Старый блюз нового мира

 Фрэнки сидел в обшарпанном кожаном кресле, словно застрявший в пасти у здоровенного аллигатора, кусок загнивающего мяса, и в такт музыке мотал опущенной вниз головой, как бы рисуя ей в воздухе знак бесконечности. Его пальцы перебирали струны воображаемой гитары, руки были до безобразия скрючены, как и безвкусно забитое татуировками худое тело, похожее на одну из задних парт средней школы Комптона, за которой он отсидел целых девять лет своей никчемной жизни. А его лицо: сморщенное от удовольствия, с опущенными до предела уголками рта, с беззвучно произносящими слова песни губами - каждый раз, как только женщина в колонках начинала вопить, словно дикая кошка в период спаривания, - обращалось кверху, к закопченному потолку курильни, где зеленый дым от десятка взорванных сплифов, извивался подобно брачующейся паре китайских морских драконов. Из соседних комнат доносились сладкие стоны; кое-где на полу, у стен, свернувшись в позе эмбриона, лежали улетевшие от прихода наркоманы, а на прожженом диване напротив Фрэнки - бледная, тощая шлюха, стоя на закаленных в оргиях коленях, отсасывала запрокинувшему назад голову негру, над которым с пропитанных смолами крэка обоев, с печалью взирал на всю эту содомию, едва различимый образ Девы Марии.
- Чувствуешь эту боль? - упал одиноким камнем в тёмный колодец сознания Фрэнки чей-то чужой, незнакомый голос. - Старый блюз нового мира - подарок Голубого Дьявола чёрным людям.
Фрэнки с трудом разлепил глаза и увидел на другом конце дивана бродягу, с обернутым в бумажный пакет пойлом в руках. Губы незнакомца не шевелились, но Фрэнк, почему-то, был на сто процентов уверен, что этот голос принадлежал ему.
- Точнее, ещё не людям - обезьянам, а иначе, как бы они стали людьми: без музыки, без огня, без кулинарии. Создатель сам лично играл им на лире блюзовые баллады собственного сочинения, учил их готовить пищу на костре и говорить на своём родном языке. Чёрные были ближе к корням, к природе, и поэтому - он так сильно их полюбил.
Фрэнки то зажмуривался, то открывал глаза, пытаясь придти в себя и понять: что это за человек и откуда он здесь оказался.
- Кто ты такой? - наконец-то выдавил он с ледяной агрессией в голосе. - И что за хрень, чёрт тебя дери, ты пытаешься мне тут впарить?!
- Кто я такой? - прохрипел бродяга, и на этот раз вслух. - Боюсь, тебе не понравиться мой ответ.
Фрэнки не спускал с него своих разъяренных глаз, он словно сдерживал на цепи двух голодных, готовых накинуться на неприятеля ротвейлеров.
- Я ангел, - спокойно произнёс незнакомец и немного отхлебнул из своей бутылки.
Мрачная гримаса Фрэнки постепенно сменилась улыбкой и он расхохотался так, будто плевался гвоздями. Бродяга ещё разок отхлебнул и как-то через чур мерзопакостно ухмыльнулся:
- Ангел смерти.
Фрэнк потупился.
- А впариваю я тебе то, что первый разумный человек, первый мужчина, Адам, - был чёрным. Он был таким же нигером, как и этот, - бродяга кивнул в сторону рядом сидящего, содрогающегося в спазмах афроамериканца. - С такой же любовью к травке и такими же, свалявшимися в колбасы, неопрятными волосами.
- Что за хрен... - подумал Фрэнки, протирая глаза своими скрюченными граблями.
- Первая же разумная женщина, Ева, - продолжал незнакомец. - Напротив  - была белой, как молоко; но в отличие от Адама, эволюционировавшего самостоятельно, появилась на свет искусственным путём.
- Стой, стой, стой, стой, стой, - перебил его Фрэнки, пригрозив пальцем. - Ангел говоришь?
- Ну да, - бродяга пожал плечами.
- Так значит, вот как у нас теперь выглядят ангелы: никаких тебе нимбов, крыльев, белых одежд и света в конце туннеля, лишь ободранное тряпье, в котором мне даже в гетто стыдно было бы появиться. И что это у тебя там, в бутылке, ангел?
