Пять лет зимы

Ты говорил – я птица,
уснувшая вечным сном под покровом декабря,
примёрзнув лапками к ветке.
Пять лет зимы.
Мы теряем друг друга в этом постоянном холоде.
Замерзает всё вокруг.
И, конечно,
можно выжить,
только,
разве «выжить»,
это жизнь?
Пойми,
я так устала,
будто
каждую клеточка моего организма нагрузили непомерным багажом,
и, вместо того,
чтобы чувствовать себя счастливой,
я чувствую себя немного Бродским.

Ты говорил – я птица,
не уточнил лишь,
что с подстреленным крылом.
Не вздохнуть, – не выдохнуть,
Не умереть, – не выжить мне.
Звать тебя и получить в ответ лишь хриплый голос в тишине.
Кричать,
сквозь обрывки сна,
когда мне снится тот,
кого давно на свете нет.
Того,
кто сжимает в объятьях каждую ночь всё сильней:
тебя,
безмолвие
и руки на шее моей.
Слёз уже нет.
Да и дыхания тоже.
Внутри погибает розарий,
верёвкой переплетая клетку грудную,
с этим взглядом.. любопытного попугайчика за решёткой,
который сначала в судорогах бьётся,
а после тихо душу испускает,
руки/ноги причудливым узором оплетая,
и, вмиг космос внутри пропадает,
замирая на миг часовой бомбой и сигаретным дымом с окурками под рёбрами,
словно плотоядные цветы,
которые принёс мне лично ты,
/а я взяла их засушила и скурила/
расцветают заново как раковые клетки,
и меня ломает снова.
Появляется острая потребность в тебе,
дефицит внимания,
и уже сто седьмые сутки подряд я лечусь таблетками,
пытаясь тщетно заменить их твоими небесными глазами,
молотя невидимых врагов во сне руками,
оплакивая рухнувшее небо,
вместо того,
чтобы взять и сплести его из твоих волос,
дорисовав всего лишь облака,
чтоб больше никогда не падать вниз,
где лишь кусочки моря,
и я в пучине тонущая,
запутавшись в противных водорослях,
проросших расстоянием
и цитатами Цвейга с Мураками.

Ты говорил – я птица.
Да.
Птица.
Каждое утро стряхивающая пепел с перьев,
впитавший запах персиков,
превращая сценарий этой драмы в сказку,
чтобы в одно прекрасное морозное утро,
выдохнуть на твои замёрзшие окна всю свою нежность.