Абхазия - назад в будущее - Первое знакомство

     Распаренный словно в духовке июльский Сочи, еще со взлетной полосы аэропорта ослепил своим надменным великолепием. Как, впрочем, и должно быть олимпийской деревне, в сжатые сроки лихо отстроенной в потёмкинском стиле.
     «Город-сказка, город мечта, попадая в твои сети пропадаешь навсегда»! Ну типа того, по крайней мере, насчет валюты любой конвертации, точно.
     Кругом лоск, шик, блеск, красота! Дома-игрушки, дороги-картинки, спортивные объекты-шедевры.
    
     Ненадолго, даже возникло такое впечатление, что заново, город отстроен не иначе как инопланетянами, что вызвало ощущение восторга от их нано, или невесть каких ХD технологий.
     Однако, ближайшее рассмотрение современных построек, слегка расслабило разочарованием от небрежно сокрытых огрехов зодчих, трудившихся явно без души, хотя и за немалую плату.
     Несомненно, пришельцами тут и не пахло. А прорабом был чай точно не Растрелли, хотя слава Богу и не Церетели!

     Зато, абсолютно никаких следов от совсем недавнего, по силе равного тропическому ливня, местами затопившего город по самые крыши отдельных построек! Будто и не было ничего. Даже высаженные к олимпиаде пальмы, еще не успевшие толком прижиться, все на месте!
     Достойная восхищения оперативность сочинских коммунальных и аварийных служб, вызвала искреннее уважение.
     Везде бы так четко реагировали на природные аномалии.

     Вдосталь насладившись видами олимпийской символики на всем, куда ее только можно было прилепить вдоль шикарного автобана, мы подкатили к погранпереходу на реке Псоу, за которым и начиналась Абхазия.
     Положа руку на сердце, признаю, что граница функционировала как отлично отлаженный часовой механизм, несмотря на огромный наплыв желающих в обе стороны пересечь российско-абхазскую границу. Хотя туда, народу было явно больше. Как никак разгар лета!

     Сама же процедура пересечения границы, обычно всегда вызывавшая определённую нервозность, прошла на удивление спокойно, без бесцеремонного потрошения немудреного багажа, прощупывания одежды, рыкающих команд и традиционных вопросов: «Контрабанда, оружие, наркотики?», с не менее традиционным мысленным ответом: «Свои иметь надо!».

     Таможенники ограничились простым просвечиванием багажа на конвейере, а погранцы, тем, что у каждого внимательно полистали российский паспорт и не менее внимательно сличили полинявшее фото с потным оригиналом. И все, путь свободен!
     Так что российский пешеходный переход, мы пересекли быстро, минут за пятнадцать, но вот водителю нашего «минивэна» предстояло еще хорошенько прожариться в длинной очереди возмущенно фыркающих автомобилей.
     Ожидая его, мы еще более получаса провели на лавочках нейтральной территории под защищавшем от полуденного солнца большим навесом, отнюдь не испытывая при этом дискомфорта, по причине предвкушения предстоящих впечатлений.

   На абхазской же границе, порядок проверки оказался еще проще. Тем не менее, максимальное упрощение множества формальностей границы, негласно доказывало, что она и в самом деле на замке, и вся основная работа тщательной фильтрации просто скрыта от любопытствующих глаз.
     Школа проведения Сочинской олимпиады явно дала свои положительные результаты.

     И вот, свершилось! Мы едем по Абхазии, до самых маковок гор накрытой густой сеткой солнечного дождя.
    Калейдоскопом замелькавшие слева горы – зеленые, кудрявые, малые и огромные, меж вершин которых юрко лавировали пушистые перины облаков, разрезались глубокими расселинами ущелий или оседали в небольшие уютные долины с шелковыми коврами лугов.
     А справа от шоссе, далеко внизу шумело море, с жирными черными кляксами на светло-серой глади.

     Вместе с параллельно идущей железнодорожной колеей, Сухумское шоссе, следовавшее вдоль контура побережья, хоть и не равнялось по ухоженности сочинским дорогам, вполне соответствовало своему значению государственной дороги №1: широкое, минимум на три полосы, и с вполне сносным ровным покрытием, без привычных седалищу ям и колдобин.

