Степанида

СТЕПАНИДА ...(Из сборника "Нарекаю  тебя женщиной."
Часть 1.

Олька, вставай, ну вставай… уже светает - будит меня моя бабушка.

- Вставай…Пора… Зимой, выспишься…

Я, нехотя, просыпаюсь, потягиваюсь. Глаза не хотят открываться. Я еще сплю, но бабушка рядом, гладит по голове, целует в лоб, проверяя, температурку и говорит:

- Вставай, моя хорошая, вставай умница моя. Время…

Я открываю глаза. В комнате горит свет. Едва светает, на улице еще темно и только маленькая красноватая полоска на востоке. Солнце уже проснулось.

- Иди, умойся на дворе из рукомойника... Водичка прохладная. Сон, как рукой снимет.

Я, ежась от прохлады и сырости ночи, выбегаю босиком во двор. Там стоит полумрак. Полусвет рассвета уже изменил очертания сарая и хлева. Всё тихо и волшебно. Мокрая от росы трава влагой охлаждает ступни. Я на носочках подбегаю к рукомойнику и резко поднимаю его сосок. Холодная вода, с шумом льется мне в ладони. Я быстро обрушиваю ее на лицо и взвизгиваю от удовольствия, и прохлады … Хорошо… Бабушка стоит с рушником на крылечке и смеется. Мне 11 с половиной лет и я счастлива, что есть бабушка, что на улице лето.

-Ох, вот уедешь в город, долго буду вспоминать твой визг. Твои песенки и стишки. Твой голосочек, милая, звучит в ушах всё время и я с тобой разговариваю вслух долгими зимними вечерами. Ты моя соловушка. Как- то сложится твоя судьба… ох - хо – хо - хоо….

Я ненадолго задерживаюсь с ней на крылечке. Она обнимает меня за плечи, и мы стоим, слушаем рассвет…

Мне тепло рядом с ней… Она мягкая. Вкусно пахнет выпечкой и вареньем, ванилином… Она считает, что тому дано знать много, кто умеет услышать даже то, чего не слышно. Мне пока этого не понять.. Но я стою и вслушиваюсь в густую тишину рассвета…

Вдруг, где - то рядом заголосил петух. Да, так громко и заливисто. Ему ответил другой, а потом третий и так по цепочке началась утренняя петушиная перекличка…

- Ну, вот и Стёпа встала.. Пошли, попьешь чайку и пойдете… Вся надёжа на тебя.. Кружит она лесом… Она просила, чтобы я с ней пошла, да не могу.. Читать нужно по покойнику…Обещала.. Она тебя попросила проводником. С ней пойдешь. Ты молодец, хорошо в лесу ориентируешься. Далеко пойдете. Время утренние травы с росы собирать…

Бабушка налила мне чая с душицей. Запах был такой духмяный с травами и мятой. Дала мне на большом блюде ватрушки с румяной корочкой. Я не могла никак решить – какая на меня смотрит, чтобы съесть. Выпечки все были красивые и вкусные. Там были с творогом и с вареньем, с картошкой и с изюмом, с маком. Я выбрала с творогом. Сидела и ела, попивая, еще дымящийся чай. Бабушка заваривала крутым кипятком и пила только горячим, и меня приучила к этому. К чаю, она подавала старинную сахарницу с комковым сахаром и маленькими изящными щипчиками, для колки сахара. Они были изящные, блестящие, с открытыми кончиками, всегда готовыми раскусить кусочек сахара. Я всегда брала их с осторожным уважением, со слов бабушки, это осталось от ее приданного… А что это такое для меня было загадкой и я не могла представить бабушку с приданным…

Я сидела на большом, старинном кованом сундуке. Он был покрыт красивым лоскутным покрывалом. Меня всегда удивляла способность моей бабушки из ерунды сделать полезную вещь. Вот из лоскутков она шила необычайной красоты лоскутные одеяла, коврики, покрывала и накидки, которые всегда выделялись, своим разноцветием и разнообразным орнаментом. Я пила чай с ватрушками, разглядывая красивые лоскутки на покрывале и наблюдала за бабушкой, как она собирала меня в дорогу…

- Пойдете на затон. Там плутать не чего, две дороги, обе идут к затону и домой. Не заблудишься. Сводишь ее на Матренину падь. Помнишь, я тебе показывала, там сосну - вековуху разбило молнией в прошлом годе. Ей уже почитай 150 лет точно, ее еще мой дед знал и показывал, а мне уже скоро 75 годов… Старая становлюсь, ты моя надёжа и замена. Обратно пойдете - зайдите в Березову гриву, за триозерским полем, наберёте беленьких на супец, хочется свеженьких... Да много не берите, потом сходим еще за грибами отдельно. А траву бери понемногу всякой, Степа покажет - так бабушка говорила, собирая меня в дорогу.

Моя бабушка была читальщицей, она читала псалтырь по покойникам и травницей. Много знала и помогала людям и меня потихоньку учила. Я приезжала к ней на лето. Я любила этот край красивых лесов и лугов. Все лето мы с ней пропадали в лесу, на лугах собирали травы, ягоды, грибы… Меня она отправляла проводником со старухами, ее подругами. Они были уже старыми и кружились в лесу, а я всегда всех с легкостью выводила и еще я слушала их длинные рассказы. Бабушка, считала, что лесовик меня любит и открывает мне свои заветные места и тайны. А я всегда брала с собой конфетку и пряничек ему. При входе в лес всегда оставляла под ракитовым кустом и тихонечко говорила:

- Лесовичок, Лесовичок, добрый старичок, на тебе подарочек,- пряничек и конфетку, а мне дай взамен грибков и ягод лукошко.

Так бабушка говорила и снаряжала меня в дорогу:

- Вот тебе котомка за плечи, она холщовая, легонькая. Там целлофановая накидка от дождя, носки сухие. Из еды – ватрушка с вареньем, два яйца и огурцы… Кусочек ржаного и чесночина. Хватит, в лесу много не съешь. Да, еще марля, не пей из ручья без марли. Процеди водичку и пей. Положу кваску кисленького, чтобы пить много не хотелось, бутылочку. Всё. Пошли одеваться. Уже скоро три часа утра. Солнце скоро встанет.

- На тебе шаровары из саржи с резинками внизу, чтобы не забрались клещи. Надевай. А это рубашечка ситцевая с длинными рукавами. Ничего не сжаришься, зато целей будешь и легкий дождевик с капюшоном… Мало ли что, вдруг дождь или еще чего… не промокнешь. Вот, надень мои сапоги резиновые, они легкие и свободные. Ну, вот и все. Да, вот платочек беленький, чтобы головку не напекло. И крестик надень, сбережет в пути - говорит бабушка, надевая мне крестик на белой бечевке.

- Ну давай посидим напоследок и пойдем к Стёпе - так бабушка называла свою соседку и подругу Степаниду Ившину.

МЫ садимся на сундук рядом и тихо просто сидим, каждая думая о своем.

- Господи, благослови, Рабу Божью Ольгу на дорогу и приведи обратно к родному порогу… Исус Христос впереди, Богородица позади, Адам и Ева по бокам и они помогут нам. Ну, вот… С Богом. Пошли.......

Часть 2.
Бабушка надевает мне на плечи холщовую котомку, ей же сшитую для меня из льняной холстины. В углы котомки вшиты винные пробки и на них была привязана мягкая, прочная, из льняной пеньки веревка, закрепленная кольцом на горловине... Все выглядело простым рюкзачком. Он хорошо лежит на спине и греет, и мы выходим в рассвет…

Господи, как же я любила это время… Чудное, познавательное, беззаботное, полное радости, любви и покоя. Меня мои старухи учили всему. Учили и любили. Я была одна, а их много старух – вековух и вдов, подруг моей бабушки, прошедших войну и оставшихся в одиночестве.

Во дворе уже забрезжил рассвет. На востоке небо порозовело и редкие лучики пробивались как будто из под земли.. Стояла предрассветная тишина.. Ворота скрипнули . Бабушка им , как живым сказала:

- Ну, тише вы, всех разбудите.. Пошли.

И мы пошли.

Степанида или тетя Степа, так ее все называли жила через дом от моей бабушки. Избушка, Степина двуглазка, так бабушка ее называла, была старенькая, покосившаяся, почти вся покрытая фанерой и толем. Крыша немного съехала на бок.. У дома была широкая завалинка засыпанная свежим опилом. Бабушка стукнула в окно тете Стёпе и мы сели на завалинку ждать. Было тепло и уютно на этой завалинке. Опил еще не остыл за ночь и отдавал своё тепло.

