Мы любим Зураба Соткилава!

В стародавние времена, еще при социализме,  чае-мыслительница Юрьна никакой  мыслительницей не была  и  не собиралась. Молодой красивой Юрьне было не до глупостей.  Ну там, замуж выходить надо, любить и всё такое молодое. Большие дела делать.

И вот наконец выскочила замуж и осталась совершенно одна без никаких дел. На свидания бегать не надо, детей нет, куча свободного времени. Муж воображал себя героем социалистического труда и ночевал на работе.  От Юрьны отделывался походами в гости по выходным и билетами в театр. В отличие от доженитьбенной эры, с ней в театр уже не ходил, предоставляя молодой жене самой искать себе компанию.

По-видимому, именно тогда в Юрьне  начали просыпаться мысли.  Поделиться мыслями было не с кем, если не брать в расчет сиамскую кроху Пуську – строптивую  кусачку и  царапучку.  Мысли как просыпались, так и засыпали, не рожденными.  Неразделенная мысль мыслью не считается.

Пуську подарили  на новый год друзья.   Хитрюга делала вид, что еще не научилась  ходить, а сама зорко изучала новых хозяев.  Сначала изучила хозяина, читавшего газету на диване. Кое-как вскарабкалась к нему на грудь под газету  и долго смотрела  в глаза. Всё поняла и отправилась изучать хозяйку. На изучение хозяйки ушло вдвое меньше времени. А что там изучать? С ней и котенок легко справится, не то, что с хозяином.

Так вот. Как-то вечерком Юрьна с Пуськой скучали и слушали радиоприемник. А надо добавить, что Пуся, когда не царапалась и не кусалась,  была сама нежность и участие.  Чуткая натура.

По щеке молодоженки катилась  слеза за слезой, кроха Пуся старательно и трогательно  вылизывала  слёзы со щеки хозяйки,  когда по радио начали читать объявления. Одно объявление заинтересовало плаксу настолько, что она  забыла про слезы, записала телефон и немедленно по нему позвонила. Что-то там про набор в студию вокала.

- Что поете?
- Каждый поет свое.
- Как это? Это  не хоровой кружок?
- Нет, занятия индивидуальные.
- Сколько стоит?
- Нисколько не стоит.
- Сколько раз в неделю?
- Три.
- Дайте адрес.
- Записывайте.

Вы еще не забыли, что это было давным  давно, при социализме? То-то!

Юрьну осенило, что раз она уже замужем, а детей пока нет, то наступило самое удобное время проверить  свои детские таланты. Были они или нет?   При случае надо бы еще проверить, умеет  ли рисовать, или  родители как всегда врали, лишь бы дитя не плакало.

Петь Юрьна любила с малолетства и однажды прославилась на весь город. На неё прохожие пальцами тыкали – та самая певица!

 Дело было в первом классе.  Гагарин уже слетал в космос,  и появились соответствующие песни, одну из которых певица исполнила по местному городскому радио в прямом эфире.

«Заправлены в планшеты космические карты
и штурман уточняет в последний раз маршрут,
давайте-ка ребята присядем перед стартом,
у нас еще в запасе четырнадцать минут.
Я верю, друзья, караваны ракет
промчат нас вперед от звезды до звезды,
на пыльных тропинках далеких планет
останутся наши следы!»

Отличная песня, кто  понимает. Тогда вся страна понимала. И Юрьна спела именно эту песню.

Нет, первоклашка не сплоховала. Сплоховал баянист. Испугался чего-то и не в той тональности начал играть. В правильной тональности заиграл, в  той, что в нотах.  А договаривались и репетировали петь на терцию  выше! У певицы там красивее голос звучал, в полную силу, и давиться на нижних нотах не приходилось.

Баянист играет  вступление, Юрьна молчит и знаки делает. В прямом эфире. Что выше надо. Он снова начинает, и опять не туда. Юрьна опять молчит. С третьего раза понимает, что горбатого могила исправит, надо петь,  как получится, тем более, что из-за стекла ей уже давно кулаки показывают. Надо рисковать и петь. А что еще делать то?

И взяла на октаву выше, чем баянист с перепугу наяривал. И вытянула ведь! Но не так красиво, как предполагалось по плану. Очень на баяниста зла была.

Вышла на улицу, а на неё уже пальцами показывают. Слава дело такое, уж настигнет,  так настигнет.

Папенька   её пение по радио слушал, под большим впечатлением остался:

- Ира, у тебя оказывается очень высокий голос? А я и не знал. Прямо… Пискант!

Добрый папенька эти слова с большим уважением произнес, Юрьне в голову не пришло  обидеться.  В папиной любви дочь не сомневалась, точно обидеть не мог.

Так что Юрьна уже была в детстве певицей и захотела теперь  проверить, действительно ли у неё есть голос , или врали родители.

Жутко интересно было заниматься в студии вокала. Там молодоженка ответила на все свои вопросы и изучила хитрости вокального мастерства. Теоретически.  Голос был. И даже большой голос. С такими в консерватории справиться не могут, стараются под любым предлогом не брать.

