В тот день, когда меня похоронили

Я не помню, как я умерла. Ну то есть не могу вспомнить, как именно это произошло: выпала я из окна, сбила ли меня машина, или просто сердце остановилось в один момент. Но то, что я умерла, поняла сразу. Какое-то ощущение легкости во всем теле (хм...а уместно ли это называть теперь телом?), даже походка изменилась, стала какая-то полутанцующая, полулетящая, в общем красивая какая-то походка стала. И неправда это, что умершие по воздуху летают, нормально по земле ходят. Вон сколько их...или это я живых вижу? Не важно, не хочется разбираться, многие еще при жизни мертвецами становятся. Кстати, таких видно сразу: у них как раз походка тяжелая, грузная, причем независимо от веса. Опущенные плечи, пустой взгляд. Прижатая к плечам голова, как будто человек постоянно ждет удара с неизвестной стороны. Смотрятся довольно убого, если честно. Ну в последние годы я и сама такой была — живым мертвецом. Холодная снаружи и внутри, ничего не чувствующая, боящаяся боли, прячущаяся от людей. И так хорошо, что я наконец-то умерла по-настоящему. Хм... а вдруг я того?...Ну...Сама себя...Нет, точно не сама. Это я бы точно запомнила. А впрочем, какая разница, как и что? Важен сам факт. Умерла и умерла. И кстати, я все продолжаю воспринимать: чувствую запахи, слышу звуки. Все как прежде, только веселее и легче. А может, это временно? Есть же мнение про девять и сорок дней, что с каждым днем все меньше связь с этим миром, а после сорока дней душа вообще покидает навсегда этот мир. Ну не хочется об этом думать (думать? У меня же мозг больше не функционирует! Ха-ха, а откуда тогда мысли появляются? Забавно все это). Как будет, так и будет. Надо бы подумать, чем заниматься, пока я не покинула этот мир совсем, а то вдруг все правда, что рассказывали. Надо же напоследок насмотреться, попрощаться с ним.
Ах да! Меня же сегодня хоронят! Так...а где я, кстати, нахожусь? Ну то, что улица — это понятно, а вот какая? Пока размышляла, не заметила, как я оказалась на незнакомой мне улице, странно, была же дома. Непривычно перемещаться с такой скоростью. Тоже забавно. И все же...Ага, вот какой-то дом с табличкой. Ленина 87. Странно, что я не узнаю район, где прожила семнадцать лет. Или теперь восприятие другое? Так. Ну тогда надо перемещаться на место похорон. Не очень хочется туда идти, если честно. Что я неискренне рыдающих людей никогда не видела? Но мне просто интересно посмотреть на оболочку, в которой я находилась столько времени, со стороны. Ну и маму поддержать. Ее как раз жалко. Наверно, связь с матерью не обрывается и после смерти. Прям как-то не по себе становится, как представлю, что теперь-то мы точно разделены, да еще как. Она останется здесь, а я куда-то уйду, причем неизвестно еще, буду ли я продолжать существовать хотя бы в качестве души или по истечении какого-то времени просто испарюсь, как и не было меня.
И снова за этими размышлениями не заметила как я оказалась на кладбище. О нет! Только не это! Ну зачем такое количество людей? Я никого из них не узнаю даже. Неужели все эти люди пришли меня «проводить»? Зачем им это надо? Лучше бы на набережную сходили прогуляться, вон погода какая хорошая! Хотя, может, постоят, пошмыгают носами для приличия, а потом и на набережную еще успеют! Ну и правильно. Их-то жизнь продолжается. Тем более, что я и сама не против погулять. Хотя одной гулять скучно. А я-то теперь одна совсем, ну во всяком случае пока.
Хотя и при жизни не каждый может похвастаться тем, что был по-настоящему не один. По сути мы все одинокие. А то огромное количество людей, которое нас окружает, обычно всего лишь иллюзия  неодиночества. Иллюзия любви, иллюзия дружбы, иллюзия партнерства. Иллюзия жизни.
