Вор-воробей... Три невыдуманных сюжета

ШМЕЛЬ-ТРУДЯГА

Солнечно-ярким, но ещё холодным утром, я увидел лежащего на крыльце шмеля. Мохнато-чёрный, с жёлтыми поперечными полосками и тускло отсвечивающими крылышками, он едва шевелил раскинутыми на стороны лапками. Донял бедолагу крепкий утренник. Осторожно, щепотью, поднял его, положил на ладонь. Шмель сначала сжался, потом живо зашевелил лапками, слегка щекоча кожу ладони. Внёс найдёныша в комнату. Положил на скатёрку столика, недалеко от протопленной печки. И заторопился к колодцу, набрать воды. Потом другие дела-заботы, которых на даче всегда в невпроворот.

Солнце между тем выкатило на предобеденную метку. Обильная, молочно-белая роса высохла. Стало жарко. Войдя в комнату, услышал басовитый гуд. Взглядом поймал: взлетевший со столика шмель зацепился крохотными коготками за пронизанную солнечными лучами штору. Прополз по ней и, почувствовав, видимо, знакомый запах, перелетел на стоящие в вазе розы. Я их срезал незадолго до нашей  с ним встречи. Отошедший от холода шмель сразу углубился хоботком в середину цветка. Уходя, дверь оставляю открытой. Для того, чтобы, насытившись, мохнатый гость мог вылететь во двор. И он, по моим догадкам, вылетел, так как после в комнате ничем себя не выдавал.

После обеда  прилёг на диван. Перед включённым телевизором. Под монотонный трёп  говорящих с экрана голов легко засыпается – полезная дневная передышка. Стал впадать в сон и на этот раз. И вдруг ощутил странные вибрации и приглушённое жужжание под рубашкой. Полез за пазуху. Пальцы нащупали что-то шершаво-трепещущееся. Вытаскиваю. Бог ты мой! Тот же шмель. И любопытно: почему он меня не жиганул? Шмели обычно, при касании их, жалят ещё больнее, чем пчёлы. Этот же стерпел даже мои, сжавшие его пальцы.

Выйдя во двор, легонько катапультирую его в воздух. А он, сделав с гудением полукруг, сел на моё плечо. Снял. Отнёс  в раскрытую теплицу. Усадил на свежий, жёлтый цветок огурца: занимайся делом! И шмель тут же взялся за привычную работу. «Успехов в труде!, - пожелал я ему. – И счастья в личной жизни!».


ВОР-ВОРОБЕЙ

В отличие от полезного трудяги-шмеля, воробей – птица тунеядствующая, хитрая и нахальная.

Сначала не верил соседке Татьяне, уверявшей, будто воробьи воровато следят за тем, как она сеет семена на грядках, а когда уходит – выклёвывают их. Чуют даже зёрнышки, прикрытые землёй. Вскоре убедился: соседка права. Не успел отойти от полоски с подзимним посевом, а «сельскохозяйственное» звено воробьёв уже на ней. Клюют, выклёвывают семена из под слоя земли, беззастенчиво поглядывая в мою сторону. Взмахнул руками. Шумно вспорхнув, уселись на ближайшие ветки. А ветки прямо-таки тяжело покачиваются под порхатыми воробьями, так те ожирели  на моём огороде.

Накрыл посев специальным тонким покрывалом. Подумал: «Покрытие не по их клювам». И остолбенел, когда  через час, проходя поодаль, заметил: тут и там  покрывало шевелится изнутри. Сдёргиваю. Из под него взлетают всё те же нахалюги. Лишь после того, как придавил покрытие по всем краям жердями, воробьи оставили грядку.

Прошло три дня. Приехал на дачу, после отдыха от неё. Вхожу в дом. Переодеваюсь. Слух ловит странные шорохи, с прихлопываниями и поскрёбываниями. Напрягся ушами. Пеленгую. В печке! Открываю дверцу, а из зева печи выпорхивает воробей и ошалело плюхается на кровать. По виду – молодой, неопытный воробышко. Причём, падая внутри трубы, преодолев её колена на чердаке и двух этажах, повредил левое крыло. Оно немного обвисало. Однако, когда я протянул к нему руку, воробей взлетел и уселся на карниз шторы. А затем стал бестолково челночить из угла в угол, минуя открытую мною дверь. В конце концов, совсем одурев, он сел мне на загорбок, уцепившись когтями за рубашку. Изловчившись, отцепил его, слегка сжал пальцами и смотрю в чёрные точки его глаз:
- Ну, что, попался, шкодник?
Тут-то «воробышко» и показал свой норов. Зло, горласто чирикнув, он стал остервенело клевать-кусать мои пальцы широким у основания и заострённым к концу клювом.
- Ах, ты негодник, порхатый, - возмущаюсь, - я тебя спасаю, а ты, нахально забравшись в моё жилище, да меня же и кусаешь? Вот сверну тебе шею и пернатую  тушку на сук повешу для устрашения твоих собратьев!