Солнце начинало потихоньку подниматься из – за горизонта, выбрасывало свои косые лучики, как бы предупреждая – я здесь, я скоро явлюсь миру… Воздух стал густым, тягучим… Рассвет приобрел какие – то сиренево – розоватые оттенки. Светало. Появилась роса… Утро вступало в свои права…

- Слушай внимательно. От Степаниды ни на шаг, не отходи. Потеряется, не найдем. Она в прошлом годе потерялась - за Триозером нашли, три дня блукала. Не балуйся, гляди в оба. Как наберете травы, повернете домой. Выходить из леса по солнышку. Солнце будет бить в лицо, прямо. По правую руку просека, там дорога до Озерок, а там все ты знаешь, там наши места. Смотри не потеряй Степу. Она уже старая, ей скоро 90 лет. В лесу кружит. Поняла? Будь умницей. Давай поправлю котомку. Вон Степа идет.


Ворота скрипнули и отворились. Из серо – сиреневатого раствора ворот вышла Степанида.

Вид у нее был - необыкновенный. Я даже растерялась. Взгляд ее темных, поблескивающих в темноте глаз, был колючим и цепляющим все и вся… Нос орлиным крючком нависал над впалым, беззубыми ртом. На голове был черный платок под булавку, как у староверов, а под ним выглядывала полоска белой косынки… Эта полоска придавала ее выражению какое-то невыразимое, до внутренней дрожи волнение и одновременно доверие. Белый и черный цвета, как наша жизнь, как печать и радость, шествующие рядом. Она заперла ворота палкой, вставив ее наискось, в ручку и подошла к нам. На вид ей было лет 90 , а то и больше… Сморщенное лицо излучало такое внутреннее спокойствие и одновременно решительность. На ногах были надеты стеганые чуни с галошами, обвязанные лыковым драньем. В чуни аккуратно заправлены видавшие виды солдатские галифе, выглядывавшие из-под длинной до полу черной юбки, подобранной впереди, для удобства в ходьбе. Поверх был надет старый полосатый, мужской пиджак, застегнутый на все пуговицы и с завернутыми, не по росту рукавами. В руках была корзина - травница и холщовая котомка, а в другой - большой, с лоснящийся от времени коряжкой наверху, батог.

- Доброго здоровьица, Леля и тебе Олька. Что не выспалась? Ужо, выспишься зимой. Ну, что присядем на дорожку. Нонче далеко пойдем. Дорожка дальняя с отдыхом. Готова? Ну, Господи, благослови.

Мы сели на еще теплую с вечера завалинку. Утро вступало в свои права. Восход уже окрашивал небо в розоватые, с желтыми всполохами тона. Стояла звенящая тишина. Роса поблескивала на траве. Лес, издали казался еще темным, не тронутым рассветом и загадочным. Так было хорошо и уютно сидеть рядом с бабушкой и Степанидой. От Степаниды пахло парным молоком, она только подоила свою козу однорогую Маньку и ладаном, и еще чем-то знакомым и теплым... Это запах до сих пор щекочет мне в носу и наворачивается слеза от избытка любви и радости, что это было.

- Ну, все пора. Пошли, Олька. Дорога дальняя.

Степанида с размаха надевает котомку и быстро, размашисто, не по – старушечьи, уверенно идет вперед. Я иду следом. А бабушка нам в спину шепчет:

- Господи, сохрани в дороге старого и малого. Дай легкого пути и обратно приведи. Да, не с пустыми, а с поклажей. В добрый путь, в добрый час. Смотри, Олька, не потеряй Степу и себя блюди... Ну, с Богом..


Я почти бегом нагнала Степаниду и мы пошли вровень… Шла она быстро, уверенно переставляя ноги и сосредоточенно, о чем - то думая, всматривалась в еще темную кромку леса. Дорога была ровной, песчаной и влажной от росы. Идти было легко и радостно. Для меня дорога всегда - это радость новых впечатлений и ощущений … Я очень любила такие путешествия и за это меня бабушка называла - "Беглянкой и Непоседой". Мне все казалось, что все эти путешествия не простые, а путешествия в тайну других миров...

Подойдя к кромке березового колка, Степанида резко остановилась и преградила мне дорогу своим батогом…

- Стой, Олька, без молитвы нельзя переступать границу. Мы ведь сюда не званы пришли, нельзя зря тревожить лесных жителей в неурочный час.

Степанида стала шептать разрешительную молитву, а я, по наущению бабушки, подошла к ближайшему кустику и положила под него пряничек и конфетку для лесовенка, я всегда беру с собой и задабриваю его и говорю тихо- тихо, чтобы слышал только он:

- Лесовичек, Лесовичек, на ко тебе сладкий пряничек от меня в подарочек и конфетку, лакомься, а ты впусти, научи, сохрани и одари, а еще домой проводи.. с полным лукошком. А я отдам тебе немножко...

- Ну, вот и все. В добрый путь. Благодарю тебя, Владычица за покровительство... Пошли смело, Олька... Да не шуми. Гости мы тут, гости, гости мы ……

Мы двинулись дальше... Она чуть вперед, как бы оберегая меня от темноты и неизвестности, а я, осторожно за ней. Впечатление было неописуемое… Лес внизу у земли был темным, пахнущим прелыми листьями и землей, с темной, почти черной зеленью и светлым, играющими ранними лучиками света и солнца, пробивающимися сквозь кроны берез и едва уловимым движением ветерка, который начитал тормошить верхушки деревьев – всё , пора , утро пришло.

- Гляди в оба, Олька. Здесь всяк зверек знает своё место... и время.. Вон видишь, дятел стучит, ранняя птица, почему по - темному? Потому, что жуки ночью едят, а к утру ленивые и не успевают убежать...

Мы идем, и Степанида полушепотом мне все рассказывает и показывает:

- А хочешь, покажу, сколь красиво растут грибы и, как их видно на рассвете. Вот смотри, скинь котомку и пригнись, вот , так и посмотри снизу вдаль вдоль земли… Смотри сколько их здесь, а если подняться не видать. Это Лесовик их прячет и ни за что не покажет тому, кто не уважает его правила… А их везде надо блюсти, ну пошли...

В лесу было сумрачно и тихо. Мне стало почему - то тревожно. Я поближе подошла к Степаниде и мы пошли вперед .... Пройдя около часа, мы вдруг вышли на яркий утренний луг, обрамлявший большое поле с поспевающей озимой рожью… Это была такая красота… В лучах утреннего, яркого, еще косого солнышка, раскинулось желтеющее море ржи, вперемешку с ромашками и голубыми огоньками васильков…
По краям поля росли реснички- сосенки, буйствовали луговые травы и цветы… Запах утра и цветочной пыльцы витал и кружил голову. В небо взмыли два жаворонка и запели с перепугу, наверное... Застрекотала любопытная сорока. Все ожило…

- Все, устала малость, давай завтракать, в ногах правды нет... - сказала Степанида и пошла к опушке, где выстроились вряд сестренки - сосенки на ковре из лесных духмяных трав и цветов.

- Господи, до чего ж хорошо... Жить хочется... Иди, Олька, постели накидку и садись. Давай попьем молочка с черным, у меня свежий вчерась испекла... На, посыпь песочком вкуснее, послаще будет…

Я подошла и встала, жаль было мять эту неимоверную красоту. Потом постелила накидку и села... Как здорово, было сидеть и пить парное козье молоко с свежеиспеченным ржаным хлебом, посыпанным сахарным песком. Этот вкус до сих пор мне иногда чудится. Нет сейчас такого вкусного хлеба...

- Смотри, тетя Степа, вон парочка жаворонков, как высоко поднялись. Заливаются... Даже почти не видно…

- Да, милуются, как в жизни... А знаешь, Олька, у меня ведь тоже была любовь, я ведь тоже была молодой...

Она сидела, прислонившись к сосенке, и смотрела на жаворонков... Просто сидела и о чем - то думала. Я ей не мешала. Я не могла представить Степаниду молоденькой, еще и с парнем... Я сидела и молча ждала… Ведь должна же была случится тайна и еще одна загадка раскроется... И это чудо случилось........


Часть 3.

Степанида вдруг заговорила каким-то чужим скрипучим, мне не знакомым, со слезой голосом:

- А знаешь, Олька, какая я была в молодости ладная и красивая...