И в очередной раз порадовалась, что я умерла. Теперь-то мне будет не до этих иллюзий. Мне вообще ни до чего теперь дела нет. И те глобальные проблемы, которые так мучили меня при жизни, кажутся теперь такими маленькими, ничтожными, смешными.
И люди смешными кажутся. Они такие значительные, когда живешь. Кажется, что от них что-то зависит в твоей судьбе. А оказалось, что вообще ничего не зависит. Потому что я рррраз и умерла. И вот что они мне теперь сделают? Вон стоят глаза трут, чтобы хоть чуть-чуть слезинки выдавить. А кто из них по-настоящему меня оплакивает? Есть хоть кто-то? Хммм...ну вот вижу девушка какая-то стоит, непритворно рыдает, интересно, а кто она? Странно, что я вообще никого не узнаю. Так и положено, что ли? Я же общалась с ними. Почему теперь не могу даже имен их вспомнить? О! Вот женщина какая-то мрачная стоит в стороне. Не плачет, а просто курит. Одну за другой сигареты. Только одну докурила, сразу новую достала. Интересно, а она кто? Видно, действительно переживает, что меня больше нет. Ну хоть что-то. Уже не зря жила, значит! Маму...надо найти маму...посмотреть на нее, попрощаться...
И тут я увидела себя. Маленькое тело. Закрытые глаза. Лицо на удивление кажется здоровым и каким-то живым. Вполне возможно, что это грим. Я присмотрелась внимательно к тому, что когда-то было моей оболочкой. Немало лет, между прочим. Ну да, родное какое-то. Надо же, какая я была, оказывается, смешная в своих комплексах, неудовлетворенности и даже злости на свое тело. А ведь очень даже ничего. Симпатичная такая. И какая-то молодая. Может, мне сейчас так видится, конечно. Но мне определенно нравится то, что было мной. Только вот эти морщинки между бровями. Вот они глубокие, да. Часто хмурилась в последние годы. То обдумывая что-то, то пытаясь принять, то просто от недовольства сводила брови, а потом эти морщинки стали моим неотъемлемым спутником. Жаль. Надо было меньше думать и грустить. Тогда еще симпатичнее была бы.
Губы наконец-то расслаблены, какая-то полуулыбка на лице. И вообще бывшая я кажусь такой умиротворенной и … свободной, что ли...Да, жалко расставаться с этим телом. Ну да ничего. Отвыкну. Все забывается. А я чувствую, что уже вот-вот забуду себя, и что я когда-то жила, и что это тело по земле ходило и вообще функционировало как-то.
И внезапно мне стало грустно. Странно, я действительно испытываю какие-то эмоции. Каким образом, интересно? Но мне однозначно стало грустно!
- Это потому что ты действительно еще наполовину «там», - голос раздался неожиданно. Со спины. Я резко обернулась в удивлении: кто это может со мной разговаривать, если я умерла!
Я увидела мужчину. Невысокого роста, темные волосы, широкая улыбка. Он был в красной рубашке, черных джинсах и с микрофоном в руке.
- Слава!
Да. Это был он. Мой друг, мой напарник. Он умер раньше меня на несколько лет. Уснул и не проснулся. Он частенько «приходил» ко мне во сне, когда у меня были тяжелые времена и «вытаскивал» меня на прогулки по берегу моря, где мы работали когда-то. Во снах мы болтали, я рассказывала, что у меня произошло, он внимательно слушал, поддерживал. Потом я просыпалась и жила дальше. А в годовщины его смерти писала ему письма, хотя и знала, что он никогда не сможет их прочитать.
- Ну почему же? Я читал! Ты же мне покоя все это время не давала. Дергала этими письмами, приходилось периодически «возвращаться».
- А как ты здесь оказался? И почему ты меня помнишь? Я вот здесь никого не узнаю, не могу ни имен вспомнить, ни кем эти люди мне приходятся.
- Я не забыл, потому что ты помнила. Сначала я тоже не мог тебя вспомнить, а потом начались эти письма. И по ним я уже начал вспоминать. Ну и любил-то я тебя сильно. Вот и не получилось забыть.
- А что теперь будет?
