Кодекс бесчестия. Неженский роман Отрывок

БОЛЬШОЙ БИЗНЕС: ПРОСТИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ.

Это не банальная презентация новой книги «Кодекс бесчестия», это острая дискуссия о том, что позволено и что простительно людям с Очень Большими Деньгами. Как строятся и как ломаются жизни Очень Богатых Людей.

Мой новый роман «Кодекс Бесчестия. Неженский роман» — это фактически бизнес-триллер — о том, как «заносят» и «подмазывают», «отжимают» и «сливают», «поглощают» и «развивают» масштабные корпорации. В книге столько деталей финансовых интриг и махинаций, что становится страшно от понимания — это все реальность… Наша реальность — до сих пор...
Но где-то на задворках корпоративной жизни финансовых воротил — есть семьи, дети, любовь и воспоминания о любви, есть мораль, есть нравственные принципы… Какие они? Можно ли простить этих Очень Богатых Людей? И за что? В чем они виноваты и за что мы опасаемся их, за что жалеем, за что ненавидим, чему завидуем? У героев книги есть реальные прототипы - совершенно реальных игроков российского большого бизнеса.
Итак, острые вопросы о больших деньгах в литературе и литературе о больших деньгах

Приглашаю Вас на дискуссию в Московский Дом Книги на Новом Арбате
Время: 10 сентября (четверг) 2015, в 18.30ч
Адрес:  Московский Дом Книги, ул.Новый Арбат, д.8, 2 этаж, Литературное кафе, (вход свободный)

ОТРЫВКИ ИЗ РОМАНА:

Глава 1. Самолет на взлетной полосе.
 
В машине было жарко, шарф натирал взмокшую шею,  рубашка прилипла к спине.  Настроение поганое. Лидкино ночное, притворное –  «ой, я посплю, так устала сегодня…». Посапывает себе, а он без сна ворочается, хоть телку на стороне заводи. С утра пораньше – Мурманск, отгрузку там завернули, опять на неустойку налетит.  И обед с Зайцем, и час по пробкам…  Заяц этот хитрожопый – перетереть ему, мол, надо. Приедет с очередным дебильным проектом, будет втягивать  - многословно, путано, не договаривая половину.  Чернявин рявкнул на водителя: жарит, козел, обогрев в салоне, а шеф плавится.  Вязкий пот сползал между лопаток. Он расстегнул пальто влажными пальцами. Шарф снять не догадался.
 
Послать бы Зайца, да ведь сам же целый месяц только и прикидывал, как к нему подъехать.  Тут зверушка сам нарисовался со своим обедом. Беда, еще не грянувшая, но неотвратимая,  жгла Чернявина до горячей испарины.  Где крышу взять?  Кроме, как кинуться к  всемогущему Александрову,  ничего не вырисовывалось, а на этого самого Александрова вывести мог только Заяц.   Тот при каждом удобном случае хвастал вхожестью к Константину Алексеевичу, точнее, к «Косте», с которым они, по словам Зайца, чуть ли не тусовались. Но чтоб Заяц для кого-то палец о палец ударил?  Значит,  самому что-то засвербело.  От мысли, что придется втягиваться в мутные заячьи проблемы, настроение у Чернявина испортилось еще больше.  Допустим, убедит он Зайца свести его с Александровым, а того-то – как заинтересовать? Это ж самому надо продумать, ведь у Зайца собственный расчет – вперед всего.   Состояние было как с похмелья. От страха и ощущения неотвратимой беды подташнивало, крутило живот.

…Это было почти пять лет назад. Тогда Чернявин жил в Москве.  Теперь он обитал в городе Лидсе, в Западном Йоркшире. Хороший город, хоть и дыра дырой, зато исторический, вон зубцы башен даже из окошка виднеются, над ними небо… Тишина… Мысли в голове не мечутся испуганно, а мерно и неспешно мотаются с утра до вечера. Времени навалом, вот и перебирает, прокручивает он все повороты тех московских лет.   