Потом надолго задумалась. Я ее не торопила. Мне так хотелось узнать все. Мы сидели у кромки поля, солнце уже поднялось и припекало, пчелы проснулись и кружили, и жужжали, собирая мед. Рожь немного шуршала спелыми колосьями. Я сидела затаив дыхание и ждала рассказа Степаниды. Вдруг она продолжила:

- Да, молодо- зелено. Если бы знать, где упасть - соломки постелил бы. Ой, какою я красавицей была, но с характером… Росточком маленькая, ладненькая… Волосы темные, глаза, большущие, как спелые вишни… Жила с мамой и теткой…Отца не было. Баловали они меня они меня почем зря. Женихов много было, да все не гожи…

Мать мне все говорила:

- Пробросаешься, в девках засидишься и останешься вековухой. Скоро 25 пора уж и к месту. Я рада бы с тобой доживать, но замуж тоже надо выходить… Посмотри, какие мужики сватаются, а ты все веселишься… Смотри судьба отыграется...
И как в воду глядела. Ой, Олька, разве можно всего знать… Где шагнуть, а где остановиться… Вот однажды к нам приехали два татарина и привезли маме бумагу… Мама с теткой охнули, выпроводили меня в светелку и закрылись с приехавшими… А у меня сердце, как - будто охнуло и заныло... Я сразу поняла, что - то случилось. Так и вышло. В этот день мама не приходила и в дому была гробовая тишина. А когда утром вошла ко мне в светелку, я ее не узнала. Она превратилась в один день в старуху. Волосы уложены гладко, на голове платок по - татарски надет, глаза потухшие, заплаканные и не смотрит на меня. Присела рядом на корточки и как заревет в голос:

- Прости меня, доченька, но ничего не могу сделать, нет больше моей воли. Давно должна была рассказать, но не решалась, вот и расчет пришел...
Долго мы с ней сидели и плакали и рядили, но ейный отец, а мой дед крепко еще тогда решил, при моем рождении, об этом и тогда приказчик привез его волю…
Ну, ладно, пошли покуда, потом доскажу. Я хочу, тебе светлой душенька все поведать, знаю, не осудишь, светлая у тебя головка... А мне скоро собираться ...

Мы собрали свой скарб, Степанида перекрестилась и пошли дальше.

Степанида шла, как в тумане, ничего не замечая ... Она шла в свое далекое прошлое, о котором никому не рассказывала, а я шла сзади и боялась даже напомнить о себе... Своим маленьким умишком я соображала, что этот рассказ ее, будет, как тропка, ведущая в последний путь налегке... Я знала, бабушка и Степанида были читальщицами. Они провожали многих, и я всегда ходила с ними. Этот рассказ Степаниды, как исповедь, но отпустить она могла только сама себе, а я, как посредник меж ними, молодой и старой...

Дорога спустилась в овраг. Там было сыро и сумрачно... На самом дне протекал маленький, говорливый ручеек... В рассеянном свете оврага и подлеска я увидела следы и свежий кал лося…

- Смотри, Олька... Смотри. Как рождается новая жизнь... Да тиши ты…тише…….
Я не поняла, а Степанида увлекла меня в густые кусты ракитника и приказала помолчать. И вдруг я увидела, почти совсем рядом стояла лосиха и что-то вылизывала в траве… Я чуть не заорала от восторга и волнения, но Степанида накрыла мой рот своей грубой ладонью....

- Молчь, тихо. Не тревожь матку. Посиди посмотри, чего будет…

И случилось это чудо, чудо рождения живой души… Лосиха , охая, как женщина после родов и вместе с этим радостно, втягивая носом воздух , фыркнула и вздохнула, осмотрелась и вдруг стала поднимать своей мордой малыша… Лосенок был еще мокрый, ошарашенным от яркого света, новизны ощущений и присутствия его в этом мире… Наконец-то он устоял, и мать тихонько начала подходить к нему и подсовывать его под свои опавшие бока к сосцам... Он тыкался своей мордочкой, плакал, слабым голоском и фыркал от ароматного духа, столь родного и не знакомого для него… Наконец, он ухватил сосец и втянул в себя... Лосиха, одобряюще фыркнула и замерла... Она стояла, как изваяние, только уши прядали и ловили, каждый звук ...

Мы со Степанидой сидели не живые, не мертвые… Вдруг лосиха учует… Но она не учуяла. Только втянула воздух большими ноздрями, от чего – то вздохнула, облизала своего телка и стала его подталкивать в глубину оврага.

Мы тихо вышли из укрытия и на носочках, пошли дальше. Глаза у Степаниды даже искрили. Она была возбуждена... Что- то мне показывала жестами. А мне хотелось петь, кричать от счастья, от причастности к виденному. Сама природа шла к нам навстречу, открывая свои тайны.

- Вот, видишь, Олька, ведь какая разница, кто ты ай человек или животина, у всех есть мамы, и они всегда берегут и любят своих детенышей. И нет врага сильнее, чем мать, защищающая свое чадо... В пример волчицу, даже матерые боятся, если она с детенышами и защищает их. Вот, так и моя мама билась в не равной битве со своим отцом, сплетнями и предрассудками, что ребенок рожденный от любви не может быть неугодным, незаконным и поганью… Ну поспешай, скоро придем на место, на затон, потом расскажу… Вот смотри, какая муравьиная дорожка, бегут мураши по своим делам и ни кто им не указ... Значит, погода будет хорошая и дорога удачная. Такая примета. Учись детка, тебе Господь чуткую душу дал….



Часть 4.
Мы шли по дороге, которая бежала змейкой вдоль оврага. С одной стороны нависали над ней орешники с кружевными листочками и раскидистые липы, с другой под уклон оврага росло нескончаемое количество боярышника, шиповника и луговых трав. Запах стоял густой, тягучий, голова кружилась от влажного воздуха оврага, волнения виденного и желания скорее придти на Волжский берег …

Я была совсем еще маленькой девочкой и одобрительные слова, Степаниды, волновали и тревожили меня. Что мне предстояло узнать и понять, и сохранить в моей памяти я не знала, но знала одно, так надо. И, что у каждого свое предназначение… В чем мое предназначение еще не известно, но предназначение Степаниды просто, как сама жизнь - помогать людям… Сколько и чего ей пришлось пережить, только ей известно, и она решила мне все рассказать и это меня тревожило…

Вдруг, дорожка выбежала из леса, и передо мной во всей своей красе засверкала водной гладью, матушка и кормилица Волга. Здесь она достигала большой ширины, противоположный берег был едва виден. На высоком песчаном берегу выстроились в ряд корявые и большущие вековые сосны… Стволы были голые и причудливо извиты, от волжских ветров и метелей. На макушках росли раскидистые ветви. Они шумели, ветер не давал им покоя, и они вторили шуму волжской волны. Берег был залит солнечным светом. Чайки, взволнованные и разбуженные нашим появлением, взмыли в небо и пролетали над нами, проверяя, что же нам здесь нужно…

- Все, привал… Давай обмоемся, отдохнем, поедим и пойдем собирать травы, пока вся роса не просохла… Пойдем умоемся, а то глаза щиплет…

Степанида сняла пиджак, расстегнула черный полушалок и по – татарски загнула его назад, оставляя нижние концы сзади свободными… Белая косынка слетела, и я увидела красивые белые, белые косички уложенные по девичьи на ее маленькой голове… Она озорно подоткнула повыше юбку и спустилась к воде… Степанида плескала себе в лицо прохладную, зеленоватую воду и фыркала, как лосиха, наверно ради смеха. Мне стало весело, и я побежала к ней вниз по тропинке. Она обернулась ко мне и, набрав пригоршню воды, брызнула на меня и засмеялась…

Ее беззубый рот растянулся в блаженной улыбке.

- Хорошо, то как, Олька. Хорошо… Вообще жить, хорошо… Цени… Ладно пошли, поедим и все сложим здесь и пойдем дале налегке.

Мы расположились на поваленной сосне, на самом берегу реки… Волны шуршали галькой и песком, солнышко уже было высоко. Прохладный ветерок шевелил белые, кудреватые волосы Степаниды. Она опять сидела, ни на что не реагировала и что – то напряженно вспоминала.

- Ну, что ты, тут уже, кызымка, давай поедим и кваску попьем. Леля знатный квасок делает. Много не выпьешь, и пить не хочется. Замечательная у тебя бабушка. Все ее уважают…- она опять замолчала, что - то жевала своим беззубым ртом и о чем – то думала…

- Всю жизнь, я хотела забыть этот черный день, так круто изменивший мою жизнь, но не смогла… - она тяжело вздохнула и как – будто готовясь нырнуть, начала свой рассказ:

- Знаешь, Олька, тогда, когда увидела свою мать в своей светелке, мне вдруг стало, так страшно, даже не за себя, а за нее… Она всегда любила меня, какой-то странною любовью... Она ласкала и гладила меня, баловала и разговаривала, так, как - будто рядом всегда мой отец и ее любимый. Я, уже достаточно взрослой, видела, что она не меня любит, а того, моего отца, которого ей, так и не удалось больше увидеть… Сколько бы я не спрашивала ни тетка, ни мама ничего не отвечали. Я привыкла, что его просто нет ... И тут вдруг я вижу мою маму в слезах и убитую горем. Когда мама успокоилась, то сказала, вставая на колени:

- Прости, меня Степушка , за все . Христа ради, прости. Я ведь ничего этого не знала. Выслушай мою исповедь и отпусти грехи и послушайся меня. Другого пути нам твой дед и мой отец не оставил... Нам на раздумье только один день даден...

