Геннадий Шеховцов. Стихи подборка

Надежда и опора


Вновь стою у пшеничного поля,
Где сияют осколки зари.
Ах ты, Русь, золотое раздолье,
Каплю нежности мне подари.

Возвращаюсь сюда, но не гость я –
Здесь Отчизны моей уголок.
Мне при встрече кивают колосья,
И синеет вдали василёк.

Катишь волны свои, словно море,
В обрамленье берёз и ракит.
Если я у судьбы не в фаворе,
Будь со мной, моё поле, как щит.

Обращаюсь к тебе в те мгновенья,
Когда слабым совсем становлюсь.
Ты мне даришь своё вдохновенье,
Я с тобою лишь болью делюсь.

Для полёта здесь столько простора,
Свежий ветер виски холодит.
Ты надежда моя и опора.
Отчего же так сердце щемит?




Пока не погребён последний воин


Пока не погребён последний воин,
Не даст нам безмятежно спать война.
Наверно, мир неправильно устроен,
Не помня, сколько стоит тишина.

Какой ценой досталась нам Победа!
И сколько крови русской пролилось!
Татар мы били, немцев били, шведов,
Но места злобе в сердце не нашлось.

Душа у нас, как прежде, нараспашку –
Так повелось – Россия не предаст.
И для друзей последнюю рубашку
Любой из русских снимет и отдаст.

В такой стране, где братские могилы,
Осмелится ли кто – нибудь сказать,
Где боль потерь в народе не остыла,
О том, что нам война  - родная мать.

Где день Победы -  праздник, пусть и горький,
Под блеск наград, гармошек перебор.
А яркие предутренние зорьки
Нам кажутся пожаром до сих пор.

Где в каждом доме, городе, посёлке
Навек свой след оставила война,
Где в поле маки – жгучие осколки,
Мы помним: сколько стоит тишина.





Кусочек хлеба

Враги вошли тихонько, воровато,
Когда ещё в саду дремал июль,
Подперли двери, подпалили хаты,
Кто спасся из огня - погиб от пуль.

Сожгли жену, дочурку, кроху сына...
Он лез под пули - смерть свою искал,
Стал, словно лунь, и часто под рябиной
Странички полустёртые читал.

Храня у сердца карточки родные,
Европу невредимым прошагал,
Лишь на груди медали боевые
Рассказывали, как он воевал.

И вот Берлин. Война истёрла ноги.
Горящий танк, недобрые глаза,
И вдруг мальчишка, прямо у дороги,
И тоненькие ручки, как лоза.

Измученный, стоял он у забора
В обносках, что оставил старший брат,
И лишь глаза - пугливые озёра -
Смотрели на висевший автомат.

И этот взгляд - клочок чужого неба -
В груди огромный айсберг растопил.
Раскрыл рюкзак, достал кусочек хлеба,
В озябшую ладошку положил.

И задрожала детская ручонка,
И то ли вздох раздался, то ли стон,
И слёзы потекли из глаз ребёнка,
И робко прошептал он: «Данке шон».



Родина


Ты лишь одна у каждого на свете,
Мне о тебе шептал прохладный ветер,
Когда луна купалась в сонной Цне,
Когда сирень вздыхала в тишине.

Ты в парке, что над речкою влюблённо
Склонил дубы могучие и клёны,
Ты в полуночной песне соловья
Единственная, милая моя!

Ты в детском смехе радостном и чистом,
Ты в сумерках и в утре  золотистом,
Ты в синем небе, в белых облаках,
Ты в материнских ласковых руках,

Ты в пенье птиц в высоком поднебесье,
Ты в чаще леса, в светлом мелколесье,
Ты в ниве, что колосьями звеня,
Рождает песню в сердце у меня.

С тобою рядом солнце ярче светит,
Люблю в снегу тебя и в ярком цвете,
Люблю твои просторные поля,
Родная и любимая земля!

Ты лишь одна у каждого на свете,
Мне о тебе шептал прохладный ветер,
Когда луна купалась в спящей Цне,
Склонилась тихо Родина ко мне.