Из-за какой мути в тот день он чувствовал себя несчастным - Лида не дала, отгрузку завернули, Заяц нудеть будет… Это он  страх от себя гнал, который под ребрами стоял, в горле пульсировал и распирал голову, аж уши закладывало.
Страх лишиться всего –  своего кровного комбината в поселке Листвянка. Пять лет он его приватизировал…. Выкуп рабочих, обхаживания губера, выкуп госдоли…  Зачеты, переуступка векселей, раздел компании, снова обхаживание губера, выкуп земли.  Передача долей губера и еще одного хрена с горы, которого губер подсунул, в управление своим оффшорам через российские дочки, потом сброс дочек, скандал с губером… 

«Отберет, все отберет.  Еще помедлю чуть-чуть – отберет! -- одна мысль стучала в мозгу в тот день. – Лишить всего хочет… Сопляк, паршивец.  Сделал состояние во времена беспредела, теперь в придачу к остальному еще и лес хапануть намылился.  С целлюлозы, гад, заходит, с чего же еще. И Листвянский – самая легкая добыча у него в раскладе.  Найдет, как отобрать, одна экология – и готово дело….  И времени нет. Нет времени ни на что…» 

Его «лэндкрузер» повернул, наконец, в переулок к ресторану. 

- Как жизнь? По устрицам вдарим?  - спросил Заяц, едва войдя в зал, и тут же цыкнул на официанта. -  Валер, отвянь с меню.  Бегом бутылку шабли и устриц. Вернешься, скажем, что дальше.  Дюжину осилим, Юрочка?

Чернявин не ответил.  Он прислушивался к своему страху, который  подступал к горлу, и разглядывал Зайца, его раздавшуюся шею, чуть оттопыренные уши и блеклые серо-голубые глаза на румяном лице, покрытом странными красными прожилками. 

- У тебя чё, аллергия?
- Ага!   Глютен надо перестать жрать.  Но это же наше все, глютен-то!  Это ж и хлеб, и круассаны, и  паста…  Все, одним словом.  А чё, я плохо выгляжу?
- Да нет, не хуже, чем обычно, - с неприязнью бросил Чернявин, отметив, что этот хитрожопый заяц  к тому же заявился в ресторан, как какой-то хипстер, - в вязаной кофте на трех пуговицах и в фирменных джинсах.
 
- Чё пялишься?  Завидуешь свободному человеку? Джинсы, кстати, без лейблов,  как подобает уважающему себя человеку. А ты, как лох, все в галстуках Brioni…  Так будешь устрицы?   
- Не…я лучше супчику, а потом этих….  Гадов на гриле, вперемежку.
- На гриле, так на гриле, -  Заяц откинулся на стуле, разглядывая, как официант открывает шабли, разливает вино по бокалам, вкручивает бутылку в лед. —На гриле, так на гриле… Ты чё хмурый?
- Да нет, ничего особенного…
- А не особенного?  Ну, давай по первой прокинем, - Заяц поднял бокал, подцепив на вилку устрицу. – Тема есть!
- Когда ты без темы встречался.

Чернявину было противно смотреть на Зайца.  В особенности на шматок пластыря на шее.  Чё там у него, чирей вскочил?  От мысли о чирее на красноватой заячьей шее Чернявина замутило еще сильнее.

- Без темы встречаться – время тратить. Подумал я, не купить ли тебе, Юрочка, мой картонный завод? 
- На фиг он мне? Сдурел что ли?  Ты, чё, в кэш надумал выйти и отвалить?
- В какой кэш?  Нам с тобой в кэш рано, мы еще столько не наработали.  Ты чё хмурый такой?  Картонный, это я так, для затравки, уж больно хорош картонный.  Тема в другом. Надо нам с тобой Самбальский комбинат забирать, причем срочно.  И сделать холдинг.  Твоя Листвянка, Самбальский и мой картонный.  Тема?  Ты же знаешь, что у меня в Самбальском давно двадцать пять.  А тут госдолю на аукцион выбрасывают, еще столько же…

От вида устриц, которые Заяц  отколупывал от раковин и с хлюпаньем всасывал с вилочки в рот, Чернявина мутило еще больше, чем от заячьего чирея.   Он машинально складывал в рот мини-кальмаров с растопыренными усиками, сглатывал с трудом, запивая «шабли».А Заяц тараторил безостановочно.   