Голос так и не поставили как следует, но  секретные сведения из области вокала были приобретены.

Это присказка.  Чтобы было ясно, как сильно   занимала  Юрьну в то время тема оперного  вокала и   с каким багажом знаний она пришла в Большой театр слушать оперу.   

Пришла с младшей сестричкой Аленкой,  которую  по привычке таскала за собой как хвостик. Билеты достал молодожен. Хорошие. В ложу. Сестрички там одни сидели в непосредственной близости к сцене.

Аленка была  подходящей компанией, учитывая, что папенька привил обеим дочерям  своё оригинальное  чувство юмора.

Опера носила  подозрительное название «Тоска». Сестрички ехидно  переглянулись, предчувствуя недоброе,  и углубились в программку. Нашли только одно известное имя – Ирина Архипова. Народная артистка. По идее, должна петь  хорошо.

А пела плохо! Ни одного слова не разобрать. На сцене  ничего  интересного не происходило. Музыка никакая. Ни одной стоящей арии. Ну, страдают и страдают.  Скучно страдают. Одним словом – тоска. Правильное название.

Чтобы не тратить время попусту, Юрьна прочла сестре  длинную лекцию о том, почему голоса не звучат, почему слов не разобрать, почему без  хорошей дикции красивого  звука не бывает, и начала сравнивать пение народной артистки с пением её неизвестного партнера. У того с дикцией было отлично, а  голос звучал отменно. Что и требовалось доказать.

Юрьна высказала сестре свое выстраданное  мнение, что если бы скрестить  нашу эстрадную школу пения с её прекрасной дикцией и оперную школу с её крепкой постановкой опоры дыхания – получилось бы что надо.

А на сцене тем временем дострадались до тюрьмы, и даже в отчаянии прилично спели пару арий, мелодии интересные появились. Сестрички  сосредоточили внимание на сцене.

Очень вовремя.  Немалого веса героиня решила броситься со скалы. Подумала, подумала,  перекрестилась, подхватила широченные юбки, раскачалась  и свалилась за декорацию. Судя по грохоту, где-то  с метровой высоты.  Наверное, пришлось присесть и пригнуть голову, чтобы из зала не видно было. Могли бы уж маты ей подложить что ли, народная все-таки, уважать надо.

Театр, ничего не поделаешь, приходится  включать воображение, соглашаться, что  бывают юные  влюбленные с  такой комплекцией,   приходится уважать тот факт, что оперные певицы не балерины,  прыгать им не пристало, им себя от  опасностей беречь полагается.

Сестрички понимающе переглянулись, зафиксировав таким образом синхронное включение кнопок воображения и уважения,  и молча хмыкнули, согласившись друг с другом, что героиню не очень то и жалко,  из-за одной приличной арии  многовато времени  её протерпели.

И тут случилось  невероятное.

Героя повели на расстрел. На верхней  ступени лестничного марша он  страстно   спел  всё, что положено петь перед смертью. Раздался выстрел и… что это?  Подстреленный артист хватается за сердце,  совершает пируэт,  разворачиваясь спиной к зрителям, взлетает,  зависает в воздухе, делает сальто назад,  пролетает  всю длину  лестничного марша и падает на спину, раскинув  руки.   Остается лежать распластанным на авансцене,  макушкой к зрителям, одной пяткой  на нижней ступени.
 
Не остается  никаких сомнений, что артист вместе со своим героем больше на ноги не встанет никогда.  Героя подстрелили по сюжету, а артист разбился вдребезги.

Овация в зале. Зрители повскакивали с мест и стоя бешено хлопают в ладоши, лишь бы он поднялся наконец, лишь бы живой встал!

Такого не бывает! Певцы не делают сальто, певцы  трепетно берегут   своё тело  -  священный сосуд  для  волшебного  дара природы -   собственного голоса! Такого не бывает! Не каждый профессиональный  трюкач отважится повторить смертельный кульбит артиста.

А он встает и бисирует! Повторяет сцену расстрела с феерическим концом. Поет и делает сальто.

Шквал аплодисментов. Публика визжит от восторга.

Юрьна с сестрой хватают программку и ищут имя неизвестного блестящего тенора да еще и  фантастического  смельчака. Зураб Соткилава. Имя ничего  не говорит.  Какой такой Зураб Соткилава? Надо запомнить имя.

Сестрички  смотрят друг на друга несколько секунд, и дружно,  хором, не сговариваясь, радостно выносят единогласное решение:

- Мы любим Зураба Соткилава!

С тех пор прошло много лет, но  сестры готовы  повторять эту фразу вновь и вновь,  каждый раз  улыбаются, услышав  это  имя, потому что своими глазами видели  чудо  и много раз убеждались, что  поет он действительно гениально.


А  в юности был гениальным футболистом в нападении, капитаном молодежной сборной Грузии, игроком Тбилисского "Динамо". И если бы не тяжелые травмы, ни консерватория, ни Ла Скала, ни Большой его  не увидели. Теперь об этом каждый знает, а тогда, когда Юрьну потрясло его пение, общественность была не в курсе.