     Миновав Гагру через длинный туннель в первом абхазском природном форпосте – Гагрском хребте, оно ровной лентой, с убаюкивающе плавными подъемами и спусками, протянулось вдоль густо заросших лесом горных массивов Пицундского заповедника.
     И только в одном месте, где путь прорубался через крутой склон горной породы, сердце екнуло от зрелища последствий ярости стихии, обрушившейся не только на Сочи, но как оказалось, и на Абхазию.
     Неистовство потоков нёсшейся со склона воды, видимо промыв известковую породу, словно гигантским зубилом вырубило до середины дороги два зияющих провала, осторожно объезжаемых машинами.

     Казалось бы, нелепо, но вскоре меня посетила, и в дальнейшем уже не отпускала неожиданная мысль, что я прибыл в страну, время в которой застыло как минимум с начала девяностых.

     Прежде всего, с обочины как ветром сдуло смущающие разум баннеры, призывавшие каждого уважающего себя обывателя продолжить давиться соево-резиновыми сосисками не на кухне убогой «хрущевки» а на лоджии шикарного пентхауса в элитном районе, или на худой конец, сменить потертое седло своего старенького велика на мягкое кресло в салоне вместительного кроссовера.
     Все что осталось, так это предложения абхазского оператора «А-Мобайл» не медлить с подключением к нему на скорости 4G, что породило уважение к продвинутости местных технологий, явно переплюнувших российскую глубинку, в которой и третий G нередко в диковину.

     Существенно же поредевший поток автомобилей, немало подивил внезапным переходом с последних писков брендов мировых автопромов на советский парад ретро: навстречу нам, одна за другой резво покатились вытесненные на обочину автоистории двадцать четвертые «Волги» и «Жигули», причем чрезвычайно знаменитых когда-то моделей «пятерка» и «шестерка», и в основном белого или бежевого цвета.

     Среди них, то и дело мелькали также хорошо подзабытые нами ГАЗ-69 и УАЗы, завоевавшие абсолютное первенство перед любыми внедорожниками на горных ухабах.
     И не только изрядно потрепанные жизнью, чихающие копотью дряхлые старички, но и обретшие вторую молодость за счёт стильного тюнинга.
     С усиленными подвесками и турбированными двигателями, хромированными дугами безопасности и кенгурятниками, иногда с сабвуферами, а однажды, с чем-то, очень похожим на турель для пулемета. Может муляж, а может почудилось…
     Сколько времени еще должно пройти, пока окончательно сотрутся черные метки минувшей войны?

     Не доезжая Гудауты, всех автолюбителей, впервые въехавших в Абхазию, начинают серьезно смущать никак не предполагавшиеся массовые встречи с коровами.
     Да-да, обычными, светло-коричневой южной породы буренками, небольшими самостоятельными стадами, избравшими асфальт излюбленным местом для отдыха.
     Густо строча вокруг себя лепешками, они стояли и лежали не только на обочине, но и прямо посреди дороги, правда, стоит отметить, строго придерживаясь невидимой линии разделительной полосы.

     Поначалу их вид вызвал неподдельный восторг. Еще бы, лицезреть вживую домашних животных, коих в наших деревнях скоро в Красную книгу внесут.
     Затем, радость увиденного постепенно переросла в тревожное удивление – вроде ведь не Индия, где корова священное животное, попробуй тронь только! – куда тогда хозяева смотрят, фишка здесь что-ли такая?

     Но впоследствии, смешение чувств сменило неожиданное спокойствие от примера остальных водителей, аккуратно сбавлявших газ и дипломатично, без надрывных звуков клаксона, объезжавших апатично жующий жвачку скот, лениво помахивающий хвостами прямо по боковым зеркалам автомобилей.

     Изюминкой же всех впечатлений, оказалась промелькнувшая в Гудауте точка общепита, с незатейливым и одновременно непередаваемо сочным совдеповским названием: «Столовая»!
     Далее, в Сухуме и Агудзере, вид столовых стал более привычен, не переставая меж тем приводить в волнение мгновенно пробуждавшийся аппетит, забитый оскомой Макдональдсов, кафе-баров, рестораций, бистро и просто придорожных забегаловок «На посошок».

     Там же, в Гудауте, нам встретились первые, молчаливо кричащие, страшные отголоски войны.
     Когда-то это были добротные жилые дома: безжизненные, заброшенные, где почти нетронутые временем, где полуразвалившиеся, с покосившимися и поваленными заборами, с заросшими густым кустарником участками.