- Я и знать не знала, что такое возможно в жизни. Росла я в достатке, правда деда своего ни разу не видела, ни в чем не нуждалась. Мама и тетка меня баловали... Женихов было много, но пока замуж так и не вышла... Все собиралась и выбирала... Ну, думаю на святки выберу, все пора, ан не тут то было… Мама плакала и плакала, не могла успокоиться, я тоже очень тревожилась…
Потом мама продолжила свой рассказ, всхлипывая и вытирая глаза платком:

- Случилось это - заговорила мама - в 1880 годе. Было мне 15 лет. Была, на тот момент я единственной дочерью в семье и мне не было отказов. На внешний вид была кукленком, волосы русые с волной, глаза голубые, мамины, жаль, что мама умерла. Жила я с отцом и теткой, его сестрой. У отца были лавки, текстильные склады. К нам часто приезжали приказчики за товаром. Я помогала тетке по хозяйству, поила их чаем и кормила ужином или обедом, стелила спать, и иногда отпускала в лавках товар. Отец привык к этому и разрешал мне все, считал, что труд на пользу пойдет. Я была своенравная и с характером. Он думал, что со временем займусь его делом.
Но однажды из Казани к нам приехали приказчик с молодым хозяином - татарином. Звали его - Вахит. Был он смугл, глаза, аккурат твои, большие, раскосые, словно спелые вишни. Мягок, по - восточному в обращении, уважителен, высок и строен. На меня смотрел с восхищением, нежностью и уважением к женщине. Однажды, когда отца с приказчиком не было дома, он пришел ко мне... Господи, какие слова он говорил, как ласкал меня, не выразить словами, ну и уговорил… Решил меня взять увозом, у них там можно и 15летнюю в жены брать… Мулла прочитает коран и все. А у меня он был первый и единственный. Влюбилась я без памяти… И вот они собрались уезжать, телеги нагрузили, чтобы на баржу везти, мои вещички припрятали на возке. Но, отцу кто-то доложил, он меня запер... Что потом было, я не помню, помню только меня целый месяц держали взаперти… Я не ела, не пила, похудела, отец буйствовал, а когда узнал, что беременная от Вахита, велел тетке собираться и увезти меня, и больше, чтоб на глаза не показывалась. Что я пережила, только Господь ведает, да моя тетя. Вот, уже 25 лет тут живу и ни разу отец не приезжал, и тебя не видел. И ничего не знаю, что стало с Вахитом… Сама я виновата, но тебя растила, баловала и любила всей неистраченной своей любовью, нежностью и бабьем счастьем. Ты единственная моя отрада в жизни, а сейчас я должна и тебя лишится... Ты прости меня за все... Я должна была тебе все сказать… А лучше выдать, как можно скорее замуж, но время упущено... Ну как я могла знать, доченька моя...

Она вновь заплакала, так горько и безутешно, но чем ей помочь я могла…

- И вот настал час расплаты… - продолжила мама. - Вчера приехал Асхат, а с ним мулла и привез завещание моего отца и твоего деда. Полгода назад он умер и оставил завещание. Завещание состоит в том, что если ты не выйдешь до 25 лет замуж, то должна будешь стать его третьей женой и все состояние и имущество отойдет Асхату.

- Я не могла ни слова вымолвить. Как же так? Меня замуж за старика, да еще третьей женой… Не пойду, не пойду, стучала в мозгу кровь… Мать замертво лежала на ватолах и только слезы ручьем стекали с ее глаз. Она пыталась обнять меня за ноги, но не получалось. Я подняла ее, дала полотенце, усадила на прикроватную скамеечку и спросила :

- Мама, а как же так? Зачем дед, так поступил с тобой и со мной. А как же ты? Как тетя? Он ей что-то оставил?

- По сути, я должна стать служанкой, зная татарские обычаи...- продолжила скорбно Степанида.

- Я не могла ни плакать, ни кричать, просто сидела и смотрела на истерику матери. Вдруг в светелку вошла старая тетка... Она изменилась и была сама на себя не похожа… На голове плотно надвинутый на глаза белый платок, завязанный узлом по - русски, праздничная одежда и какие-то вещи в руке.

- Ну, что, Надежда, все сказала Степаниде... Ну, чего, теперь реветь... Нужно было думать головой, зная характер братца... Жаль, конечно, но не нужно было долго выбирать… Дождались... Че уж теперь. Нужно подчиниться, Стёпушка... - сказала она с волнением в голосе... - Говорила мать тебе, пробросаешься. Ну, вот и расплата... Ладно, Надежда тебе главного не сказала. От тебя, теперь зависит наша судьба... Смилуйся, Стёпушка, смирись... Христом Богом просим... В завещании отец отдал все состояние Асхату, при условии, если ты пойдешь в его дом третьей женой и будешь жить достойно, а мы с твоей матерью будем жить у тебя в приживалках, на твоих с Асхатом хлебах… Если ты откажешься, Асхат заберет все себе, а мы отправляемся на все четыре стороны... Вот, как братец распорядился… Так и не простил выходит мать то… Это его старое чувство, так и не дало ему покоя… Он ведь долго не женился почти до 35 лет… Все выбирал, да и работы много было. Наш отец надорвался и рано ушел… А потом на ярманке, однажды увидел твою бабушку. Было ей 16 лет и была писанная красавица. И как его скрутило. Он, ни есть, ни спать не мог. Долго искал и разыскал. Была она дочка губернского преподавателя в университете. Жила в Самаре с родителями и была единственной дочкой. Он в Самару отправлял ситец, держал маленькую лавчёнку и приезжий дом. Её выследил и частенько встречал… Родители и слышать не хотели. Дед твой был высок, кудряв с бородищей, выглядел старше своих лет, а бабушка маленькая, статненькая, аккурат на тебя статью похожа. Умела на пианино играть и хотела учиться в университет идти. Но не тут, то было… Задарил ее братец подарками и увез к себе. Потом пышную свадьбу сыграли. Он не мог на неё насмотреться. Баловал, одаривал, а ей было скучно, да и не любила она его. Мужиком обзывала. Деньги только тратила, а ничего по дому не делала. Он потом понял, как ошибся. Нужна была хозяйка в дом, а он привел себе жену, которая в дочки годится. Не ровня… Не под стать… Да и в постели он ей не нужен был… Вот братец и запил, и загулял… Господи, прости и помилуй… А твоя бабушка, написала своему отцу и решилась бежать домой… Когда отец её приехал, стали собираться, бабушке стало плохо … Вызвали врача и оказалось, что она беременна… Так её отец ни с чем и уехал, а братец пить прекратил и стал ожидать наследника, но родилась Надежда… А бабушка вскоре умерла, так и не оправилась от родовой горячки… Молодая была, ей 17 лет только было… Вот так и взял меня братец к себе, и стала я жить, няньчить Надежду и помогать ему во всём… Надежду он без памяти любил, баловал. Она была похожа на мать, а характером в отца… Но кто ж знал, что судьба повторится… Вот братец и залютовал, и не смог мать твою, Стёпушка, простить.

- Мать он казнит за то, что полюбила и не послушала его, а меня, за то, что проглядела... Смилуйся , Стёпушка…: продолжила тетя:

- В тебе течет татарская кровь, они своих не тронут, ты красивая, умненькая, а он старый, будешь ублажать и может ничего проживешь... Глядишь и мы с матерью с тобой… Мне немного осталось... Господи, прибери поскорей... Сил нет больше... Меня послали за тобой... В горнице накрыли стол, они сидят с муллой и хотят видеть тебя, вот прислал шаровары, другую татарскую одежду и накидку на голову, у них так положено, ты не должна выходить без нее к мужчинам... Дай я тебя одену, душечка моя, деточка. Как, Господь допускает это, видать за чьи-то грехи страдаешь... Спаси и сохрани, ласточка моя и прости нас с матерью за то, что любили и баловали... Собралась, ну давай, повяжу накидку. Пойдем… Пойдем скорее , ждут… Ты не спорь с ним и не гляди в глаза, так проще будет... Прошу тебя, не дури, смотри мать вон вся убивается... Она у тебя одна, да я старая - защитить не кому... Пойдем, голубка моя... Пойдем…

Она высморкалась в рушник, и открыла дверь в горницу.


Часть 5.