Май сорок пятого


Где осенью птицы над сонной рекою
Роняют свой крик над волной голубой,
Присев на крылечко с любимой женою,
О счастье мечтал паренёк молодой:
«Мы дом свой наполним любовью и светом,
Мы вырастим здесь удивительный сад.
Мы будем встречать в нём с тобою рассветы,
Когда он накинет парчовый наряд".
А время вперёд убегало упрямо,
Бубенчиком звонким звенел голосок
Красавицы дочки, похожей на маму,
А сын, словно папа, кудряв и высок.
И радовал сад белизною соцветий,
И веткой в окошко стучалась весна,
И лето встречали счастливые дети,
Когда этот мир вдруг взорвала война.

Он яростно бился с врагами и смело
И часто по дому родному скучал,
Когда от разрывов вокруг всё звенело,
Он дочки любимой глаза вспоминал:
"Здесь рвутся снаряды и падают мины,
А там оккупация, дети, жена...
Отчизну всегда защищали мужчины,
Не женское дело злодейка-война».
Всё дальше на запад уводит дорога,
А весточки с родины нет никакой.
И вновь на душе у солдата  тревога,
И сердце наполнено грустью-тоской...
А май сорок пятого радостно-горький.
Состав за составом летел на восток.
И вот уже милые русские зорьки,
И воздуха русского первый глоток.
И вот она милая сердцу сторонка,
Осталось мгновенье, ещё поворот...
Как будто в двух метрах рванула "лимонка"...
Лишь трубы печные глядят в небосвод.
От дома осталось сплошное кострище,
И криком исходит седеющий сад.
К земле обожжённой, в родном пепелище,
Упав на колени, склонился солдат.
Приблизился тихо соседский мальчишка,
Сложеньем ребёнок, а взгляд старика:
"Вот здесь похоронены... Люда и Мишка...
А там... тётя Надя... Пошёл я..." Слегка
Дрожали цветущие яблони, сливы,
И чудились в кронах родные глаза...
Текла по небритой щеке торопливо
Обиды и боли солдатской слеза.





У портрета Пушкина

Он  в дом ворвался словно ветер,
Морозной свежестью дыша.
«Наташа, знаешь, я о лете
Вчера мечтал, моя душа.

Я так устал от сплетен, слухов,
Балов, интриг и лживых слов.
Когда засыплет тополь пухом,
Давай махнём с тобой в Тамбов.

Твоя  маман мне говорила:
«Там трав божественный настой.
Две речки, степь, что наградила
Тебя небесной красотой.

Там церковь, где тебя крестили,
И парк, что помнит голос твой,
Там липы снова загрустили,
Не видясь столько лет с тобой.

Давай порвём порочность круга,
Приют Загряжских посетим.
Среди ромашкового луга
В глаза друг другу поглядим».

Он говорил. Она внимала.
И выдавал румянец щёк,
Что и она давно мечтала
Проведать милый уголок.

И если б пуля не прервала
Полёт в метельном феврале,
Нога бы Пушкина ступала
На нашей знаменской земле…

Так хочется поверить в это,
Когда в музейной тишине
Глаза великого поэта
Как будто в душу смотрят мне.




Крик души

В перерывах между дождями,
Между болью и зыбким сном,
Переломанными ногтями
Я цепляюсь за жизнь. На слом?
Говорю себе: «Рано, рано,
Пятьдесят - так немного лет,
Там за серым, сплошным туманом,
Будет солнечный, яркий свет».
Хорохорюсь, и то услада,
Кто-то примет за правду ложь,
Будто всё у меня как надо,
И от радости эта дрожь.
Только это всего лишь грёзы -
Не ведущий к победе путь,
И смех мой всё чаще сквозь слёзы,
И ночью никак не уснуть.
Хоть порой не в ладах с собою
Не люблю ни стонать, ни ныть,
Но, как волк, иногда с тоскою,
Я хочу на луну повыть.
Не травите меня словами,
И так я, как загнанный зверь,
Обложен цветными флажками,
Бегу меж обид и потерь.
Умирать ведь совсем не страшно,
Но не хочется - вот курьёз,
Жизнь трудна, но она прекрасна,
И мне жалко себя до слёз.
И судить всё сложней с годами
Самым строгим себя судом,
С отцветающими садами
Я цепляюсь за жизнь... С трудом.





