо раньше чем зверьё растащит.
   У женщины, попавшей в лагерь, один путь - в "Чайный домик". Ходить нагишом, "нет" не говорить, ну и готовить, стирать да штопать, всё как обычно.
   - Будешь правильная, никто тебя бить не будет, баловать будут, любить. Ты красивая. Первую недельку, конечно, враскорячку походишь. Потом ничего, привыкнешь.
   - А сбежать? - спросила Моника, удивившись, как жалобно прозвучал посаженный голос.
   - А куда? - искренне изумилась Лейла, - В Лабиринт? Там одиночкам попадёшься, совсем хана будет. Или звери сожрут. Это ещё если наши не поймают, чтоб наказать. Зачем бежать?
   "А ведь она и правда не понимает," - изумилась Моника. Это как же надо было жить, чтобы такое казалось нормой? Сама она, скорее, вернулась бы на второй уровень, к слизням. Но Лейле об этом лучше не знать... Видимо, есть люди, рождённые для того чтобы быть рабами. Готовые променять волю и гордость на сытость и безопасность.
   В соседней комнате тем временем затихли. Колыхнулся занавес, вышел мужчина, на ходу затягивая ремень с самодельными ножнами. Бросил сытый, но заинтересованный взгляд на Монику. Та едва подавила желание зарыться в шкуры до самой макушки - нельзя, никогда нельзя показывать зверю, что боишься. Ведя себя как жертва, лишь провоцируешь агрессию. Ей ли не знать.
   - Она болеет, - внезапно пришла на помощь Лейла. - Бабочки.
   Мужчина хмыкнул, но кивнул, шлёпнул Лейлу по упругому заду и вышел, оставив после себя крепкий запах мужского пота.
   Лейла продолжила ликбез. Где брать воду для стирки и мытья, где для готовки. Куда ходить в туалет - загадить лагерь было бы глупо, а потому вёдра с помоями рабыни выносили в другие коридоры, мимо одного из которых шла вчера Моника. Табу - никогда не спрашивать, за что приговорён. Иерархия: главный - Бойлер, он лысый и бородатый, один тут такой, потом Долорес, его жена, дальше - Гораций, потом Гудини, тот самый татуированный, и Книжник, рыженький такой, добрый. Остальные все наравне, Серые и Истинные.
   - Истинные? - переспросила Моника. Голова уже гудела от обилия информации.
   Истинными называли женщин-Серых. Ещё из тех, первых партий, когда сюда ссылали только настоящих преступниц, а не всякий сброд (тут Моника вскинула брови, но уточнять не стала). Есть маленький шанс попасть в их число, но только через поединок, а кому оно надо? "Мне," - подумала Моника, и уже собралась было расспросить подробнее, но в "Чайный домик" вошла Долорес, а следом за ней Гораций. Вид у грека был виноватый.
   - Вот об этом, - явно продолжая начатый не здесь разговор, проговорила женщина, наклонилась, поймала запястье Моники и показала Горацию принт.
   - Она грязная была, - ответил он, зло сверкнув глазами.
   - Тебе повезло, что у неё В. Нам повезло, - "нам" Долорес выделила интонацией. - Двух мутанток в лагерь приволок. Комбо!   
   - Ошейник... - стараясь говорить спокойно, сказал грек. Долорес явно собиралась рассказать, что думает об ошейнике и Горации, но их прервали.
   Вошёл худой, совершенно лысый человек. Борода с обильной проседью, хотя лицо молодое. Взгляд острый, внимательный, какой-то... "Насквозь пробирает," - передёрнулась Моника. Осторожно отняв свою руку у Долорес, она прикрыла грудь, подтянув к себе колени. Под этим взглядом хотелось либо вытянуться в струнку, либо стать как можно меньше и незаметнее. А ведь Бойлер ничего даже не сказал! Откуда такая реакция? Какая-то подавляющая волю мутация? На руке мужчины Моника разглядела принт. Класс А.
   - Моник Мирабль, - произнёс Бойлер на французский манер, присаживаясь на корточки напротив Моники. Моника вздрогнула: это был её псевдоним, под которым она выступала в арт-театре. - И каким же ветром тебя занесло к нам, Волшебница?