- А что? Теперь я твой проводник. Вот сейчас похороны закончатся, ты попрощаешься со всеми, и мы уйдем.
- Подожди, а разве я не должна здесь находиться все 40 дней?
- Ты веришь в эти сказки про 9 и 40 дней? - рассмеялся Слава. Смех как всегда был заразительный. И очень родной.
- Нет никаких 40 дней. Мы уйдем сегодня.
- А что...там, куда мы уйдем?
- Этого я не могу тебе сказать. У каждого там свое. Я, например, постоянно пою.
- А можно я с тобой петь буду?
- Не знаю. Я это не решаю. Да и никто не решает. Там все само собой как-то получится.
- Ну хорошо. А как я умерла? Можешь рассказать? Ты знаешь?
- Знаю. Но говорить не буду. Это ни к чему.
- Ну хотя бы скажи...Я ведь не сама?
- Как тебе сказать. Ты не стрелялась, не вешалась, не травилась и не кидалась под машины. Так что если с этой точки зрения посмотреть, то нет, не сама. Но ты слишком часто думала о том, чтобы умереть. Ты слишком часто кричала о том, что устала. Однажды твой крик прозвучал слишком сильно, хотя ты молчала при этом. Это был внутренний крик. Я видел тебя в этот момент. Я уже знал, что буду твоим проводником и наблюдал за тобой. Так вот ты стояла и улыбалась. И глаза были такие искрящиеся в этот момент. И вся ты как-то расцвела, похорошела очень. И тут я услышал, как сквозь этот твой образ прорывается вопль. Ты кричала о том, что больше не можешь. Что ты устала. Что ты слишком слаба, чтобы это выдержать. Что-то еще кричала, я уже не запоминал, потому что понял, что момент пришел. Вообще ты должна была умереть в 84 года. Предполагалось так. Но ты не выдержала. Ты просто захотела умереть. Вот и умерла. Теперь ты обретешь тот самый покой, который не находила в жизни. Я тоже однажды просил о покое. И я его получил.
- Не жалеешь?
- О чем? О жизни? Нет! Ты вспомни, как я жил, кем я был. Нет. Со мной все произошло вовремя. Вот ты поторопилась, конечно. Могла бы еще пожить. Но теперь-то уж что рассуждать.
- Скажи. А я смогу навещать маму?
- Если она будет сильно тебя звать, то да. Ты сможешь иногда приходить к ней во снах, как я к тебе приходил. Но от этого мало удовольствия, я тебе скажу. После таких «вылазок» на некоторое время будешь терять то, к чему стремилась — покой. И вся мокрая будешь. От ее слез. А зонтиков у нас нет, сама понимаешь. Высыхать будешь долго. Пока не высохнешь, ты будешь мучиться вместе с ней. Пока она будет плакать, ты будешь неспокойна.
- То есть, получается, я тебя мучила, когда плакала?
- Именно! Это было ужасно. Все эти твои письма, в которых ты каялась и винила себя в моей смерти...они были такие глупые. А сказать тебе, чтобы ты прекратила это делать, я не мог. Не в моей власти. Если меня зовут, я должен приходить. И мокнуть. И мучиться. И отвлекаться от пения.
Слава грустно и даже с досадой дернул шнур от микрофона.
- Прости, я же не знала. Я не думала, что тебе будет тяжело.
- А люди вообще мало думают о том, что важно. Ты же писала их, чтобы тебе самой стало легче. Чтобы душу освободить. Люди — эгоисты. Они делают только то, что для них хорошо. А здесь эгоизма нет. Здесь мы кидаемся на выручку тем, кто нас зовет. Даже если это больно. И да. Мы испытываем и боль тоже. И все эмоции. Я не знаю, как это получается, да и не хочу знать. Зачем нарушать свой покой лишними мыслями.
- То есть у вас...ну то есть уже у нас...тоже есть неприятности? Это ад?
- Да нет никакого ада или рая! Ну что ты как маленькая! - Слава очередной раз расхохотался.
- Нет ничего подобного! Если хочешь, можешь считать адом жизнь на земле! Потому что столько глупости, жестокости, беспокойности, терзаний не может быть больше нигде! Так что радуйся! Ты не в аду!