Мы вошли... Горницу я не узнала... В красном углу икон не было.. У стола кругом стояли лавки крытые коврами… На столе лежала белая скатерть, а на ней большая книга и еще что-то... Во главе стола сидел тщедушный старик, в черном кафтане шитым бисером вместо окантовки и расшитыми золотым шитьем манжетами. Глаза его были темными, с искоркой, живыми, внимательно смотрящими за всеми одновременно, а лицо спокойное, как каменное, без эмоций. На голове - бархатная шапочка с кисточкой… Я поняла, что это и есть мулла… Поодаль, а вернее по другую сторону стола на скамье, покрытой ковром сидел не высокого роста, крепкий, как боровик мужчина... Одет был по светски, волосы с маслом, гладко зачесаны. Короткие, крупные руки, были сжаты в мощные кулаки и спокойно лежали на столе... Его глаза, как буравчики, смотрели на меня оценивая и выжидая, что я скажу....

Мы вошли с тетей и встали у стола...

Асхат встал. Его черные яловые сапожки поскрипывали... Он подошел ко мне, снял покрывало и стал рассматривать...

- Ладненькая, выросла... Похожа на родственничка, и такие же чертики в глазах скачут... Жаль не дожил свидеться. Ну ладно... Я привез завещание от твоего деда. Ты не вздумай перечить, у нас с этим строго… Не знали мы, что ты есть, давно забрали бы к себе… Не гоже татарке жить в безверии... Вот наше решение... Завтра с утра, после утреннего намаза, будет свадьба… Я беру тебя и твою мать с теткой с собой… Один день на сборы... Много не бери, все равно у нас не пригодится... Что смотришь зверьком... Приручу, объезжу, как дикую лошадку... Хороша будешь.... Да, свадьба будет скромная... Мулла почитает коран, пообедаем и в путь... И без глупостей... Ну, старая пошли, а ты мулла расскажи ей о наших обычаях и ее послушании, а то ужо.... Ладно, пошли. Где Надежда... Как она?...

- Я стояла, не могла ни двинуться, ни слова сказать... Что же делать? Мысли, как искры костра то взлетали, то тут же гасли и опять жгли все нутро... Как отвести эту беду? Не уж то, если я откажусь, он выгонит маму с тетей на улицу? Не верю... Но, кто его знает… Ко мне подошел мулла и стал что-то спрашивать, и что-то говорить. Я ему кивала в ответ. Но ничего не помню, о чем. Потом он заставил меня прочесть молитву на татарском, повторяя за ним, и отпустил. Напоследок сказал, что я должна все волосы на теле сбрить, пользоваться кумганом для чистоты и гигиены, слушаться Асхата...

Степанида, задумалась, как бы решаясь, стоит ли мне все рассказывать, но сама себе кивнула головой и продолжила:


- Я пришла в светелку свою, но там никого не было... Мама и тетя сидели в столовой с Асхатом и о чем - то спорили... Он, горячился... Я только услышала одно, что он все сказал, все едем завтра, а там решим. И что этот дом он запродал, поскольку далеко и неудобно расположен... Асхат ушел в горницу, мама плакала, а тетя молилась… Я не знала, как поступить... Я все металась по светелке и не знала , как миновать эту беду… Пойти броситься в ноги и попросить его нас не трогать и дать нам возможность здесь еще пожить, но дед крепко - накрепко все связал своим словом и по всему было видно, что Асхат не отступится… Идти замуж за старика, я не хотела… Мне было жалко и маму с тетей, и себя…

Степанида замолчала , вытирая набежавшую слезу….Прикрыла ладонью подбородок и рот, чтобы не заплакать.. Лицо ее сморщилось, как от лютой горечи и одновременно безисходности… Но, она справилась…

- Ой, засиделись Олька с тобой... Давай собираться и пойдем, травки наберем.... Память, так и накрыла. Спасу нет … Это только вспоминать, а как было пережить... Пошли... Вон залезь на сосну, повесь повыше котомки… Ужо на обратном пути заберем... Квасок только возьми. Ну, все пошли... Потом доскажу...

Я быстро взобралась на изгиб сосны, встав на цыпочки, повесила на верхний обломленный сучок наши котомки.... И хотела уже спрыгнуть, но остановилась. Какая красота открывалась передо мной ... Волны Волги катились, мерно поблескивая на еще косых солнечных лучах, облизывая песчаные отмели и берег. Жигули, как горбатые зеленые верблюды у водопоя склонили свои головы... Вдалеке шли по реке баржи... Благодать, как бы сказала моя бабушка…

- Ну, где ты там, застряла… Пора, пошли и так много время на разговоры потеряли... Догоняй...

Я спрыгнула на землю и побежала догонять Степаниду... Она, шла, сгорбившись, как бы придавленная к земле своей тяжелой ношей... Вдруг стала совсем маленькой, горбатенькой и ее батог нависал высоким колом над ней. Шаги стали короткими, неуверенными с перебежками. Я окликнула ее, но она не ответила ... Слишком далеко были ее мысли ... Вдруг она резко остановилась перед самой кромкой осиновой поросли…

- Стой, Олька! Чуть не наступила. Смотри. Ужик! Свернулся и греется на солнышке... Здесь зверье не пуганое... Смотри, как серебрится его чешуя и венчик, как желтый одуванчик... Не бойся, он безвредный, стережет покой леса... Сторожевой... Я в лесу почитай 25 лет прожила... и мало людей видела, а зверья тьма- тьмущая... Зверь никогда не тронет, если его не обижать, а человек, порой хуже зверя лютого... Хооо, хо... Ну, пошли...

Мы вошли в темный лиственный вековой лес... Громадные осины и дубы, давали тень. Было сумрачно... Между деревьев почти не было травы, было много валежника и пахло прелью... Я подошла ближе к Степаниде... и спросила:

- Тетя Степа, а как ты в лесу оказалась? Наверно страшно было жить в лесу?

- Не пужайся, пойдем… Лес этот вековой, давно растет. Да осины много, а она на строительство не идет, вот и стоит… Зверья в таком лесе мало, есть не чего. Только кабаны, они желудками питаются. Видишь вон под дубом все изрыто... Ночью приходили, а сейчас спят. Кабаны сейчас не тронут, поросята уже большие и гону нет, а осенью ни – ни в этот лес... Загрызут. Секачи звереют от гона... у каждой животины свои правила и время на все... Ну, вот и дошли... Смотри, видишь эта травка, она маленькая, звездчатка, ее редко где встретишь, она тень и сырость любит, и еще горечь осины... вот и растет здесь. Возьми вилку и ножик прорыхли земельку и потихоньку с корешочком, тяни. Вытянешь, отряхни от земельки и в холщевую сумку, которую Леля дала. А потом пойдем, надерем молодой осиновой коры, она хороша при оттяжке и ангину лечит.

Она достала скребок и аккуратно стала снимать кору с молодой осинки.

- Прости матушка, осинка, беру не во вред, а по большой надобности, а тебе скорее обрасти... Не гневайся...

Я собирала травку и кору осины, и смотрела на Степаниду, как она ходила по лесу степенно, с каждым деревцем и травинкой она разговаривала с поклоном и уважительно. Мне казалось, что они все живые и понимают ее речь...

Мы уже почти два часа ходили по приволжскому лесу и собирали траву и растения, ягоды, все складывали в отдельные мешочки... А я все думала, что же дальше было? Почему она прожила почти 25 лет в лесу? И что же еще предстояло ей, моей любимой, доброй и заботливой шабёрке, так ее называла моя бабушка. Она говорила:

- Счастливая, ты Олька. Вон как тебя любят мои товарки... Вон в шабрах у меня одни вдовы, да старухи... Ты их уважишь - хлебца принесешь, козу со стада пригонишь, а они тебя заместо своих внучат почитают... У кого и совсем нет, а у кого - разъехались и носу не кажут... Цени… Ах, война, война... Да и чем мир лучше? Войны нет сколь годов, а старики брошены... Не порядок...

- Олька, Олька ? - услышала крик Степаниды… За своими мыслями я ушла далеко от нее... Я быстро пошла на крик.

- Я уж напужалась… Думала потеряла тебя... Что ты ушла , так далеко… Дай кваску, горло перехватило ... Попью... А ты будешь? Ладно, давай выходить? Ну, куда идти, опять скружилась?

Я отдала ей квас, немного постояла с ней рядом, пока она пила... Сложила все в котомку, и мы стали выбираться… Вдруг, Степанида немного охнула и остановилась…

- Не могу идти, вступило в поясницу... Найди поваленную осину, посидим , полегчает...

Мы сели на старую, еще живую, прохладную, поваленную осину... Ее ветром склонило до земли и почти вывернуло с корнем, но она удержалась, прижилась и росла лежа. Она мне напомнила Степаниду...