- …  Последний непроданный шматок Родины, считай!    Я вношу картонный и свои двадцать пять процентов акций, ты - Листвянку и те двадцать пять, которые на аукционе купишь.  Организация – на мне. Прикинь, тема?  Роскошь!
- За деньги, что ль покупать? – почти с ненавистью к Зайцу, пожиравшему устрицы, спросил Чернявин.
 - За деньги и дурак может, - Заяц  отставил опустевшее блюдо, откинулся на стуле и вытер рот салфеткой. Подумал, отпил вина и закурил.  - Не то, чтоб совсем без денег, но задаром.  Красиво сказал?
- Дим, не гони….
- А ты сопли не жуй.  С торгами ажур, подсуетился уже. Задаром, говорю тебе. Весь бюджет лямов семь, включая ребят из Фонда и накладные. Ты чё, семь единичек не найдешь?
- А ты чё не найдешь?
- За свои что ли?  Надо ж так это провернуть, чтобы одновременно все в холдинг  сгрузить.  В этой комбинации доля нам бесплатно достается, да еще холдинг деньгами накачаем. Чужими, понятное дело.   Холдинг должен быть, как принято теперь выражаться, инвестиционно привлекательным.   Не картонная моя халупа и не твой Листвянский, а холдинг с большой буквы, понял?  Самбальский  комбинат-то очень даже стоящий. Его почистить надо, и доить еще с десяток лет можно.  Целиком он на полтинник, а то и на шестьдесят тянет. Сечешь? 
- Откуда он у тебя целиком возьмется? – Чернявина все больше раздражал этот разговор.
- От верблюда!  Мои акции плюс те, что с торгов, – это пятьдесят одна ровно, контрольный пакет!  Считай, все сто.  А на покупку тебе всего пятнашку надо.
- Только что семь было, ты не охренел ли?
- Это ты на покупку пятнадцать берешь! Кто сказал, что ты все их потратить должен?  Заплатишь семь-восемь, как я и сказал.  Остальные – нам с тобой пополам.  А всего ты берешь кредит не на пятнадцать, а на сорок, сечешь? Пятнашка, мол, на торги, а остальные – в холдинг.
- В какой холдинг, …!
- Не перебивай…  Самбальский целиком, считай,  плюс Листвянка, плюс картонный, итого три достойных предприятия. Но холдингу надо расширяться.  На картонном – новый цех, на Самбальском – еще одна очередь. Ну и чтоб доли сошлись в холдинге.  Смешиваем в кучу вместе с кредитом, получаем холдинг в сто пятьдесят лимонов. Даже, в сто шестьдесят, если с умом посчитать.   
- Вот именно, все в кучу.  Откуда сто шестьдесят? 

Чернявин уткнулся в тарелку с супом, чтобы не заорать на Зайца или просто не  дать ему по морде.   Или  по шее с этим чиреем. Заяц он и есть заяц.  Козел…   Какие сто шестьдесят, почему делить на четыре?
- Сорок миллионов кредита – это четверть холдинга, если в акции вложить. Чё тут не понять?  Вот четверть за него и отдадим, не с деньгами же расставаться.  Пяток процентов директору Самбальского оставим, остальное – наше.   По тридцать пять на нос! – Заяц захлебывался собственной идеей.
- И куда ты собрался меня за кредитом отправить?

Этот вопрос так и вертелся на языке.   Более того, Чернявин уже знал ответ.   Только потому и сидел за столом напротив Зайца с его чиреем и слушал заячий словесный понос.  Сейчас он весь сжался, ожидая ответа.

- На кудыкину гору.  У кого баблос? В госбанки у меня дороги нема. Значит, один Русмежбанк.  Добрый мой знакомец, Костя Александров. Мне у него на Самбальский десять-пятнадцать просить – даже на прием неприлично с такой  мелочью проситься. Под Листвянку просить можно сорок, но просить – опять неправильно.  А долю в холдинге ему дать - это по-взрослому.  Дескать, пришли предложить вам актив с доходностью сумасшедшей. Холдинг крупнокалиберный, как пулемет.  Опять, епть, красиво сказал, согласись.   Вы, Константин Алексеевич, будете у нас самым главным.  Председатель совета директоров, гарант наших безоблачных отношений. Ну, и… сам понимаешь…  крыша.   

«Вот именно…. и крыша.   Да, еще какая…», - холодный страх, перебирая щупальцами по  пищеводу, пополз вниз и ухнул вниз так стремительно,  что Чернявина охватил озноб.  А только что было жарко….   

Он не слышал слов Зайца, только прислушивался, как стихает, растворяясь в кишечнике страх. 