Дорога домой

Питер шумный покидая,
Нанеся Москве визит,
В край любимый, изнывая,
Юный Лермонтов спешит.

Позвала опять в дорогу
Светлой памяти река,
По родимому порогу
Одолела вдруг тоска.

А снега метельно – пьяны
Разгулялись по степи,
Сердцу милые Тарханы
Поманили, и с пути

Вороным уже не сбиться,
Хоть сугробы в полный рост,
И позёмка змейкой мчится
За кибиткой, словно хвост.

Едут сани по Рязани,
На Чембар, через Тамбов,
И летит быстрее лани
Пара резвых рысаков.

Вот и лес. На ели строгой
Иней словно на вису,
Крестит лоб ямщик с тревогой
Под Рассказово в лесу.

Вот Рождественского дымка
Растворилась за спиной,
Вот растаяла Хмелинка
За морозной пеленой.

Позади уже Кирсанов –
Соловьи в душе поют.
Скоро, стало быть, Тарханы,
Там, где бабушкин уют.

В детства синие туманы
Он бежит от светских дрязг,
В те места, где нет обмана,
Где не слышен злобы лязг.

В доме жарко, чай с малиной.
Сняв мундир парадный свой,
Что – то , сидя у  камина,
Пишет Лермонтов… живой…

А метель смеётся, стонет,
Вьётся белая, легка…
И несут стрелою кони
К вечной славе седока.




Время покаяния

Видно, это памяти осколки
Разрывают сердце на куски.
В поле воет ветер. Или волки
Тоже изнывают от тоски.

За окном луны желтеет точка,
Хоть садись  и сам по - волчьи вой.
Комната моя, как «одиночка»,
Где не нужен даже часовой.

Отказали тело, руки, ноги,
Никуда теперь не убежишь.
Исходил свои пути – дороги,
Скоро ль, моя свечка, догоришь?

Лишь Всевышний может мне ответить,
Отчего горька судьба моя,
Только перед ним за всё в ответе,
Он мой и спаситель, и судья.

Остаётся только лишь молиться,
Время покаяния пришло.
Моей жизни пёстрые страницы
Бьются, словно хрупкое стекло.

На берёзках иней, словно сети,
Их метель по  пояс замела…
А луна безжалостно так светит
И в груди сжигает всё дотла.



Господи, дай мне силы

Господи, дай мне силы
Верить в твои дела.
Верить, что Ты всесильный
И не приносишь зла.

Господи, дай мне очи,
Чтоб не плутать в глуши,
Путь укажи короче,
Камень сними с души.

Господи, дай мне руки,
Чтобы добро творить,
Чтобы чужие муки,
Как и свои испить.

Господи, дай терпенья,
И научи прощать,
И укроти сомненья -
Грудь перестань терзать.

Боже, избавь от лести,
Лопнет гордыня пусть,
Чтобы с Тобою вместе
Слушал Святую Русь.

Пусть разлетится в клочья
Горькой обиды плод,
Чтобы глубокой ночью
Я отыскал твой брод.

Долгой дорогой к Храму
Ты помоги дойти.
Если я вдруг устану,
Руку подай в пути.

Чтобы под небом синим,
Где тишина  ручьёв,
Жить мне с моей Россией
Средь золотых крестов.



Родниковая Русь

В самом сердце России,
Как бесценный  тайник,
Отыщу самый синий,
Самый чистый родник.

Где спускаются ветки
Полушалком до плеч,
Там звенит, как монетки,
Бирюзовая речь.

Перед ним на коленях,
Словно в Храме молюсь,
И даёт исцеленье
Родниковая Русь.

Я твой голос, бывает,
Слышу где – то вдали,
Будто сердце считает
Пульс родимой земли.

Помню, с детской ватагой
Я родник находил,
И прохладная влага
Придавала мне сил.

И губами касался
Я воды как «живой»,
И опять возрождался
Дух ослабленный мой.

Знать, мне дарит в награду
Светлоокая Русь
Родниковую радость,
Родниковую грусть.