Степанида села, сняла чуни и высвободила ноги... Веревки от галифе смешно свисали вниз, она немного поболтала ногами и надолго задумалась... Я просто сидела, рассматривала деревья и примечала, где мох, где север, где проглядывает солнце и куда выходить… Вдруг, Степанида заговорила, каким-то каменным голосом...

- Мала, ты еще, но с понятием... Не все тебе расскажешь, да видать судьба твоя, вот, она для чего... Душа тебе дадена большая, широкая, добрая, да видно много горя людского доведется тебе услышать и понять, раз уж мне захотелось тебе исповедаться... Прости меня, старую, но видать Господь призывает. Горячая моя голова садовая... Разве я могла тогда подумать, что придется мне пережить, не сравнится с неравным браком...

Пришли потом мама и тетя… Они открыли сундуки с приданным, и стали плакать... Тетя, все причитала:

- Прости нас, голубка. Кабы знать... Сами виноваты, послушали братца, да что делать…

Мама принесла таз с водой, стали меня обтирать и сбривать с причинного места волосы... У татар обычаи такие ... Мужчин обрезают, а женщин бреют и все после туалета из кумгана моются. А че зря мыться, не знаю... Побрили меня, причесали... унесли сундуки к себе и стали выбирать, что можно взять с собой. А я осталась одна. Стою, смотрю на себя в зеркало, а не вижу ... В глазах туман. Вдруг вижу в зеркале лицо Асхата... Стоит и смотрит на меня, не мигая, а глаза его пьяные, пьяные, заволокло туманом ... Развернул меня к себе и как дернет рубашку надвое. Я даже прикрыться не успела... Стоит, смотрит, покачиваясь, и молчит... Мне аж страшно стало... Стою ничего ни крикнуть, ни прошептать не могу. А он давай меня ощупывать, как кобылу... Я все стерпела ... Он хмыкнул, довольный и только спросил :

- Девка, еще... Это хорошо... Товар... Не бойся, не обижу... Хорошо жить будешь, коль слушаться будешь...
И ушел...

Часть 6.

Я стояла и даже плакать не могла... Как ночь я пережила… не помню, помню, пришел утром мулла и говорит, разденься, проверю девственность... Я не могла не подчиниться... Он прочитал чего то и как чиркнет чем-то, и пошла кровь...
- Ну, вот, теперь будешь апой… Молодец, соблюла себя, не испоганила, как мать... Подотрись и собирайся... Скоро свадьба... Слушай бабая Асхата и жить хорошо будешь, и мать при тебе будет... Аллах милостив…

Когда мулла ушел, я ничего не чувствовала, только хотелось бежать и бежать без оглядки, не останавливаясь... Что делать… Стояла зима - декабрь лютовал метелями и морозами. Бревна трещали по ночам и лопались… Печки день и ночь топили.

Пришли мать и тетка, принесли сундук с одёжой и свадебный татарский наряд . Они одели меня, накрыли кружевной накидкой и мы просто сидели и жали… Чего? Своей участи….… Мулла запел что-то в горнице и стал читать... Мы просто сидели и плакали.... Вдруг в горницу вошел Асхат и позвал меня с собой, а матери сказал:

- Хватит реветь, столы готовь, скоро все кончим ... А ты - пошли.. со мной …

В горнице было душно. Мне было плохо и я еле стояла на ногах… Мулла что-то читал, спрашивал, я кивала. Асхат сказал, что все, иди к себе и отдохни... Потом зайду и без глупостей... Я не помню, как вышла из горницы, как зашла в светелку, как одевалась в свою одёжу, надела бурки с галошами, шубу, взяла варежки, завязала дорожный полушалок и прошмыгнула в заднюю дверь... Я не помню, как долго бежала и куда... Мне в след кто-то что-то кричал ... Я очнулась только в незнакомом месте, в лесу и поняла, что иду не разбирая дороги, по снегу… В руках у меня только варежки… Ни дороги, ни хлеба, ни жилья и только лес, ночь и мороз... Я еще долго блуждала по лесу, но боялась выйти к людям, боялась, что меня ищут ... Наломала лапника, села под елью и заплакала. От чего? Сама не знаю… Наверно от того, что сотворила или от голода и жалости к себе, не знаю… А еще я тревожилась за мать и тетю, до меня дошло, что попала в большую беду, но обратной дороги не было..... Я так устала, меня клонило ко сну и не помню, как уснула… А уснуть на морозе, значит замерзнуть... Вот, Олька, так я оказалась в лесу... Но, Господь милостив - и я выжила ... Ну ладно, отдохнула, пошли выбираться ближе к дому… Трудная дорога нонче ... А еще трудней возвращаться в прошлое...

Вот именно, а еще трудней возвращаться в прошлое… Мне это знакомо. Это тогда я была маленькой девочкой, мне все было легко и просто... А сейчас умудренной возрастом мамой и бабушкой, вот именно сейчас, сейчас я иду своей дорогой в прошлое и отдаю долги и свою любовь, тем удивительным женщинам, столь близким и любимым мною... Пришло мое время каяться...

- Олька, Олька смотри... Чайки клюют наши котомки на сосне… Беги скорей, отбей, прогони – крикнула мне Степанида, чем оторвала меня от размышлений. Я быстро побежала к сосне, где хозяйничали воровки…

Я увидела, как стая чаек, кружа над деревом, по очереди пикировали на наши котомки, висящие на сосне... Схватила большую сухую ветку и стала размахивать ею, чтобы прогнать их...

- Кышь, кышь, воришки... Кыш…- кричала я и смеялась…

Они такие встревоженные и недовольные, тем, что оторвали их от дела, стали летать надо мной… Я быстро забралась на сосну и достала наши котомки… В нескольких местах они были порваны, но содержимое не пострадало.... К сосне подошла Степанида...

- Ох, уж эти разбойники... Чуть не оставили нас без обеда, али ужина? Поставь палочку, посмотри сколько время... Судя по солнышку почитай уже часа три, а то и больше… Долго мы сегодня и то набрали... Хватит, надолго... Да и разговор длинный... Не могу остановиться… Все думаю и память, как ручей бежит и бежит, журчит и журчит, покоя не дает... Пойду, умоюсь, а пообедаем, обратно двинем... А ты посторожи, а то налетят... Потом сходишь , может, искупнешься... День жаркий...

Я сидела на старом стволе и смотрела, как Степанида спускалась к воде... В ее движениях чувствовалась усталость и возраст... Она не торопилась… Сняла платок и пиджак... Разулась... Завернула галифе до колен, подняла повыше юбку и вошла в воду... Посмотрела по сторонам. Перекрестилась и стала умываться… Было в ней, что-то притягивающее, мощное и одновременно нежное... Она любила всех и весь мир… Наверно прожив столько лет, пройдя многие испытания и лишения, она научилась ценить жизнь в ее малости и радости бытия...

- Ну, вот, хорошо, то как... Беги, Олька, скупнись, враз отдохнешь телом... Поедим и пойдем, не спеша... Беги скоренько ...

Пока я купалась и сушилась, Степанида достала оставшуюся снедь и мы сели перекусить...

- Ну, слава, тебе Господи, привел назад... Ешь, Олька, все ешь, чтобы не нести назад... Возвращаться всегда труднее. Вот и я не вернулась тогда... Да и разве я бы смогла... Я не знала, что со мной будет, а как мама переживет с тетей мой побег, вообще даже не представляла ... Да и долго болела, простыла в лесу и чуть не замерзла...

- Очнулась я от того, что чей- то спокойный хорошо поставленный голос читал:

- Да воскреснет Бог, да расточатся Врази Его… Да бежит от лица ненавидящий Его.......

И сквозь туман сознания начала ощущать странные запахи: земли, ладана, воска и что-то еще знакомого, наверное, травы, луга, меда... Кружилась голова, в ушах звенело... Я открыла глаза. В полутьме или в полусвете маленького оконца под самым потолком, наклонившись чуть вперед, перед свечей над глиняным иконостасом стояла монахиня... Она казалась мне огромной. Была высокого роста, худа, с ровной прямой спиной, слегка наклоненной вперед и низко склоненной в поклоне головой, в черном платке под булавку...

Я пошевелилась. Она обернулась ко мне в пол оборота и я увидела ее гордый профиль орлицы, с глубоко посаженными глазами старца и не тени сострадания в голосе.

- Ну, что, очухалась... - спросила она - Ну, ладно, живи покуда… Значит к житью… На, попей тепленького... Ужо, вечерять будем, как закончу...