Говорят, именно такая радикальная мера лучше всего действует на зловредных пернатых. Вспомнился и англичанин Робинзон. Он также отпугивал от своих полей нахальных птиц, развешивая на шестах тех, которых ему удавалось подстрелить.

Я не Робинзон. Вообще, человек не злопамятный. Вышел во двор и подбросил пленника  вверх. Трепеща крыльями, он устремился к ветвям ближайшей яблони.

Невероятно, однако воробьи после того случая с участка исчезли. А где-то через неделю, подстригая зелёный лужок, я срезал газонокосилкой скрытую в траве муравьиную кучу. Встревоженные муравьи, шевелящимися чёрными полчищами бросились собирать свои рассеянные косилкой личинки. И тут внезапно, с яблони на муравейник пикирует воробей. Тот же самый. Узнал его по всё ещё обвисающему крылу. Взглянул на меня и стал жадно клевать скопища этих белых, будто рисовые зёрна, личинок. Я  вслух попрекнул его:
- Обжора! Почему на трапезу своих собратьев не позовёшь?
Воробей, смешно вывернув шею, так внимательно, кажется, даже с насмешкой, посмотрел опять в мою сторону,  будто говоря: «Такова жизнь, хозяин! Кто поспел, тот и съел».


СПРАВЕДЛИВАЯ МАРТА

Свою нынешнюю кошку Марту Светлана подобрала на улице кем-то брошенным, гадким, облезшим да ещё и подшибленным котёнком. Принесла домой. Несмотря на возражения мужа Игоря и его, часто навещающей их матери Янины Аристарховны, поселила котёнка-кошечку в квартире. Произошло это в зябкий месяц март. Поэтому и кошечку хозяйка назвала Мартой. Выходила, приучила её к порядку, ешё больше привязалась к ней. А Марта, оказавшаяся из породы сибирских кошек и превратившаяся в светло-серую, с длинной, мягкой шерстью и чудными зелёными глазами  красавицу, привязалась к хозяйке. Она, вообще, признавала теперь только Светлану. Да ещё её подругу – Дашу, обаятельную, добрейшую женщину, которая, казалось, любила всех людей – особенно детей, и животных, отдавая предпочтение кошкам. Люди и животные тоже любили Дашу, тянулись к ней. Стоило только Даше появиться в квартире или дачном доме Светланы и присесть, Марта тут же прыгала к ней на колени. Поластившись, полежав минут десять, она опять бежала к Светлане.

В тот день в их дружное, собравшееся на даче сообщество, внезапно вторглась не любившая кошек, да к тому же – неуживчивая, вздорная свекровь Светланы – Янина Аристарховна. Порасспросив насчёт сына Игоря, (не болеет ли, не устаёт, не теряет ли аппетит?..) и, получив положительные ответы, она брезгливо фыркнула на проходившую мимо её ног Марту. Та, с кошачьим достоинством обойдя гостью, вспрыгнула на спинку кресла, в котором расположилась приветливо улыбающаяся Даша. Скользнув по ней холодным взглядом, Янина села на жалобно пикнувшую под её дородным телом кушетку. Вынула мобильник и вступила по нему в перепалку со своим «провинившимся» мужем.
- Анатолий, смолкни и не перечь мне! – багровея, переходя на крик, выговаривала она супругу. –  И заруби себе на носу: ещё хотя бы раз приведёшь этих своих алкашей-каплюжников, выпру их вместе с тобой. Навсегда!  Ты по-о-нял?... Па-ра-зиты, боятся без водки заклёкнуть! – закончила свекровь и уставилась на погрустневшую Дашу.

Марта, решив, видимо, что ругань Янины направлена против Даши, вдруг напряглась, метнулась к гостье и, мгновенно обхватив лапами её ногу, куснула за икру.
- О-ой! – вскрикнула Янина и задрыгала ногой, пытаясь сбросить кошку.
Марта сама отпустила ногу и вернулась к Даше. Вспрыгнула на спинку кресла, уселась и правой лапой стала приглаживать красиво уложенные, шелковистые Дашины локоны; не расстраивайся, мол,  что взять с этой грубиянки!

Всё было столь трогательно и смешно, что вслед за вышедшей из кухни Светланой, рассмеялась, затряслась всем телом и сама Янина Аристарховна.
Хлопнув крышкой, она выключила мобильник и сунула его в сумку.

Фото автора.