Любовница

Безумие вползало сладким наваждением, стирая обыденную реальность сиреневым ластиком необъятности великолепия яркого существования вне зависимости приказов программы, установленной геномом, рядовым подчиненным исполнителем, на которого теперь можно наплевать, как на подрядчика, ничего не понимающего в том, что вне его ориентации.
Бездна осознания всего во всем нахлынула облаком присутствия неизведанности миражей, которые разрешили потрогать себя и даже стать ими, взлетая ввысь голубизны светящегося лета, наступающего своим цветением звездной пыли ночного существования мечты, которая всегда с тобой.
Она, нисколько не стесняясь, отдаст себя тебе – сумевшему понять, что только взяв без спроса, можно оценить то качество, которое как птица, не станет добровольно песню петь, тому, кто просит, не понимавши, что просить лишь может ум, рассчитывая на удачу постижения эмпирики, которая не есть полет души, соцветием несущейся по миру своего воображения.
Нисколько не боясь мгновения, которое шагами мерными и поступью ритмической грядет ежесекундно, любя себя и только то, что есть в тот миг, текущий водопадом страсти, не видя, что впереди, и не желая видеть, не поворачивая взгляд назад, где неизменность стынет вечностью и действо продолжает жить недостижимое уже, летит она, любовница прекрасная, которая живет мгновением одним, но вечность то мгновенье представляет собой для той души, которая такая только есть, не более, не менее, без арифметики расчета эквивалентов мудрости житейской, не стоящих того, чтобы смотреть на мир материала лишь более, чем просто степень определенного условия задачи, которую решают мудрецы тысячелетиями, но понять нет не могут до сих пор ту истину, что поняла ты без ума и логики, полета тень крылатой птицей разрешив сомнения, что не возникли вовсе, а так, имели место быть, наверное, ведь странности бывают, которых избежать возможность столь мала, что стоит ждать их и готовым быть всегда к вселенной ветра резкому порыву.
На гребне волн океанических целуя перспективу горизонта, атоллов нежность пальмовых видений, пылая юности огнем, который не погаснет никогда, настолько ярок он в любви, несущей звездный ветер и пальмы распустившие цветы, тот ветер радостью встречают и кронами слегка колышут образ свой, который тоже навсегда впечатан в матрицу всего во всем, где бродишь ты, сумев накинуть сон на пса, что отдыха не знает и умом зовется, да странно на тебя глядит из своей ниши, опечатанной печатью формы, от которой он бежать не может, и зависть гложет арифмометр, что пластилиновые крылья клеит, в надежде полететь, и тот полет совсем не стоит того, чтобы о нем сказать.


(Кристина Паркер - "Мышеловка на Эвересте" ©)