Рыбалка

Одиноко ворчит причал, отталкивая в ночь лодку. Ворчит и тонет в темноте, исчезает вместе с ним и старый дом с чердачной дверью, распахнутой на запад, с притаившимися в щелях гнилых досох всполохами красного заката. Тихо и монотонно поскрипывают уключины, весло почти бесшумно режет гладь ночного штиля. Ни звука больше. Спящие острова стерегут горизонт, по чёрному хребту их сопок щетинится лес. Вдалеке из тьмы мигает едва различимый глаз маяка. Расстеленное над головой небо отвечает ему тысячью огней, изредка они срываются и несутся вниз навстречу огням совсем другого неба разлитого за низким бортом. Стоит убрать вёсла, и зеркальная гладь обступает лодку, оставляя её висеть между двумя звёздными безднами.
На мгновение, разбив чередой кругов водное стекло, исчезает в глубине камень грузила, увлекая за собой крючки и леску, остро тянущуюся в руке. Теперь говорить нельзя, скажешь слово и не увидишь больше на знакомом острове охранительный свет маяка, не узнаешь пролива, не дождёшься рассветного луча из-за горизонта. Будут вечно растягиваться ночные часы под вывернутым наизнанку небом, будут плыть мимо незнакомые острова. А если молчать, то можно ненароком подслушать разговор своих теней, забытых в море месяцы и годы назад.
Крючки, закинутые в расплесканную по воде зелень северного сияния, караулят утонувшие за бортом звёзды. И если смотреть сквозь эту гладь, щурясь и вглядываясь в призраки того мира, то можно случайно запутаться леской со своим отражением, а можно засмотреться на водную зыбь и поднять голову на той стороне. Или увидеть, как проходят под лодкой косяком звёздные рыбы. Услышать в темноте, как тяжело дышит, разгребая лапами воду, плывущая вдоль берега медведица, как смеются зелёными огнями древние боги, как скользят по воде другие лодки, и горят небесными светлячками их фонари, остаются тянуться за лопастями мотора разводы млечного пути, уходит в мутные пучины длинный шест, вьются вокруг вёсел змеи.
А потом дёрнется и натянется в руках леска, и кто знает, кого здесь можно поймать...