- Но все равно...то, что ты рассказываешь, как-то не очень весело.
- Да не волнуйся ты. На самом деле такие «вылазки» крайне редко происходят. Тебя там скоро все забудут, у них будет много неотложных дел, которые будут важнее того, чтобы тебя постоянно помнить. Ты ведь тоже меня с каждым годом вспоминала все реже.
- Неправда! Я помнила всегда! - горячо запротестовала я, но под понимающим взглядом Славы осеклась. А ведь действительно. Не каждый же день я о нем думала. Прав. И про то, что меня забудут, тоже прав. Ну наверно, это нормально.
- Конечно, нормально, - произнес Слава.
- А...как же мама? Она тоже забудет?
- Нет. Она будет помнить тебя всегда. Но с каждым годом будет плакать все меньше. Слез просто не останется. Но это даже хорошо для тебя, потому что...
- Да-да, я поняла. Не буду мокнуть и все такое.
- Именно!
И тут я увидела маму. Точнее даже не увидела, а просто поняла, что вот эта женщина — моя мама. Узнала. И на секунду я усомнилась в том, что умерла именно я, а не она. Мама выглядела откровенно плохо. Старушечьим шагом приближалась она к тому, что было когда-то мной. Как-то очень нехотя и медленно приближалась. Лицо за этот короткий срок покрылось морщинами, она постарела лет на тридцать! К ней кто-то подходил, что-то пытались ей говорить, утешать, поддерживать, а она не реагировала, как будто оглохла. Она неотрывно смотрела на мое мертвое тело и как-то укоризненно что ли молчала.
Я все ждала, что она будет рыдать, кидаться к моему телу, и что мне будет за нее стыдно, но она просто стояла. Маленькая, усохшая и одинокая. Как же мне стало ее жалко! Ну как ей объяснить, что все хорошо, что это всего лишь тело, что я просто перешла в другую реальность, что перед ней лежу не я! Я подошла к ней и стала рядом справа. Просто стояла и пыталась как угодно донести ей, чтобы она не вздумала плакать.
Я старалась изо всех сил. Слава с интересом наблюдал все это со стороны. И я поняла, что ни чем не могу ей помочь. И тут мне стало больно. Я не знаю, как передать эту боль. Она же не физическая, чтобы ее описать.
Мама как будто очнулась на секунду. Обвела всех взглядом и ровно и безэмоционально сказала, точнее даже просто факт констатировала:
- Она здесь.
Голос прозвучал тихо и безжизненно. Но она продолжила.
- Она здесь. Вот она стоит. Справа от меня. Я ее чувствую. Такая теплая, живая.
В толпе зашушукались, что мама сошла с ума. Как же мне хотелось ударить этих умников! Да что они понимают! Как жаль, что я не могу сейчас стать видимой для них, чтобы они поняли!!!
А мама обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Я понимала, что это невозможно, что она меня не видит, но она не отводила взгляд.
- Зачем ты так со мной? Что я тебе сделала? И вот что мне теперь делать? - беспомощно спросила она, как ребенок, которого потеряли в огромном торговом центре.
Если бы она хотя бы кричать начала или упрекать, но нет. Была лишь эта беспомощность. И улыбка. Слабая, но улыбка. И тут я увидела, что в ее глазах появились слезы. Они появились настолько внезапно, что я не успела даже ничего сообразить. Так она и стояла: смотрит прямо в глаза, чуть улыбается, а слезы текут. И тут я почувствовала, как я тяжелею и не могу сдвинуться с места, я не могла отвести от нее взгляда, к тому же я начала стремительно намокать. Мне казалось, что я вся состою из этой мокрой соли. Меня начало пригибать к земле. И боль, безумная боль, которая корчила и выворачивала меня. Я начала кричать, но это не помогало. Я так хотела попросить ее, чтобы она перестала плакать, но у меня ничего не выходило. Это продолжалось несколько минут, а мне казалось, что идет уже третье столетие. Это было что-то невыносимое. Совсем не так, как при жизни. В тысячи раз больнее и мучительнее.
