Целиноград, Главпочтамт, До востребования ч. 7

ЦЕЛИНОГРАД ГЛАВПОЧТАМТ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ч.7
ч.1.http://maxpark.com/community/1851/content/3636811
ч.2. http://maxpark.com/community/1851/content/3639206
ч.3.http://maxpark.com/community/1851/content/3642917
ч.4. http://maxpark.com/community/1851/content/3650079…
ч.5.http://maxpark.com/community/4707/content/3656061
ч.6.http://maxpark.com/community/4707/content/3660790



После первой сессии у меня повышенная стипендия — целых 35 руб!

На 31 день. (Простая — 28).

(Тогда как-то не задумывался - это всего лишь 1,12 и 0,90 руб. в день)

Стипендию получили — живём, братцы!

И не только «братцы», но и «девочки»!

(Ведь это они умудрялись и нас подкармливать в ответ на наши не всегда преувеличенно льстивые похвалы в их хозяйственности и умении вкусно готовить. Но кто готовил «обеды» в общаге? Хотя даже картошку можно невкусно пожарить!)

И тогда вёл я Свету С. в одно из приличных заведений, где, я уже знал, есть свежие пиво и РАКИ, которых она любила, а я до этого и в глаза не видел!

Приучила она меня пить и томатный сок, который в пионерлагере менял всё равно на что. (С тех пор я пью его с удовольствием и даже считаю, что именно благодаря тому, что в Атланте выпивал чуть ли не до 5 литров сока в день, я «восстановился» после операции гораздо быстрее, чем раньше. Спасибо, Света!).

Еще она любила конфеты, особенно- шоколадные. А уж если они ещё и с орехами!.. И надо сказать, что плиточка «Алёнки» меня не раз выручала.
(Привет и спасибо Алёнкам! Я добро не забываю!)

Ну а тех, с кем за эти годы прошел сквозь огонь, воду и медные трубы я помню всегда. Жаль, что до сих пор мне не удалось разыскать ни ее, ни кого-нибудь хоть что-нибудь знающих о ней.

Главное, чтобы все были живы. Тогда и надежда есть.

Как можно забыть Женю Андреева?(см.фото)

Он как-то сразу «ворвался» в наш тогда уже второй курс, переведясь из карагандинского мединститута. Небольшого роста крепыш с сильной близорукостью, он был очень общительный, остроумный, но жутко циничный, чем даже бравировал, шутя иногда на «грани фола».

     Естественно, что это не всем нравилось и Женька довольно часто ввязывался в неприятности. (Очевидно, поэтому, зная его характер, родители и перевели его «домой»).

Учился он на другом потоке, но мы как-то быстро подружились. Может быть, потому, что я спокойно и с юмором реагировал на «подначки» и умел вовремя удержать его, когда он, хорохорясь, начинал задираться с кем-нибудь.

    Тут важно было не упустить момент, когда он начинал поправлять очки не привычным тычком в переносицу, а берясь за дужку, потому что это могло быстро перейти в состояние, когда он снимал очки и прятал их куда-нибудь.

    Если на первом этапе его еще можно было отвлечь, «переключить» внимание на что- то другое (чем смена неожиданней, контрастней, тем эффект был надежней), то вот на втором — его уже надо было брать по-борцовски «на захват» и просто утаскивать.

     «Просто» на словах, т.к. надо сказать, что хотя он и был ростом не выше меня, но в плечах был «поширше», «накачаннее», весом потяжелее, так что меня (собственно говоря, в подобных острых ситуациях - нас обоих) выручала только моя цепкость.

     Я уже упоминал, что писал конспекты некоторых лекций и Женя как-то попросил их, чтобы переписать, но, в ужасе от моей «скорописи», тут же от этой идеи отказался и предложил готовиться в сессию вместе.

     Так, благодаря моему почерку, я и попал к нему домой и познакомился с этой чудной семьей. Когда его отец, крупный, громкоголосый мужчина, главный прокурор бывшего края, а теперь области, одевал свою форму со всеми регалиями, то это было олицетворением суровой власти.

     А на деле он был очень теплый, домашний человек с отличным чувством юмора и блестящим знанием литературы. Стихи мог читать часами, если бы было у него на это время.

     Такая же «домашняя» была и мать Жени, Анна Михайловна, которая через пару дней наших совместных с ним занятий допоздна, решила, что нечего мне мотаться в такую даль в общежитие и терять на это время.

   С того дня мне была выделена раскладушка и свое место за столом.

   Занимались мы в «детской» комнате, откуда он выгонял младшего брата Лешку, которому тоже хотелось играть своими игрушками в своей комнате, из-за чего бывали стычки. Но с Женькой не особенно поспоришь, особенно, когда «он занимается!»

    А занятия у нас проходили очень интересно и своеобразно.

   Предметы, по которым у меня были конспекты, мы «проходили» быстро и эффективно, чего не скажешь о тех, лекции которых даже я не мог записывать- по философии, политэкономии, или физиологии. Тут уж поневоле приходилось браться за учебники, которые «местный» Женя доставал по другим «каналам» (книг тоже не хватало в нашей библиотеке).

    А надо сказать, что такого мгновеннодействующего и безотказного снотворного, чем академические издания по этим предметам, или учебник Быкова я не встречал за всю свою последующую врачебную жизнь.

Выручали карты.