- Знаешь, Фрэнсис, мир - он ведь не стоит на месте, он постоянно меняется, как кусок пластилина в руках вечно недовольного своим творением скульптора, - парировал незнакомец. - Все божественное теперь выглядит иначе! Взять, например, молитву. Взгляни на эту милую христианку, - ангел кивнул в сторону шлюхи. - Она всегда делает это под этим граффити, точно так же, как и несколько лет назад, - стоя на коленях у своей кроватки перед иконой Девы Марии. А исповедь! Во что превратилась исповедь?! Люди изливают душу своему бармену, кредитору, драгдиллеру или адвокату, но никак не святому отцу и никак не в церкви; они скорее предпочтут ей злачные места вроде этого. И я даже не хочу говорить про Бога. Бог, нынче, совсем не тот; неизменно только вино!
Бродяга договорил и, запрокинув бутылку вверх, сделал пару больших глотков.
- Ну хорошо, - пропел Фрэнк. - Предположим, ты реально ангел. И на кой хрен ангел будет втирать торчку про какого-то там голубого дьявола? Он что, по-твоему - гомик? И что за бред - чёрный Адам, белая Ева?! Мужик, ты либо псих, либо меня так охеренно вставило.
- Таким был цвет кожи твоего создателя, Фрэнсис.
- А мне зачем это знать? - тыкая себя пальцами в грудь, сорвался Фрэнки.
- Человек должен получить ответ, на мучающий его всю жизнь вопрос, перед тем, как отправиться в путь, - с расстановкой проговорил бродяга. - Ты же каждый раз, когда варишь крэк, спрашиваешь о своём происхождение, вот я тебе и толкую - первая, разумная женщина, Ева...
- Отправиться в путь? - перебил его Фрэнки, недоумевая.
- Понимаешь, Фрэнсис, вас слишком много! - с сочувствием вымолвил ангел. - Для баланса достаточно миллиона, а вас - миллиарды. И все почему? Потому что Ева безумно любила совокупляться! Такой у неё был дефект. Но это была вынужденная мера. Неизвестно, сколько ещё поколений пришлось бы ждать Адаму, чтобы самки гоминид достигли его уровня развития. Отсюда-то ты и произошёл, Фрэнсис. Ты, и все современное общество потребления, искусственное, как и сама Ева - прародительница иллюзий. - Бродяга поднес бутылку с вином к губам, но от чего-то передумал пить и с горечью в голосе продолжил повествование. - Создатель верил в силу мужского ума, но женская красота оказалась увы сильнее. Не допусти он такую ошибку - вы бы и сегодня жили в Раю. Земной мир несовершенен, мой друг, люди гибнут в нем на каждом шагу и не стоит воспринимать это как трагедию, воспринимай это как божий промысел.
- Но ведь я ещё слишком молод. - Фрэнк схватился за голову.
- Тем лучше для тебя, скорее избавишься от мучений. Жизнь - она ведь не сахар.
- Погоди, погоди, - оклимался Фрэнки. - Ты же знаешь, кто я такой, чем  занимаюсь?
- Да, Фрэнсис, ты гребаный наркоторговец, - с презрением сказал ангел.
- Именно! - вскрикнул Фрэнк, вскачив с кресла и ударив в ладоши. - А значит, я должен жить!
Бродяга уселся поудобнее и взглядом выразил заинтересованность.
- Сам подумай, - продолжил Фрэнки. - Скольких человек подкосит моё дерьмо!
- Хм, - призадумался ангел. - А ты ведь прав, чёрт возьми! Не зря я тебе тут втолковывал... Но все не так просто, Фрэнсис. Смерть - это тоже искусство. Твоё разрушение должно будет выглядеть красиво. А теперь, сядь на место и слушай меня внимательно: ты станешь музыкантом, Фрэнсис, будешь петь про наркотики и варить ещё более злое дерьмо. А ещё, ты расплодишь много мелких ублюдков вроде себя и научишь их всему, что ты знаешь сам. Сделаешь все в точности, как я говорю, и поживешь ещё пару другую десятков лет. Ты понял меня?
Первобытный страх встал комом в горле у Фрэнки, словно огромный валун, заслоняющий вход в пещеру, и он смог только лишь обреченно кивнуть головой.
- Ну вот и славно, Фрэнсис. За Голубого Дьявола! - ликуя сказал бродяга и залпом допил вино.