Внезапно мама перестала плакать. Она даже не утирала слезы. Они просто закончились и высохли. Я без сил упала на землю, и меня начало трясти от холода, от какого-то истощения, от перенапряжения.
Я посмотрела на Славу. Он понимающе улыбался:
- Да, именно так все и происходило со мной, когда ты звала меня. Не очень приятно, не правда ли?
- Приятно?! Это отвратительно! Я никогда не испытывала такого ужаса!
- А это будет повторяться! И неоднократно. Возможно, повториться уже через несколько минут. Она будет долго плакать. Много лет. Но пусть тебя успокаивает то, что у нас время летит быстрее. То, что ей покажется годами, для тебя будет несколькими неделями. Ну это если исчислять время, как в жизни.
- Что?! Несколько недель такого мучения? Я не выдержу!
- А куда ты денешься? У тебя нет выбора!
Я оглянулась на маму, но не увидела ее. Я начала вертеться в разные стороны в ее поисках, но не рассчитала силы, и меня завертело, как юлу. Я крутилась и крутилась, думая о том, что при жизни мне от такой «карусели» точно плохо бы стало. Постепенно движение замедлилось, и я с облегчением остановилась.
Слава заливисто смеялся, наблюдая за мной.
- Ничего, привыкнешь. И к скорости передвижения, да и вообще к плавности. Ты и при жизни резковата была и в движениях, да и вообще во всем, теперь станешь более размеренной.
А я даже не злилась на него из-за его подтрунивания надо мной. Я пыталась приноровиться к новым возможностям.
 Внезапно я поняла, что меня отвернуло далеко от моей оболочки, от толпы, которая «меня» окружила. Я смотрела теперь совсем в другую сторону. Там стоял мужчина. Вдалеке от всех. Он не приближался к людям и ни на кого не смотрел. Я даже сначала не поняла пришел он попрощаться со мной или просто на чью-то могилу, которых здесь было очень много.
- К тебе он пришел, к тебе, - грустно произнес Слава.
- А кто это?
- А ты посмотри внимательно.
Я приблизилась к мужчине. Он был очень красив. Он был самый красивый мужчина на свете. И очень родной. Я почувствовала такое тепло от него, что-то такое необъяснимое. Я просто поняла, что это мой мужчина. Я смотрела на него и восхищалась. И чувствовала, что меня тянет к нему. Захотелось обнять его и так и стоять хоть всю жизнь.
Стоп! Какую жизнь? Я же умерла!!!!
Я с отчаянием посмотрела на Славу.
- Почему я не могу вспомнить его имени?! Я его уже знала при жизни или мы так и не успели встретиться?
- Этого я не могу тебе сказать. Не в моей власти. А вспомнить имени не можешь, потому что он не зовет тебя. Писем не пишет. Он же не кровный родственник, чтобы ты без труда смогла его узнать. Если начнет тебе письма писать, и в них рассказывать, знакомы вы или нет, что он чувствует, тогда и вспомнишь по ним. Как я тебя вспомнил.
- Но мы же с тобой не должны были остаться вместе, если мой мужчина он! Почему же ты меня вспомнил?
- Потому что я любил тебя. Очень сильно. И ты его любишь, поэтому если он вдруг решит писать тебе письма, то ты будешь приходить к нему.
- А что с ним будет теперь? Без меня? Забудет и женится на другой?
- Нет, вряд ли. Даже если решится, то не сможет долго быть с кем-то. Ты была его женщиной, а другие будут его утомлять и раздражать. Я больше не могу тебе ничего сказать. Ни про то, что было, ни про то, что могло бы быть. Это же твоя судьба, а не моя, ты сама сделала свой выбор, а теперь-то зачем выспрашивать?
- Слушай...а если...а можно мне уйти с ними? С мамой и с ним? Тогда мы были бы все вместе, все удачно может сложиться! Можно я их заберу?