Утро светлой тоски


Полог леса, как купол собора,
Разноцветной расписан листвой,
Осень небо полощет в озёрах,
Перелески залив синевой.

Рассыпает по рощам узоры,
Птичьи трели на все голоса
И на тёплых ладонях Авроры
Спелой ягодой рдеет роса.

Я иду по знакомой тропинке,
Путь до места совсем недалёк.
Вижу, бьётся в сетях паутинки
Солнца луч – золотой мотылёк.

В поднебесье тревожатся птицы,
Будоража осенний покой.
И сердечко готово разбиться,
Переполнившись светлой тоской.

И на крик журавлиного клина,
Откликаясь печальной волной,
Плачет девочка в красном – рябина,
Плачет девочка вместе со мной.




Черёмуховый дурман

Останься, радость неземная,
В моей взволнованной груди,
В дурман черёмуховый мая
Меня как прежде уведи.

Зари малиновой рожденье
Как исцеление яви
До слёз, до головокруженья,
До закипания в крови.

Растрогай душу соловьями,
Когда луна в листве дрожит,
И небо звёздными ручьями
По Цне задумчивой бежит.

Укрой в степи меня раздольной,
В дубравы путь мне укажи
И на опушке  колокольной
Спать под берёзки уложи.

Там, где серебряные струны
Перебирают родники,
Где ландыш, трепетный и юный,
Моей касается руки.

Где сердце нежностью согрето
(Края другие не хуля),
Я лишь с тобой встречать рассветы
Хочу, Тамбовская земля.


Цна — река в Тамбовской и Рязанской областях России, левый приток Мокши (бассейн Волги).(Википедия)




Задумчивый покой

Я сижу среди земного рая
На лугу, где кашка зацвела,
И, нектар цветочный собирая,
Рядышком со мной ворчит пчела.

В поле васильки уже синеют,
Здесь же снег – ромашка так бела, -
Без вина от запахов хмелею,
Тех, что мать-природа разлила.

Бабочки порхают словно феи,
И трещат стрекозы над рекой.
Я боюсь, что всё же не сумею
Описать задумчивый покой.

Кажется, словами невозможно
Рассказать про эту красоту -
Я пытаюсь робко, осторожно
Не сфальшивить, ноту взять не ту.

Покатилось солнце к океану,
Унося с собой остатки дня,
И по водной глади Кариана
Побежали отблески огня…

Вновь спешу знакомою тропою
В знаменскую тишь и благодать,
А назад любовь несу с собою,
Вам её пытаюсь передать.



Мамины руки

Ну к чему эти поздние муки?
То, что было, уже не вернуть.
Твои тёплые  мягкие руки
Не помогут, как прежде, уснуть.

Не помажут зелёнкой коленки,
Не пригладят торчащий вихор.
Тени детства напротив, на стенке,
И глядят, не моргая, в упор.

И я маюсь в постели горячей,
Тороплю бесконечную ночь.
И ты рядом, родная, ты плачешь,
И пытаешься сыну помочь.

Наша жизнь – это просто качели.
То взлетаешь, то падаешь вниз.
В беспросветной блуждая метели,
Наступил я на скользкий карниз.

Слышу вьюги унылые звуки,
Бездорожье, сугробы да снег.
Но любимые нежные руки
Вновь спасают, но только во сне…




Радость жизни

 Отпустите в чисто поле
На зарю взглянуть,
Истомился я в неволе,
Изболелась грудь.
Ветра вольного порывы
Дайте уловить,
Мне с надрывом, над обрывом
Надоело жить.
Укажите мне дорожку
В  яблонь белых  плен,
Распахните мне окошко
В радость перемен.
На сирени день настоян,
Что за аромат?!
Я сегодня вновь настроен
На минорный лад.
Растеклась по телу нега,
Захватила дух,
Одуванчик словно снегом
Заметает луг.
Среди трепетных осинок
Снова пропаду,
Руки в стороны раскинув,
В травы упаду.
И умчится боль тупая
Прямо в синеву,
И сбежит слеза скупая
Счастьем, что живу.