Я приподнялась, попила и упала на подушку... Что со мной я не знала... У меня не было сил даже оглядеться, и я не заметила, как провалилась в забытье... Сколько я пролежала - не помню.. Помню только монахиня меня то поднимала и поила чем-то горьким, то мазала мне лицо вонючей мазью, то обтирала прохладной водой и растирала грудь медвежьим жиром... Сколько дней или часов прошло не помню... Только я выжила… Однажды на рассвете, когда еще было темненько, я вдруг проснулась и ясно ощутила, где я... Осмотрелась... Я не могла припомнить, как я сюда попала и что со мной приключилось... Лицо сильно чесалось и я дотронулась до него… На лице была большая короста и шрам... Руки были все в болячках ... Я лежала на лежанке у печки. Другого спального места не было. Келья была столь мала и темна. Глина на стенах была мастерски зашлифована и поблескивала, при тусклом свете коптилки... В углу стоял большой киот, стол и два стула, сколоченных из не струганных досок и покрытых тряпьем… Я глазами искала монахиню... И вдруг увидела ее. На аккуратно уложенных крест на крест еловых лапах, в самом углу, на глиняном полу была сделана постель из старой одёжи и тряпок . Вот на ней и спала монахиня, свернувшись неудобным калачиком и укутавшись в мою шубу. Из - под шубы были видны ее ноги в валенках. Она спала крепким сном праведника... Я поднялась, и чуть не упал. Она проснулась. Встала. Перекрестилась на иконы и сказала:

- Ну, слава Богу, выкарабкалась… Почитай почти месяц валялась… Господь милостив, не дал пропасть грешной душе... Будет еще время, покаешься... Я твоей шубой укрылась, холодно на полу... Меня Манефой кличут… Матушка Манефа, я в игуменьях была, вот в скит ушла, обет молчания возложила на себя за грехи свои, да ты помешала... Видать Господь помиловал меня... Тебя послал… Живи покуда... Куда идти тебе? Вся обморозилась… Вона лицо все впухло и в шрамах… Подлечим, пойдешь по весне... Все равно дороги нет. Нашла я тебя в лесу.... Приходили за мной отчитывать покойницу, вот я и шла обратно с санками. Провизию везла и случайно твой след увидала и набрела на тебя… Без чувств ты была, но жива. Притащила и вот - ожила... Слава, Господу… Ладно, ничего не говори, ужо все, потом... выздоравливай... Потом потолкуем, время достаточно….


Часть 7.

Вот так я и оказалась в лесу у Манефы… Удивительной судьбы женщина… Умная, грамотная, из богатых. Она мне все рассказала про себя... Ее многие побаивались… Даже батюшка, когда наведывался, всегда с осторожностью и уважением с ней... А люди к ней ходили за советом и с какой бедой... Она всегда помогала, никому не отказывала… Она меня всему и обучила... И молитвам, и знахарскому делу, и читать по покойникам... С ней мы построили вдвоем просторную избу в лесу, завели хозяйство и жили поодаль от жилья... Да и куда мне было идти. Паспорта нет, лицо обморозила, не узнать… Это сейчас изрослось и то страшно, все привыкли, а тогда неприятно было… Вот, как я сама себя наказала... Что стало с мамой и тетей я не знаю… Знаю, одно, что Асхат посылал в розыск. Прожили они месяц в дому и уехали, забрав с собой, как обещал, мать и тетку... И как в воду, ни слуху ни духу... Потом была революция, раскулачивание и что с ними сталось не знаю.... Я долго все молилась за их... Плакала... Да что сделать, сама виновата. Жизни не знала, побалована была, испужалась мужика - татарина, а жизнь она еще много страшнее вывернула ... Вот, так то... Ну, что поела? Давай чайкам крошки скормим, вон все сидят, поглядывают… Ждут.. Всякому нужно потрафить… Видишь, вон одна , словно поняла , о чем я говорю, идет... Иди, отдай, да собираться домой будем... Вот она жизнь ... Ну, пошли потихоньку...

- Что-то сегодня мне невмоготу... Наверно воспоминания придавили.

Я отдала чайкам остатки еды. Они налетели, чуть меня не сбили с ног... Такие красивые, крылья большие и шипят, как гуси. Смешно...

Степанида встала с раскачкой с дерева... Обулась и оправила одежду… Внимательно, как в последний раз огляделась вокруг... Взяла свой батог и так стояла, опираясь на него двумя руками... Взгляд был обращен вдаль и одновременно в никуда... Она стояла, ничего не замечая... Она смотрела и не видела, как я собиралась, укладывала траву в котомку, надевала сапоги и одежду... Я подошла к ней, мне хотелось ее обнять и сказать:

- Не уходи, останься.... Мы любим тебя… Ты нам нужна.

Но она бы не услышала... Она была далеко, там, в лесу, рядом с Манефой ... Степанида дождалась, когда она ушла, так же тихо, как и жила, спокойно, с улыбкой на лице... Потом схоронила ее. Все обряды выполнила и ушла.... Ушла к людям...

- Ну, вот, Олька... и вся жизнь моя кончилась... Немного осталось... Ну, пошли покуда, пошли... Ты не торопи меня, не торопи... Сейчас я там, в 37 годе.... Помню, как вышла к людям. Пошла в храм в Триозера к батюшке Анастасию... Все ему рассказала... Он со мной погоревал и попросил пожить в скиту, пока не найдет замену... Дал подводу, муки, провизии и напутствие свое, и благословение… А сам пообещал паспорт справить мне... С тем и вернулась... А повез меня ихний конюх - послушник Николай... Вот так и познакомились, пока ехали… Он был моложе лет на 10 , но жизнь его потрепала, и он пришел в храм служить... Вот и служил порученцем и кучером... Ладно, пошли, по дороге доскажу, а то Леля все глаза уж проглядела ... Думает, заплутали, а мы разговоры говорим и то дело... Знаешь, как легко, стало на душе. Спасибо тебе, Лександровна, ведь не зря тебя наши бабы так в шутку зовут... Уважение... Принимай... Не обижайся..

Мы пошли обратно. Солнце уже клонилось к западу... Било прямо в лицо, идти было с поклажей тяжело, и Степанида шла медленно. Ее корзинка- травница стояла у нее на плече, котомка с корой и ягодами висела за спиной, одной рукой она опиралась на батог , другой придерживала корзинку...

Сырая трава была тяжела, и она часто останавливалась и меняла плечо и руку… Постоит немного, о чем-то подумает и дальше молча идет...

Я просто шла за ней и не задавала вопросов... Так мы подошли к оврагу и ручью, где видели лосиху с лосенком...

- Ой, Олька, смотри - следы лося и телка... Это наша мамаша наверно приходила попить водички... Вот она жизнь, продолжается… А мне не удалось продолжить... Господь меня простит… Давай посидим малость. Много набрала, а бросать жалко… Зимой сгодится... Дай , там у тебя марлечка есть… Давай сложим в несколько рядов и попьем водички… Она прохладная, живая...

Степанида сняла на землю корзинку... Перекрестилась:

- Ну, слава Богу... Почти дома... Трудный день сегодня… Давай попьем и расскажу, как Николай ко мне пришел и остался...

Она наклонилась к ручью, встала на колени, положила марлю на воду, сделала что-то вроде углубления и стала черпать одной рукой из марли и пить с растяжкой, смакуя каждый глоток...

- Вот, она живая водичка, кровь и соль земли... Она может жизнь дать одним глотком и убить тоже одним глотком… Она может дать тебе еду, кров, транспорт и путь, а может одним махом все уничтожить... Все в жизни не однозначно… Все живет в гармонии и нельзя ее рушить… Знай, Олька… Там , где ложь заведется, она как ржа или моль - все выест и погубит… Правдой живи... Иди, попей , но потихоньку… Ты горячая после ходьбы, горло заболит... Маленькими глоточками, маленькими и грей ее во рту… Грей.. Ну давай посидим малость, посидим… Устала…

Мы сели на небольшой косогор, подстелив плащ… Степанида в раздумье молчала и чему то улыбалась… А потом продолжила:

- Так вот, хороший наш батюшка, Анастасий был… Большой, сильный, добрый. Я помню, когда он приехал проведать Манефу и увидел меня, как гаркнет..
- Это еще кто? Почему тут.
- Я так испужалась. А это он так шутковал . Лицо у него доброе было… Полное, чистое и бородища окладистая. Он когда нам помогал бревна загонять в гнезда при строительстве скита, завязывал бороду специальным платком, чтобы смолой не испачкать. Смешно было. А как они с Манефой пели псалмы... У Манефы голос грудной, низкий, душевный, а у него бас, густой такой, аж мурашки по телу... Меня он все выспросил, я ему исповедовалась во всем… Он мне сказал, что по татарским законам я замужем уже, и он не будет меня перекрещивать, а жить я тут могу... Так я и осталась… Потом в 37 годе, под зиму за ним пришли и больше я ничего не знаю о нем. Говорят их тогда расстреляли, а церковь закрыли… Вот тогда и пришел ко мне Николай… Пришел поздно ночью, крадучись с котомкой. Паспорт, так мне и не успел батюшка сделать... А продуктов Николай успел припрятать… Вот мы всю зиму и прожили. Жили просто рядом... Он мне все свое рассказал, а я ему.... Привыкли. Меж нами не было не любви, не войны... Жили, как брат с сестрой. Он все делал, на охоту ходил. Ко мне приходили люди за советом, ай отчитать покойника, а потом и окрестить… Но и эта жизнь быстро кончилась… В 40 годе и к нам пришла советска власть… Велели убираться и не заниматься мракобесием… Рай схоронить и предать земле мракобессие? Вот не предать - это и есть мракобессие... Вот тогда и решили мы выйти из леса... Ой, как трудно пришлось. А как Николая забрали , как подкулачника… А паспорта нет ... и жить не где и не на что... Вот, где нужда и голод… Я побираться пошла с котомкой… Вот, Олька жизнь, как мачеха обернулась, самая, что не на есть. .. Вот тут я и встретила Лелю и твоего деда.. Умный был мужик, все с ним советывались... Зря никому ничего не говорил… Накормили меня , обогрели. Я все им и рассказала …


Часть 8.
А твой дед и говорит:
- Глупая ты баба, Степа, одним словом. Какая разница, какой поп тебя замуж выдавал. Не жила, значит не чего и говорить. А такой мужик рядом столь лет жил? Чего надо? Не молоденькая, ведь… Иди в каталажку и пиши заявление, что документы украли, потому и в скиту жили в услужении. Поразбираются, поразбираются - разберутся и выпустят. А тут у нас недалеко есть маленькая избенка, на два окна, пустая, занимайте, покуда не развалилась и живите. Вас никто не знает, а если объявятся хозявы, откупимся… А Николая я пристрою лес на делянку бревна катать и все устроится.

- Вот, так и вышло... Я пошла в каталажку, написала заявление. Николая выпустили и паспорта в сельсовете нам дали. Господи, слава Тебе, не оставил в беде. Послал умного человека. До сих пор поклоны бью за его и твою бабушку. А кода Николай пришел, я ему все и рассказала, что мне сказал твой дед. Он мне и признался, что давно любит меня, и ему все равно, что у меня с лицом. Еще сказал, что заработает, отремонтируем дом и свадьбу настоящую сыграем. С тем и ушел в лес, на заработки. Иногда приходил на побывку, денег приносил, помогал мне и уходил… Мы решили, что жить будем после свадьбы, как люди.. Но, не успели… Война... Проклятущая война… Деда, твоего по чьему-то доносу забрали , аккурат накануне... Никому плохого не желал и не делал, поймал кого- то за воровством леса, вот все ему и вспомнили... Увезли в Казань. Леля туда поехала, а ей и даже свиданье не дали… Потом уполномоченный приезжал, говорил, что приказ на расстрел, был и что, за него кто- то заступился… Ждут решения… А тут война ... Николай пришел из леса и сразу их всех в военкомат и отправили, я котомку со сменкой и провизией ему успела собрать только... На прощанье он меня обнял, поцеловал и сказал:

- Береги себя , Степушка... Возвернусь - свадьбу справим, поживем, как люди на старости...

Я ему ладанку и крестик на дорожку дала... Перекрестила, да видать , так Господу угодно… Погиб в 1942 годе… Долго я горевала. Да видно Господь мудрее нас… Раз венчана с татарином, нельзя нарушать ... Да и жить нужно было... Ни работы, ни пенсии, а мне уже было много годков... Вот и ходила по людям с твоей бабушкой… У нее тоже не было ни пенсии и аттестата… На безвестипропавших ничего не давали, а детей ростить надо было…
Ходили, читали, отпевали… Батюшку дали почитай в 59 годе только... Леля, тоже хорошо читала и по - старословянски, и по - русски… Потом цветочки крутили для могилок, свечки сучили, балахоны шили на покойников, одеялы стегали. Да чего только не довелось... Всех вырастили и подняли… Я вот тут и сгодилась… Вы теперь мне почитай ближе родных... Век благодарна буду и молиться за неё... Ну, что сидим? Пошли? Скоро темнать начнет. Леля заждалась.


Часть 9.
Я сидела и слушала Степаниду, и не могла я понять никак - сколько человеку отмерено горя и радости в этой жизни. Как она смогла все свои невзгоды и трудности обернуть счастьем, что живет не одна и рядом с нами. Что Господь он все видит и все правильно делает. И что это за Господь такой, который так распоряжается человеческими судьбами. Мне тогда маленькой девочке многого было не понять.

- Ну, ты идешь ? Долго тут рассиживаться будешь? Еще почитай час идти до дому... - прервала мои размышления Степанида.

Мы шли уже знакомой дорогой. Солнышко садилось. В лесу становилось сумрачно ... А я шла и представляла Степаниду.. Как она бежала по лесу… Как она жила в скиту. .. И какой был ее жених Николай, которого убили на войне... За своими мыслями я даже не заметила, как мы вышли на опушку. Степанида устала. Сняла корзинку. Развязала котомку и села на валежину...

- Присядь, Олька. Давай посидим, полюбуемся закатом… Смотри, завтра ведро будет… Ни одной тучки на небе... Вот так и мы когда то здесь сидели в 45 годе на победу… Столы убрали… Жить не хотелось… Мужики не вернулись, а многие погибли, а кто и плену... Я тогда в первые в жизни напилась… Ох , как из меня Господь потом душу выворачивал… Всю черноту выхмыздал, за всю мою грешную жизнь... И поняла я тогда, о чем мой Николай мне на прощанье говорил… Вот, она новая жизнь… Все старое ушло, все война списала. За все они, наши мужики кровью заплатили... Нам жить и не жаловаться... Не грешить на судьбу. Все живы остались, детей сохранили. Страшную войну пережили. Что еще для счастья надо... Вот и живу радуюсь, каждому денечку даденному мне судьбой и Богом... И ты радуйся… Помни меня... и я тебя буду, там молиться буду за твою светлую душеньку…

Уже почти стемнело, когда мы вышли из леса. Лес провожал нас звенящей тишиной, погружаясь в темную дремоту. Там начиналась своя ночная, такая не знакомая жизнь и борьба за выживание, где нет места человеку.

Мы еще немного посидели.

.- Вон смотри, что там белеет? Уже Леля бежит. Заждалась наверно, терпенье кончилось... И то ведь цельный день прохороводились.

К нам подошла моя бабушка:

- Ну что так долго, то…? Извелась я вся. Думала, потерялись. Ничего делать не могу, все жду, жду, а Вас и не видать... Ну, что, Степа, все ли в порядке, как ты сама, то?

- Да все хорошо, просто устала, дорога дальняя - успокоила ее Степанида.

- Молодец у тебя Олька… Ну я пойду покуда, легкая у меня будет теперь дорожка и умирать не страшно. И тебе, Лександровна, спасибо, облегчила мне душу, как исповедалась. Господи, благослови. Прощевайте…

- Иди с Богом - сказала бабушка.

Степанида надела котомку, взвалила корзину на закорки, взяла в руку батог и зашагала легко, как то не по - старушечьи широко шагая к дому, где ее ждала любимая, безрогая коза Манька.

Бабушка присела рядом. Обняла меня:

- Ну и худа, же ты...Ничего, кости есть , мясо нарастет. А что это со Степанидой? Не умирать ли собралась? Что - то душа за нее заволновалась... Ну, ладно пошли . Чайком побалуемся , да отдыхать…

Бабушка подняла мою котомку, надела на свое плечо и мы пошли рядом, просто рядом … А мне было так хорошо и тревожно… Вот она жизнь какая разная. А как же Степанида? Сколько ей Господь еще отмеряет? Трудная ей выпала доля и счастливая … А что такое счастье, никто не знает…

Солнце выпустило свой прощальный последний лучик и накрылось тучкой… Завтра точно будет дождик - подумала я… В дождь хорошо спится… Высплюсь.
Мы подошли к дому.

- Давай присядем немного. Травку разложим …- сказала бабушка - Что то ноги не держат. Устала и разволновалась, долго не было Вас. Родной дом, Олька, силы придает, помни это…

Мы сели рядом на теплые доски, согретые солнцем. Бабушка обняла меня, притянула к себе... Она была мягкая, теплая, пахла ватрушками, ладаном, травами, медом, хозяйственным мылом… А я сидела и думала - какое счастье, что они есть у меня и как жизнь многогранна и скоротечна. И как прожить ее так, чтобы не жалеть себя потом… Тому пример - Степанида. Она прошагала по жизни, гордо неся свое достоинство, маленькая женщина и огромный человечище не обидевшаяся на судьбу и благодарившая ее за каждый удар, как награду…