У родника. из солнце ласкает

   Катя, скрипнув немазаными  петлями калитки – хозяин был на фронте - выскользнула  на  улицу.
  Ей непременно хотелось скорей добраться до родника, увидеть  исток так поначалу испугавшего  её  широченного ручья  вдоль дороги.
   Она знала, что идти далеко не придётся,  и  нужно было  всего  лишь  пройти  большой  луг. Нетерпение  подгоняло  её.
 Куда-то  делась,  улетучилась  усталость последних, таких трудных военных дней.
  Ей, медсестре госпиталя воочию видевшей людские страдания, проведшей  столько  бессонных  ночей  с  ранеными,  сейчас совершенно не  думалось  о войне.
    Разнотравье буйно цветущего луга, воздух, впитавший в себя все его запахи, прекрасное солнечное утро наполняли девушку радостью и ожиданием, нет, - предвкушением счастья.
   Была пора сенокоса, но трава по обеим сторонам  узенькой тропинки, по которой шла Катя, оставалась не скошенной: не было косарей.
     Косари защищали свою страну, свою Россию, этот  дивный цветущий  луг,  эту деревню,  синеющий  вдали  первозданный лес и ручей, и родник, и её, Катю, и Анну, и детей из детского сада, и красавицу хозяйку…
    И  всех-всех,  живущих  в  ней, в этой, такой прекрасной, самой родной, самой любимой стране.
    Лишь  пройдя  почти  половину  пути,  Катерина  увидела скошенный кем-то участок с двумя небольшими копёнками травы. Казалось, что копёнки  эти - два стража, оберегающие  луг и всю окружавшую девушку красоту.
   Рухнув плашмя, вниз лицом, на одну из них, Катя замерла: медовый  запах недавно выкошенной, но уже успевшей изрядно подсохнуть, ставшей почти сеном, травы, ошеломил её.
Жадно  вдыхая его, этот, дух, именно дух, дух солнца, лета, луговых цветов и травы, ещё и ещё,  она  наслаждалась его ни с чем несравнимым ароматом.
 - Боже!  Есть рай на земле! - говорила она себе, лёжа на спине и глядя в синее безоблачное небо, где, утверждая  только  жизнь, только жизнь  и  радость, сияло  щедрое  июльское  солнце, разливая по нему и лугу, и траве, и  самой Кате эту жизнь и радость, и ласку, и тепло.
 - Кто-то же выкосил этот участок, - нехотя поднимаясь, подумала Катя, - видно, женщина: только на две копёнки сил и хватило.
 Да…, женщины, женщины…  Земля  на них  держится.

  И вот он, родник.               
 Наклонившись над невысоким, в четыре бревна, потемневшим срубом неглубокого колодца, девушка казалось попала в совершенно другой, так мало знакомый ей, мир.
   Сквозь чистейшую, казавшуюся даже какой-то густой от своей чистоты и прозрачности воду, было ясно видно дно.
Из его сероватого, очень мелкого песка били несколько маленьких, будто живых ключиков, выталкивая вверх светлый, почти белый песок.
   Казалось, они дружно отплясывали какой-то радостный танец, видна была каждая движущаяся в этом весёлом танце песчинка.
 Тёмные, юркие вьюны юлили в прозрачной воде.
  Плотно сложив ладони лодочкой, Катя набрала воды и  выпила несколько глотков.
 - Хо-лод-на-я,  но вкус-на-я ка-ка-я, - медленно проговорила девушка. - Верно, это и есть… живая вода. Да, эта вода точно живая.
   Солнце поднялось уже довольно высоко, но не было ещё жары изнуряющей и томящей.
               
   Набрав в ладони воды и подняв их  вверх, вверх, насколько можно выше и, приподнявшись  на цыпочки, она  раскрыла  их, резко встряхнув.
    И …! Мириады  брызг,  мгновенно сверкнув на  солнце  и отразив в  каждой  капельке  все  цвета  радуги  от  красного  до  фиолетового,  уже  стекали  тоненькими  струйками  с  её  молодого,  восторженного, сияющего лица, упругих  губ, нежной шеи, погружаясь в ткань тонкого ситцевого платья.
 - Придём ещё сюда с Анной. Обязательно придём, - говорила
себе  Екатерина,  направляясь назад  к  деревне  по узенькой тропке.
    Шла она не спеша.
 Очарованная  увиденным,  девушка пребывала  в  совершенно  необычном - восторженном  и  умиротворённом состоянии  одновременно.
   Всё в ней, там, внутри, в душе улеглось и уравновесилось, ушли, растаяли где-то там далеко-далеко прошлые уже теперь переживания.

 Всё, всё окружавшее её сейчас: и этот с травой по пояс луг, и великолепный летний день, и небо с ярко сияющим, будто улыбающимся ей, Катерине, солнцем - всё, всё сущее в мире казалось ей теперь совершенным!