-… А  с Mediobanca, с итальянцами , – это вообще, ход конем.  Уважуха. 
- Что с итальянцами? – переспросил Чернявин.
- Александров в свой Русмежбанк  итальянский банк затаскивает.  Mediobanca, очень крутой.  Прикинь, в русский банк младшим партнером, всего на двадцать пять процентов ведущий итальянский банк затащить!   Он, думаю, сначала этой … Медиабанке … пол-банки…

Заяц чуть не подавился собственной шуткой, запил «шабли», откашлялся и снова рассмеялся:

- Ну как сказал!  Тебе, Юрочка, за мной записывать надо.   Пол-банки Медиабанке!  Класс!   Александров итальянцам четверть своего банка, думаю, за полтора-два ярда запарит, не меньше.
- Это ж сколько у него бабла-то прибавится, -- невольно произнес Чернявин.
- Вот именно! А главное – после этого ему бабло само в руки поплывет, и никто ему уже не указ. Захочет, через пару-тройку лет с итальянцами банк на размещение в Лондоне выведет.  Выпустит новых акций процентов на двадцать и продаст.  Еще три ярда.  И так далее.   Все выше, и выше, и выше…! Во, масштаб!

Тут только Чернявин заметил, что  посадил пятно  на галстук. Чёрт, выбросить придется…  Новый галстук,  Brioni, епть…   Александров, чё, сдурел, с итальяшками шашни водить?

- Ему чё, своего баблоса мало?  За итальянцев Кремль ему так по рогам дать может.
- Вот ты забздел сразу, Юрочка, а надо не бздеть, а шустро везде бегать, как Александров. Он-то бегает шустрее остальных. Всех уже подмазал, и Старую, и Белый дом – всех.  Итальянцы ж для него тоже крыша, прикинь!  Вот и бегает.  Прикинь калибр крыши?   Кто ж ему без беготни позволит такую завести? А  так…  под этим…,  под богом то-бишь, мы все ходим.  Но, имей в виду, он мне по секрету, как другу, я обещал дальше – ни-ни….  Дижестив будешь?

Чернявин сидел и прикидывал… 
- Дижестив? Давай. А он, думаешь, с итальянцами… реально провернет?
Заяц снова откинулся на стуле, закурил новую сигарету.
- Ты сомневаешься?  Он же почти два года с этим проектом носится.
- А если его самого, того, - все прикидывал Чернявин, - за итальянцев?
-  Он уже везде проложился. Уже, грит, на финишной прямой.  Во, сколько баблоса тогда у него будет, мама дорогая!
- И думаешь, его твой холдинг может заинтересовать?
-  Не сомневайся, Юрочка, сейчас самый подходящий момент!  У него уже в глазах нули итальянских бабок стоят. Ему сейчас в наш холдинг вложиться – даже не заметит! Тем более, когда у нас с ним такие отношения.  Он мне на слово верит!
- Думаешь, захочет? - все прикидывал Чернявин.
- А куда ему итальянские бабки размещать?  Помяни мое слово, он нас попросит ему еще один холдинг придумать.  Вот чем нам с тобой мозги напрягать придется.   Ох, какая картина, а?  У Александрова в младших партнерах эта Mediobanca сидеть будет, и мы с тобой, которые первыми подсуетились, - лепший кореш Заяц и уважаемый промышленник-патриот Чернявин Юрий Сергеевич!   Хороша картина?!  То-то! А вот и  дижестив.  Ну, по последней – и к девочкам.
- Тебе чё, девочки сегодня ставят?
- Девочки мне не ставят, у меня и так стоит…. Ладно, погнали.  Эх, я тебе такую тему принес, а ты, мля… 
- Тема нормальная, спасибо…
-Не фига себе, нормальная!  Супер тема!  Считай, у тебя уже самолет на взлетной полосе.  И насчет крыши ты уже все прикинул. Боишься?
- Кого?
- Скляра, кого еще.  Он же в лес мылится, на всю отрасль губы раскатал. Но против Александрова он не попрет. 
- А думаешь, Александрову наш с тобой холдинг нужен? Сам говоришь, для него это мелко.
- Опять двадцать пять…!  С нами он король, мы ж маленькие и безопасные. А Скляр – рейдер.  Сунется к нему, еще неизвестно, как пойдет.
- Все, значит, рассчитал, Заяц?
- Заяц всегда все считает.  Ну, уходя, уходи. Официант? Посчитай нас по-быстрому.
- Обед на тебе? 
- Ты гадов тут нажрал, ой, мама…   Дороже моих устриц.   
-Ладно, Заяц, не жадись. Я считай тебе только что свой комбинат отдал…
- Ты не баба, чтоб мне давать.  Ты только что от Зайца крышу получил, и еще сорок лимонов получишь…

Чернявин сел в машину, велев водителю гнать в офис.  Раньше пяти по этим пробкам ему до офиса не доскакать, чёрт.  А дел, действительно, не продохнуть. Пока он с Зайцем  сидел, мобильник разрывался…Наверняка без него в офисе никто палец о палец не стукнул.  Он набрал офис.
   