- Нет. Помнишь момент, самый первый после моих похорон, когда я пришел за тобой? Тогда я тоже не освободился еще от эгоистичных мыслей, хотел забрать тебя с собой, тем более, что ты так горько плакала. Но время не пришло тогда. Ты не просила меня об этом. И они не просят, как видишь. Их время не пришло. Когда им станет совсем невыносимо, они сами тебя позовут, ты поймешь, что пора, что можно. А пока нет. Они должны жить дальше. А ты постепенно забудешь о своем эгоизме. Ничего страшного, потерпишь.
- Да что же это такое? Я хотела уйти от мучений, от боли, а оказалось, что и здесь все это есть! Так ради чего все это было? Я причинила боль маме, я оставила любимого человека жить в одиночестве! И сама осталась без них! Ради чего?!
- Ради покоя. Ты же его так хотела.
- Но его нет! Я не чувствую себя ни умиротворенной, ни спокойной, я мучаюсь сейчас еще больше, чем при жизни!
- Это пройдет. Все через это проходят, а потом успокаиваются. Просто ты ушла не в свое время, поэтому так плохо тебе сейчас. Ушла бы в свое, то все было бы гораздо легче, быстрее и правильнее. Да что уж теперь. Кстати, нам пора. День заканчивается. Теперь все будет по-другому.
- Как заканчивается?!
Я в панике посмотрела на небо и поняла, что оно стремительно темнеет. Я обернулась на моего мужчину. Он просто стоял. Взгляд был пустой, ничего не выражающий. Но я чувствовала, как трудно ему дышать, я видела руки в карманах брюк, которые сжимались в кулаки. Я смотрела на него и не могла налюбоваться.
Потом я нашла-таки взглядом маму. Такое ощущение, что с каждой секундой она становилась все слабее и беспомощнее.
Слава подошел ко мне и взял за руку.
- Пора. Они забудут тебя. Не волнуйся.
- Я не хочу, чтобы они меня забывали! И я не хочу сама их забыть!!! Да как ты не понимаешь?!
- Я понимаю. Но ты же сама меня просила забрать тебя. Я выполнил твое желание.
- А можно все изменить? Я хочу вернуться туда!!!
- Нет. Выбор сделан.
- Ну не может так все закончиться! Я хочу продолжить жить! Я хочу видеть маму каждый день и не плачущей, а счастливой! Я хочу любить и быть любимой этим мужчиной! В конце концов я хочу знать и помнить его имя!!! Я хочу вернуться!!!
Слава смотрел на меня строго и серьезно. Я не могла выдержать этого взгляда, но я чувствовала, что необходимо это сделать. И я смотрела в его темные глаза, которые пытались сломить мою волю, мою решимость.
- Ты же понимаешь, что второго шанса не будет, и тебе придется жить до самой старости? Будет много боли, разочарования, предательств, злых людей. Ты будешь и несчастна, и одинока, и больна, и беспокойна. Тебя будут одолевать страхи, паники, ты будешь доходить временами до сумасшествия от той боли, которая тебе предстоит. Ты еще хочешь вернуться?
- Я хочу вернуться.
- Не факт, что они не умрут раньше тебя. И тебе придется доживать одной. И ты будешь плакать, стонать и мучиться, но жить. Жить до конца.
- Я хочу вернуться.
- И ты не сможешь сама прекратить все это. Ты будешь желать смерти, просить о ней. Но тебе придется ждать до 84 лет. Тебя, возможно, ожидает нищета, да и вообще все, что угодно. Опасности, беды, потери.
- Я хочу вернуться.
- Ну что же. Если бы это было твое время, то уже ничего нельзя было бы сделать. А сейчас... да. Ты можешь вернуться. Но подумай еще раз, вспомни, что я тебе перечислил. Все это может быть.
- Я решила. Я хочу вернуться.
- Ну хорошо. Ты вернешься. Тогда проводи меня.
И мы оказались на какой-то узкой дороге. Мы подошли к серой девятиэтажке, в каждом окне которой горел свет. И как это ни странно, подъезд был только один.
Мы остановились. Помолчали.
Наконец Слава нарушил молчание.
- А вот сейчас ты решила правильно. Не готова ты еще к настоящему покою. Слишком ты еще живая.
