Обмерить и дОлОжить!

(из цикла "Живут студенты весело")

Проснулся я от позвякивания ложечки в стакане. Видимо, танки с Кировского идут по Обводному на погрузку. Но ни рёва моторов, ни лязга гусениц. В темноте присмотрелся - дверца тумбочки, в которой стоял стакан, приоткрыта. Быстро захлопнул и запер дверцу вертушкой. Попался, мышонок!

Надел тапочки, которые давно уже в шлёпанцы превратились, взял швабру и бужу Вовку Соколова. Вовку, потому как Толиков (Соловьёва и Сорокина) и  пушкой не разбудишь.

- Вова, вставай! Я мышонка в тумбочке запер. Вынесем в умывальник, там поймаем - пол бетонный и никаких помех.
Вовка быстро натягивает зелёные тренировочные штаны из плотной байки и кожаные борцовки с высокими голенищами. Тащим тумбочку и ставим в центре умывальника. Держа в правой руке швабру, левой приоткрываю тумбочку и, пригнувшись и постукивая пальцем по задней стенке, ласково говорю:
- Вылезай, мышонок!

А из тумбочки «пулей у виска» вылетает серое чудище размером с поросёнка и с длинным розовым лысым хвостом! Со страху я потерял контроль над обстановкой. Как Вовка оказался на тумбочке раньше меня, я не зафиксировал. Два круга я гнался за крысой. Шлёпки путались под ногами. Выпады, в попытках придавить зверя шваброй к стенке, запаздывали и успеха не имели. Крыса начинала сердиться. Пробегая мимо угла, она иногда бросалась на стенку и делала кульбит назад через голову на уровне моего лица. Показывая при этом свою акулью пасть и омерзительное пузо.

Вовка на тумбочке нагло отклонял мои рациональные предложения поменяться местами. Доводы, что он защищён до пояса борцовками и толстыми штанами, в то время как я - голенький, тонкокожий блондин, к тому же бесштанный, если не считать трусиков (шлёпки я уже растерял на трассе), на него не действовали. Он в своей Эстонии плотно насосался западных либерастных идей и верещал, что каждый умирает в одиночку и должен быть сам за себя.

Ситуация стремительно ухудшалась: уже не я гнался за крысой - она догоняла меня! Если бы на моём месте была Джулия Робертс, наверняка бы «уписалась в трусики». Да и я, честно говоря, вполне готов был стать её подражателем.

А ренегат на тумбе юродствовал:
- Генка! Или ты её сейчас придавишь, или она тя сожрёт!

(Это он, индивидуалист хренов, не обо мне, а о себе беспокоился, чтоб не попасть зверюге на второе!)

В отчаянии я остановился. Через пару миллисекунд крыса, догонявшая меня по внешней дорожке, будет пересекать мой радиус. Я послал швабру с упреждением – и они встретились!
Добычу уложили на фанерную крышку от посылки (по диагонали тело уместилось, хвост свесился). Крышку - на подушку старосте комнаты Толяю Сорокину. Нос к носу. Врубили полный свет. Растолкали с трудом:
- «Принимай новопреставленного жильца нашей комнаты!»

Толяй приоткрыл один глаз. Оглядел. Даже  бровью не повёл.
«Обмерить! ДОлОжить! И ОприхОдОвать!» – изрёк гигант севернославянской мысли с бесподобным вОлОгОдским ОкцентОм. И вновь погрузился в сладкий сон помогать беспробудному Толяю Соловьёву.

Взяли мы металлическую линейку. Обмерили корпус и хвост. Записали результат. И оприходовали новопреставленную в мусорный бак.

Наутро разбежались на лекции. По возвращении наблюдаем роскошную картину.

За столом сидит будущий лауреат из бригады создателей первого Лунохода Анатолий Фёдорович Соловьёв. Оне чай из трехлитровой банки кушают. Всыпали туда полпакета сахара. Металлической линейкой помешивают. От целого батона откусывают. И пот со лба тыльной стороной ладошки отирают.

Рассказали ему о ночном происшествии. В подробностях. И про линейку не забыли упомянуть. Анатолий Фёдорович нас внимательно выслушал, все наши действия и решение старосты единогласно одобрил.

И невозмутимо продолжил ритуал чаепития.