- Юрий Сергеевич,  Привалко вас домогается, соединять?

Привалко был замом по технологии на Листвянском целлюлозно-бумажном комбинате. Он втянул Чернявина в нудный разговор: в отбелочном блоке засбоила автоматика, можно ли новые химикаты купить…. Чернявин слушал вполуха, очнулся только при слове  «ртуть».

- Чё про ртуть, не понял?
- Говорю, со ртутью знатно вышло, прям в реку слили. Никаких расходов.
- А где слили?
- Где? – Привалко не ожидал такого вопроса. – Не знаю точно… Километров на десять вниз по реке, отъехали и слили.  А что?
- Мать вашу! - завопил Чернявин – Чё, облезло бы на шестьдесят отъехать?   
- А какая разница?

Чернявина снова замутило.  Уже не от страха, от злобы на тупость Привалко.

- Какая разница, мля?  Тогда б на Жмужкина подумали!
Один из двух комбинатов Бориса Жмужкина, самого, пожалуй, крупного целлюлозника, стоял ниже Листвянки как раз на шестьдесять километров.
- Да кто мерить-то будет, Юрий Сергеевич?  В первый раз что ли?
- И я не первый раз тебе говорю: гадишь, так следов не оставляй.  Твоим мудилам на все начхать.
 - Я думал, похвалите за безотходное производство, - хихикнул Привалко.
- Ты думать еще в детстве разучился, - рявкнул Чернявин.
- Когда вы приедете? – сменил тон Привалко. – Без вас трудно…
- Чё трудно?  Зарплату получать?  Приеду… На этой неделе не ждите, крутитесь сами…

Чернявин Юрий Сергеевич и Заяц Дмитрий Андреевич познакомились в Институте управления.  Чернявину было тридцать два, в институт он пришел после техникума, который окончил в своем Стерлитамаке, после  армии и еще двух лет сверхсрочной.  У него уже и на Листвянском какая-никакая долька была, и пара лесопильных заводов. Но куда без корочек в наше время? А Заяц был совсем пацан зеленый, зато с двумя языками, с папашиными связями.  Чернявин после института, который он за два года осилил – не без денег, конечно, - вернулся к себе на Листвянку, стал к губеру с приватизацией госдоли подъезжать, а Заяц все крутился в крупной торговой фирме, еще от совка оставшейся.   Делал на торговле древесиной с немцами приличные деньги, а потом встретил своего нынешнего напарника Вована –вот тот пройда, клейма ставить негде, - и склепал с ним на пару картонный завод.  Надо сказать, первосортный. Что Заяц в шоколаде, Чернявину стало ясно, когда их пути вновь сошлись: небеленую целлюлозу для своего картона Заяц с Вованом у него стали покупать. 

Холдинг – дело солидное, если, конечно, Александров в него пойдет. Еще важнее – дорожка к Александрову. Мужик он справедливый и широкий, все знают.  Если кого под крыло возьмет, то не кинет... «Считай, у тебя уже самолет на взлетной…», -- вертелись в голове слова Зайца, и даже страх, казалось, отпустил.  Но муторная тревога крутила и крутила до тошноты.

Теперь, в городе Лидсе, в Западном Йоркшире, та тошнота ощущалась разве что во сне.  Когда всплывала – тоже во сне – одна картинка.  Картинка была не из яви, а тоже из сна, давнего, который привиделся в поезде по дороге из Вены в Рим, после ужина с армейским братаном Карло.  Тот спросил тогда – что друг-Чернявин со вторым собрался делать, может, помощь нужна?

-  Я многое могу, если помощь нужна моему брату. Что хочешь? В бетон закатать или на салями порубать на лесопилке, - Карло заржал.
 
Вот в ту ночь, в поезде, Чернявину и приснился сон, который повторялся теперь в Лидсе.  В том сне крестные отцы на его глазах закатывали в бетон то Скляра, то Александрова.  Каким-то немыслимым образом те выбирались из бетонной жижи,  их заливали снова, они опять выбирались, их снова закатывали…