Вечное эхо?

Каждый мой новый день - близнец минувшего.
Этот обрушился мечтами и воспоминаниями внезапно: смял, заставил мое сердце замирать от счастья и страха.
- Ну что же ты молчишь? Надо говорить. Слезы?
- Слезы!
Сладкие, терпкие, с привкусом полыни, - недоуменно тянутся, заглядывают в черную глубину зрачка, пытаются улыбнуться, но чернота непроницаемая: безмятежно равнодушная.
Мысль пульсировала, требовала, задыхалась от нетерпения: «Отпусти, не трусь, не сглазишь, вспомни, расскажи…».
Стояла светлая осень. Желтый лист плыл в последней пляске, гонимый шаловливым ветром. Взглянув на небо, Татьяна вздрогнула: плыло казачье солнышко, а в его лучах неожиданно встал пред ней двухметровый богатырь - лихой казак Федор.
Божья искра была в их роду: владея сохой, ружьем, шашкой - они тянулись к грамоте, книгам, ученью. А Федор хорошо знал наизусть главы Писания, читал стихи, немного балакал на двух языках.

Странное волнение слабит, течет по телу - он взглянул на нее, улыбнулся - синие глаза Федора окрасили своим цветом зелень Татьяниных. Сосватали в тот же день. Узнала девка сладкую маету ночи: три сына, дочь Александра.
Извилистый путь жизни. Мигом из перелеска вышло облако, уронило холодные капли тяжелого времени: Федора арестовали, сгинул; два сына не вернулись с фронта, старший погиб через два года после войны, оставив невестку с тремя внучками, дочь – вдова с внучкой Машенькой. Но жизнь требовала свое - продолжалась…
Тишь и сияющий трепет осеннего вечера. Александра вздрогнула от звука мужского голоса: он, младший брат мужа.
Тихо нашептывают травы, ароматы цветов вливаются в кровь, мечутся васильковыми всполохами в его бездонных синих глазах - утонула! С того дня Александра похорошела - любит! Почувствовала под сердцем жизнь.
Рядом с безмятежными облаками грозовые тучи: все против них (старше его на восемь лет). Начинали с нуля: у Константина в кармане вошь на аркане, но на работу - бешеный. Счастье переполняло их.
А тьма подкралась незаметно: услышала свою мать, Татьяну, которая тихо, скорбно, теряя бесценное: свою светлую Душу, проклинала в ее чреве ребенка. Легче погасить свет в себе, чем рассеять тьму вокруг?
Неотвязно захотелось заглянуть в будущее. Спасали ласковые руки мужа и любящие глаза, а еще работа: выкопала огород с картошкой и пошла рожать.
Тусклый дневной свет прошел через окно, упал коротким лучиком, будто светильники вспыхнули, когда появилось маленькое рыжеволосое, зеленоглазое солнышко – Ирина. 
Увидев внучку – утонула в своем отражении, осколками упала в зеленую вопрошающую  голубизну  глаз.   Встала на колени под образа. Стала сухим листиком: вот – вот сорвется с дерева…
Голодный, требовательный плач внучки не дал -  развеял морок: колебалась минуту… Иногда минуты решают так много.
Дочь вышла на работу через три дня. С этого дня бабка не отходила от меня ни на шаг. Так появилась я.
Полная луна выкатилась на небосклоне, сея ветер и пожиная бурю.
- Что ты спрашиваешь об имени моем? Оно - мир!
- Хорошее имя. Воспитанная на багрянице?
На память приходят разные слова: искрометные и без песен и огней. Счастье. Какое оно быстротечное и мимолетное: ночь, небо, звезды, двое – перепутались в объятьях.
Три сына, дочь.
Наша судьба предопределена до рождения? В ночь завыла пурга, воздух до боли чист и свеж. Остановились: отсюда каждый пошел в одиночку. Он – в другую семью, Она в одиночество? У кого какой жребий.
Слышится звон! В детстве бабушка рассказывала о таинственном папоротнике, что в Иванову ночь светится резным огнем листа… Неужели нашла? Не поздно ли?
Рубиновые опояски ягод заставляют мечтать. Грезы не во сне - наяву: искрятся синью далекие дурман - глаза. Плывут ароматы поздних ягод. Ослепительно пылает вечерняя звезда.
“Чье сердце: Ваше иль мое несется вскачь?..” - звучит песня! Поющий всегда отворяет то, что было закрыто ?
 Сама тебя выдумала! Небеса мои чисты...
Можно ли изменить предначертанное?