- Славка, спасибо тебе. Я тебя никогда не забуду! Ну мы же встретимся, когда я старушкой уже буду, ты же останешься моим проводником, а время сам сказал, у вас быстро проходит!
- Да, быстро, - Слава грустно улыбнулся.
- И да, ты помни меня. Только не вздумай плакать. Ты теперь знаешь, как это мучительно для меня. И писем больше не пиши. Не тревожь меня. И на кладбище не приходи. Ты знаешь, что меня там нет. Я и сам-то там не появляюсь, что тебе там делать. А помнить — помни. Хорошим словом меня вспоминай иногда. Но не часто, а то, бывает, как прервешь посредине песни, так обидно бывает, только распоешься, в раж войдешь, а тут ты со своими слезами. И вообще живи своей жизнью. Она у тебя долгая. И надеюсь, все-таки счастливая.
Я хотела ему ответить, но Слава жестом показал, чтобы я молчала. Он повернул меня спиной к себе и легонько подтолкнул в спину. И я полетела. Летела и думала, что вот и он силу не рассчитал, приходится теперь вот со скоростью света куда-то мчаться.
А за спиной тем временем все залилось ярким светом. Я предположила, что Слава открыл дверь подъезда. Оборачиваться я не стала. Не мое время.
***
Я с силой упала на кровать. Как будто с огромной высоты. И очень больно ударилась спиной. Тело ломило невыносимо. Я была вся мокрая. Волосы прилипли к лицу. Губы пересохли. Руки судорожно сжимали простыню, и всю меня как будто выворачивало наизнанку. Очень хотелось воды. В горле как будто сотни колючек застряли. Я с трудом открыла слезящиеся глаза. Все вокруг было каким-то размытым и нечетким. Я обвела взглядом то, что меня окружало. Я находилась в своей комнате. Все было как обычно. Ничего не поменялось за время моего путешествия. Рядом с кроватью сидела мама. Она спала. В руке было полотенце. На щеках следы от слез. Она выглядела уставшей и измученной. Я улыбнулась и прохрипела:
- Пить.
Она вздрогнула и открыла глаза.
- Слава Богу! - прошептала мама.
Я почувствовала прохладную родную руку на своем лице. Столько нежности и любви было в этом прикосновении, что я с облегчением заплакала от радости, что вернулась. Подумать только! Я чуть было не лишилась возможности этого прикосновения!

- Пить, - повторила я.
Мама засуетилась, побежала на кухню, принесла большую кружку и осторожно приподняв мою голову, начала меня поить. Какая вкусная, оказывается, вода!
- Что со мной было?
- Я не знаю. Ты пришла домой веселая, но я чувствовала, что с тобой что-то не так. Ты сказала, что очень хочешь спать. Сразу легла и уснула. Я тебя не трогала, подумала, что ты очень устала. А потом начался этот кошмар. Ты начала кричать во сне, метаться. Я подошла к тебе, чтобы успокоить, а ты горячая вся, я даже боялась термометр ставить, понимала, что зашкалит. Вызвала скорую. Они долго очень ехали. Я думала, что поседею за это время. Ты бредила. То смеялась, то плакала, то меня звала, то кричала, что никого не помнишь. Я очень за тебя испугалась. Подумала, что ты умрешь сейчас, и вот останусь я без тебя, и что мне делать. Потом приехала скорая, что-то тебе вкололи, но тебя долго еще не отпускало. Я весь день над тобой просидела. Боялась, что станет еще хуже. Я за это время лет на тридцать постарела! Ты так больше меня не пугай! Я тебя так люблю! - мама заплакала. И я обняла ее. Какое же это счастье — иметь возможность ее утешить.
- Я больше не буду, мамочка. Я жить долго-долго буду!
- Да уж будь добра, лет до семидесяти точно, - по-детски шмыгнув носом, попросила мама.
- Да подольше придется, куда же деваться, - засмеялась я.
- Мне еще замуж выйти надо за любимого человека!
- Не успела очнуться, а уж замуж собралась, - улыбнулась мама. - Есть хоть кто на примете?
- Есть, - уверенно сказала я.
И подмигнула Славе.