Точнее, игра в «чешского дурака» (приношу извинения, если эта игра имеет другое официальное название).

Еще точнее, та система начисления победных пунктов, которую мы разработали и ввели. Если говорить серьёзно, то, положа руку на сердце, скажу честно: эта сессия запомнилась тем, что мы, конечно, что-то учили и даже успешно сдали сессию, но!.. , сражаясь до утренних петухов, мы скоро поняли, что нас не устраивает простое начисление одного пункта за победу в отдельной партии.

    Ведь ее можно выиграть по-разному: окончить простой одиночной картой, или сочетанием особых (построением «моста») Если кладется семёрка — противник, пропуская ход, берет дополнительно две карты, если дама — то с окончившего списываются набранные очки; если кладется туз -то противник просто пропускает ход.

     По разработанной нами системе можно было, окончив партию, заработать от 1 до 12 пунктов, (максимум, практически недостижимый, но теоретически возможный).

Мы (на миллиметровой бумаге) вычерчивали почасовые ежедневные индивидуальные «Графики динамики игры». Анализируя их, выясняли у кого в какое время начинается спад, или подъем, его длительность, кто какой комбинацией чаще оканчивает и пр., и пр.

    Каждый для себя продумывал и проверял на практике методы профилактики неудач и усиления игры. Короче говоря, если бы наш итоговый документ был дополнен литературным обзором и напечатан соответствующим образом, то мы вполне могли бы получить какую-нибудь престижную научную премию.

   Теперь насчет премии.

   Кажется, это была первая сессия, после которой Женя получил стипендию. Хоть и «простую». Анна Михайловна считала это итогом моего благотворного воздействия на ее непутёвого сына. С Владимиром Викторовичем мы такое событие тоже отметили.

     Полученную («авансом» от родителей!) первую Женькину стипендию мы, на радостях, благополучно прокутили в кругу друзей.

     Лет через десять, находясь в командировке в Москве, я узнал от нашей общей подруги Нины Турчак, что Женя находится на лечении в московском институте ревматизма.

    Естественно, я, несмотря на время, сразу бросился туда. Пока я добирался и разыскивал - часы посещений уже прошли и пришлось взывать к чувству коллегиальности.

   Наконец, мы встретились! Но поговорить так, как нам хотелось, там не было никакой возможности, поэтому Женька предложил «смыться».

   Представьте себе: зима, снег, он в шлёпанцах, байковом больничном халате, на который накинуто какое-то больничное покрывало, мы лезем через забор и пытаемся поймать такси у института часов в 10 вечера!

   Вот был сюрприз изумительной маме Нины, Лие Соломоновне! Как говорит наша другая подруга, Наташа Белоусова, она была истинным олицетворением еврейской мудрости.

  За ней надо было просто ходить и записывать «мысли и изречения», а потом уже размышлять над ними. Она без лишних слов собрала на стол все, что надо было, устроила нас на ночь, приготовила Жене теплую одежду мужа для обратного пути и никто нам до утра не мешал предаваться воспоминаниям.

В этот же период произошло еще одно событие, знаменательное для моей семьи.

К тому времени я был женат и у нас с Ниной было уже двое детей. Это был очень тяжелый период в нашей жизни, потому что уже два года, как у пятилетнего Гоги были частые приступы астмоидного бронхита. За год до этого, благодаря второй жене моего тестя, Диане Андреевне,

работавшей зав. аллергологическим отделением, являющегося клинической базой кафедры аллегологии Центрального института усовершенствования врачей, удалось обследовать и подобрать лечение ребенку в институте педиатрии.

    Нина уже почти год работала в аллергологическом отделении ЖД больницы а Тбилиси, но,естественно, возник вопрос о необходимости прохождения серьёзной специализации в профильном центре Москвы.

    Надо сказать, что для получения разрешения на специализацию, курсы усовершенствования в Центральный институт нужно было послать сперва официальный запрос в Республиканское министерство, получить разрешение из Москвы, заполнить кучу анкет, ответить на вопросник по выбранной специальности, отослать его и, в случае благоприятного исхода, тебя извещали о сроке начала нужного цикла. На все эти процедуры уходило много времени, чаще всего - больше года.

    Будучи в Москве, я решил разведать в ЦИУВ-е сроки циклов по аллергологии, и, может быть, взять экземпляры анкет и вопросника.

    В деканате терапевтического факультета я обратил внимание на знакомую фамилию на табличке- «Декан...Полетаев С.Д.»! Уточнив у секретарши, что это именно «мой» Полетаев, я попросил ее передать ему от бывшего студента привет и пошел по ее совету в канцелярию.

    Там мне сказали, чтобы я немедленно вернулся в деканат, где Станислав Дмитриевич принял меня, без преувеличения, как сына.

Я чувствовал, что ему самому тоже была приятна наша встреча.

     Выяснив цель моего прихода, он, просмотрев расписания циклов, сказал, что этот цикл уже несколько дней как начался, следующий будет через полгода, поэтому он предлагает мне такой вариант: пока группа еще четыре дня занята на военной кафедре, я обеспечу приезд Нины, а остальное он берет на себя.

     Он был человеком слова, так что Нина успела на этот цикл, за что мы оба благодарны этому Человеку.

P.S. Как жаль, что ни его, ни мамы Нины Турчак, ни Андреевых всех (!) и еше многих неназванных уже нет в живых!

      Но я-то их помню...