Фрагмент романа Ускользающая эстетика эволюции

* * *
Таинственный специалист снимал небольшую квартиру в районе бульвара Распай. Я приехал туда, предварительно сделав телефонный звонок вежливости на следующий день после встречи с Микляевым.
Ему было уже немало лет (а может, уже перевалило за несколько тысяч как мне?) Немец родом из Прибалтики, он прекрасно владел русским языком; его акцент напомнил мне некоторых петербургских приказчиков эпохи последнего царствования, которое я, к счастью, застал. Пригласив меня лаконичным жестом в кабинет, он сделал какие-то распоряжения прислуге и двинулся следом. Попросил занять место в кресле у окна – так, как я понял, он мог лучше видеть вазомоторную мимику пациентов, ведь свет падал сбоку, высвечивая отдельные участки лица.
Я в двух словах рассказал о том, с чем явился, и замер в ожидании решения своей участи.
Он долго, не отрываясь, смотрел на какую-то точку на полу, потом начал медленно говорить:
- Я много лет изучал все, связанное с тем, что не так давно стали именовать термином реинкарнация. Я беседовал с десятками мужчин и женщин, которые утверждали, что вспомнили прежние жизни. Кто-то действительно говорил на неведомых древних языках, кто-то мог детально рассказать о событиях давно ушедших эпох. Но поймите меня правильно: я не знаю ни одного доказательного факта, позволяющего с абсолютной уверенностью утверждать, что это так. Здесь мы вторгаемся в запретную зону, ведь современную психологию можно только условно назвать экспериментальной. Обычно оперируют набором штампов, почерпнутых из сознания самих психологов.
Он горько усмехнулся, взглянул на меня и продолжил:
- Психика отдельного человека – отдельный мир. Мир, совершенно независимый и неповторимый. Никто не знает, как этот мир соотносится с реальностью. Поскольку никто не знает, что такое реальность. Никто не знает, зачем живет. И не может узнать. Религия и наука предлагают слишком простой ответ. Полагаю, что все несколько сложнее.
Он надолго замолчал, неторопливо потирая руки. Потом опять стал говорить:
- Вы говорите, что любите. Судя по вашим словам, а я вижу, что говорите вы совершенно искренне, вы потеряли голову от любви. Вы, человек изначально глубоко рациональный, именно эту рациональность и не приемлете более всего. Именно она для вас – главный враг. Вы занялись борьбой с самим бытием Божием. Смелый, отчаянный поступок, если не учитывать лишь одного… А кто вас уверил в том, что Бог не на вашей стороне?
Непостижимая логика этого странного человека совершенно сбила меня с толку. Он был и прав, и не прав одновременно. Как найти истину, если ее, судя по всему, вообще нет?
Словно отвечая мне, он произнес:
- Нельзя откликаться на лживые постулаты, которые рассылают для миллионов плебеев духа. У них – иная судьба. Нет на свете ничего важнее ЛЮБВИ. Только она, и ничто иное, не может быть подвергнута научному изучению. Бог и вправду есть любовь. Сие нельзя доказать, но и нельзя опровергнуть. Законченные циники из поколения в поколения пытаются убедить всех в том, что физиология, прямые, незамутненные реакции психики – единственное свойство нашего мозга, нашего существа. Это не так!!!
Он вдруг поднялся и, глядя на меня прищуренным взором, произнес, для убедительности кивнув в сторону открытого на бульвар Распай окна:
- Вы любите, безмерно любите. А это значит, что в отличие от миллионов двуногих, погрязших в примитивном духовном разврате, на самом деле живете. ЖИВЕТЕ. Они – МЕРТВЫ. Неважно, сколько вы прожили жизней. Тысяча равна единице. Но именно вы – настоящее подобие Бога. И такие, как вы. Надеюсь, что все-таки вас немало. Иначе жизнь вообще бессмысленна!
В этот момент я отчетливо понял, что он безумен. Хотя это было прекрасное безумие. Всем бы такое…
Я поспешил откланяться и покинуть квартиру. Но когда уже открывал дверь, то услышал его негромкое пожелание:
- Удачи вам.
Он словно благословлял меня на бой.

* * *
Я сидел у бульвара Распай, у дома безумного психиатра, и смотрел на разношерстную, такую разнообразную парижскую толпу. Я впервые тогда подумал о том, что мое существование всегда вытягивало меня в какие-то высшие сферы. Я всю свою жизнь находился вне пределов этого простого мира.  Я его не признавал, и в ответ встречал взаимную ненависть. 
В каждой моей фиктивной прожитой жизни от меня ускользала не Она. От меня уходила, уплывала как вешние воды, ускользала САМА РЕАЛЬНОСТЬ…
Она дискретна. Если бы Бог вершил свои дела здесь, на нашей грешной Земле, то выступил бы поверенным единства причин и следствий. Этого не происходит. Сказка и действительность идентичны. Между ними можно поставить знак равенства. Мы живем в вымышленном мире. Там, где уничтожены горизонты бытия.

***
Я часто бывал на Монмартре. В артистическом кафе  «Au lapin agile», где еще с прошлого века собирались парижские художники, мне не писалось. По улице Коленкур я  обычно выходил на площадь Константина Пекера, где было много дешевых бистро.
В тот вечер там за соседний столик присела молодая пара, заказала курицу в вине и две бутылки божоле. Девушка, по моим наблюдениям, являлась типичной femme fatale, а парень, веселый и энергичный, кажется, плевать хотел на характер избранницы. Он беспрестанно шутил, не выпуская из рук курительных трубок. Он их время от времени  менял с немыслимой периодичностью, будто следуя магическому ритуалу – потухшую откладывал на край стола и тут же зажигал новую. Барышня, несмотря на свою зловещую сущность (а, может, именно благодаря ей) устраивала ему сцены ревности.
- Жорж, кто она? Кто?  Я же видела вас здесь четыре дня назад. Именно здесь!   
- Ее зовут Мишель, машинистка в одной редакции, перепечатывает мои рукописи, - спокойно отвечал ее спутник. – Мы тут обсуждали деловые вопросы. Ты же знаешь, что я люблю здесь работать.
- И потому зовешь девицу выпить в кафе? Как правдоподобно! Поехали бы лучше сразу в Булонский лес!
- Надин, угомонись!
Дорогое для меня имя воспарило в табачном чаду бистро.
Возможно, именно поэтому я и решил с ними познакомиться. Я встал и подошел к соседнему столику.
- Извините, что нарушаю ваш отдых, но я случайно услышал, что вы литератор. Я, к сожалению, тоже. Разрешите представиться?  Алексей Ладников, журналист и писатель.
- Присаживайтесь, - Жорж широко улыбнулся. - Это Надин.
Девушка с интересом взглянула на меня и улыбнулась, на секунду проявив сходство с Ускользающей.
- С братьями по перу, к тому же здесь, на Монмартре, грех не выпить. Судя по фамилии, вы русский, хотя акцента не уловил. Люблю ваших авторов, более всего – Толстого и Достоевского. У вас есть публикации?  У меня уже три, в издательствах «Сан-Жен» и «Фру-фру». «Смертельный поцелуй» продается неплохо.  Но вот свое имя я пока не открываю. Зовусь то Жаном де Пери, то Кристианом Брюллем, то Люком Дорсаном. Мое же настоящее имя – Жорж Сименон.
Я пожал его крепкую руку и присел рядом с Надин.