Праздничный полёт

Малиной спелой теплится закат,
Ерошит ветер кудри цнинских вод,
Роняет лес свой праздничный наряд.
Когда целует осень небосвод.

Уйдёт печаль из сердца в сентябре.
Шуршащий лист прижми к груди рукой.
Ой, как легко, проснувшись на заре,
Вдыхать любви волнующий настой.

А где-то за околицей села,
Над самой речкой ива наклоняясь,
(Ах, горько ей - любовь не сберегла)
Теряет тихо листьев своих бязь.

А может, это память-часовой
Лишь самое хорошее хранит.
И если гром над нашей головой,
Янтарный лист нам душу исцелит.

Свет доброты и счастья улови,
Едва пройдёт осенняя пора.
Рассвет наступит - только позови –
Глотком любви, скользнув на лист с пера.

Есть в нашей жизни свет и есть в ней тень,
Ещё в ней радость чистая живёт.
Взгляни, какой сегодня чудный день! –
Нашла тебя удача - ей не лень –
А может, это праздничный полёт.




Мой милый берёзовый край

Частичка великой России.
Частица Тамбовской земли.
Хмелею под знаменской синью,
Когда в ней трубят журавли.

Вдыхаю весенней порою
Лугов твоих нежный дурман.
И греет мне сердце, не скрою,
Наш давний любовный роман.

Когда - то по Дикому полю
Гуляли шальные ветра.
А нынче хлебам здесь раздолье
И льётся зерно в бункера.

Люблю я тебя беззаветно,
Мой милый, берёзовый край,
Когда ты в листве разноцветной,
Когда по садам бродит май,

Когда твои парки и скверы
Укроет снегами зима,
Когда в беспросветном и сером
В дожде растворятся дома.

Готов разделить я с тобою
Печали и радость побед.
Мы связаны общей судьбою,
И связи прекраснее нет.

 На фото - Татарский вал.

Татарский вал - земляной вал, входивший в линию
укреплений, построенных для защиты Российского
государства от набегов крымских и ногайских татар
в XVII веке. В частично сохранившемся виде проходит
по Тамбовской области.



Моя святая трепетная Русь

Я вновь брожу средь ласковых осин
И растворяюсь в шелесте берёз.
Земля моя, я любящий твой сын,
Могу ли жить без первых майских гроз,

Вез ландышей, без трелей соловья,
Без запаха черёмухи весной,
Без песен, что поют мои друзья,
Без ивушек, склонившихся над Цной?

И не тонуть среди твоих лугов,
Не пить бальзам в студёных родниках,
К твоим ногам сложить всегда готов
Свою любовь, воспетую в стихах.

Пропитан русским духом я насквозь
И добрым светом знаменских степей.
И невозможно быть с тобой нам врозь,
И нет на свете сладостней цепей.

В разлуке греет лишь любовь твоя,
И где б я ни был, всё равно вернусь,
Я без тебя, как будто бы не я,
Моя святая трепетная Русь.
    
                Река Цна в Тамбовской области.



Снова май по садам расплескал свои звуки

Снова май по садам расплескал свои звуки.
В сорок пятом они, видно, тоже цвели.
Говорил тихо сын, гладя мамины руки:
«Ты в цветущем саду мне постель постели».
Он уснул, а она молча рядом сидела,
И в везенье своё всё не верила мать,
Слёз не пряча она, на сыночка глядела,
И трепал ветерок поседевшую прядь.
Сколько горестных дней, словно пропасть  бездонных,
И бессонных ночей ей пришлось пережить?
И маячила смерть в тёмных рамах оконных,
Если раненый сын вдруг просил: «Мама, пить».
Если сын замерзал, истекающий кровью,
Вместе  с ним на снегу замерзала она.
Он спасён был от пуль материнской любовью,
Ведь бессильны пред ней даже  смерть и война.
Он метался во сне, звал к себе медсестричку,
То зубами скрипел, то кричал: «Мессера!»
А ей виделась явь: как последнюю спичку
Жгла, молясь, чтобы сын хоть дожил до утра.
Пусть на фронте они, как их дети – ребята,
Не бывали и им, не пришлось воевать,
Только в этой войне, так же,   как и солдаты,
Принимала участие каждая мать.