     В дальнейшем, подобные встречи уже не прекращались. Одиноко и целыми группами, каменные склепы уныло смотрели на нас пустыми глазницами окон, напоминая о трагедии нации, свершившейся вследствие безумства политических игр, в которых ставкой была ее участь.

     Страшно видеть, когда горит твой дом. Страшно, когда его разрушает наводнение или землетрясение.
     Но, наверно, нет ничего страшнее, чем покидать свой дом и землю, где остаются могилы предков, зная, что вероятнее всего это навсегда.
     Абхазия никогда не была заражена фашистским вирусом расовой чистоты. И на ее благословенной и благодатной земле спокойно жили и живут, трудятся и растят детей представители многих национальностей: абхазы, армяне, греки, евреи, украинцы, русские и многие другие.
     Но еще никогда, ни одна война на Земле, не была гуманной. Любая война — это не подлежащая оправданию жестокость и бесчеловечность.

     Обретя тысячи сирот и не снимающих траур безутешных вдов защитников, скорбные стелы чьих одиночных и братских могил стоят в местах боев, воюя не только с регулярной грузинской армией, но и с местными грузинскими гвардейцами, вошедшими в состав нацистского «Мхедриони», воочию столкнувшись с фактами зверств над мирными жителями - в ответ, могли ли абхазы, после победы применить массовые этнические чистки к «своим» грузинам, виновным лишь в том, что по национальности они грузины?

     Понятно, что однозначного ответа, на тот момент не мог дать никто. Да и сам по себе этот вопрос не ставился.
     Потому как вся Абхазия прекрасно помнила циничное заявление по сухумскому телевидению осенью 1992 года бригадного генерала Гии Каркарашвили, - кстати, любимца Шеварднадзе, - обещавшего в случае продолжения сопротивления и возможной гибели 100 тысяч грузин, уничтожить 97 тысяч этнических абхазов. То есть всех поголовно, от мала до велика!

     Непонятно только, кого Гия имел ввиду со своей стороны: грузинскую армию или мирных жителей на территории занятой ополченцами, поджигая тем всепожирающий костер вражды? Хотя какая теперь разница.

     В страхе перед предполагаемой угрозой, все грузинское население Абхазии, числом более 250 тысяч человек, вынуждено было стать беженцами, и уйти в Грузию вдоль побережья или через горные перевалы, а также, при содействии Черноморского флота России, переправиться морем.
     Повторив тем самым происшедшее в 19 веке махаджирство абхазских народностей – убыхов, садзов и адыгов.

     Петля времени, брошенная в далеком 1931 году Иосифом Виссарионовичем Сталиным, затянулась в неразрешимый узел.
     Потомки грузинских крестьян, некогда насильно переселенных в Абхазию по переселенческим билетам, вернулись, опять же не по своей воле, на исконные земли.

     В настоящее время, доподлинно, так и осталось неизвестным, с какой целью Сталин продавил присоединение Абхазии к Грузии. Не в благодарность же своей малой родине?
     Вполне вероятна такая гипотеза, что великий вождь великой империи, не мог смириться с некоторой не знатностью своего исторического происхождения, для чего и создал под себя малую грузинскую империю, породив тем имперский шовинизм у правящих грузинских элит.

     Где они теперь, по локоть обагрившие свои руки кровью Шеварднадзе, Каркарашвили, Саакашвили?
     Первый уже там, где всем нам предстоит однажды держать полный ответ за содеянное в жизни.
     Второй, после покушения стал инвалидом, прикованным к креслу.
    
     Тем не менее, ныне, бывший министр обороны и бывший член парламента, скромно возглавляет фонд «Иверииса» координирующий строительство монастыря в честь Иверской иконы Божией Матери на одной из окраин Тбилиси - горе Махата.

     Символично для воинствующего безбожника, но только если он, осознав чудовищную преступность артобстрелов Ново-Афонского монастыря, в котором был развернут полевой госпиталь, искренне покаялся в своих злодеяниях.
     И крайне опрометчиво для духовенства, если бывший военный «стратег», не только не раскаялся, но так и не смирился с поражением в войне с Абхазией, во всю порицая трусливую нерешительность тогдашних политиков!

     И лишь Мишико еще трепыхается цветком в проруби, от суда собственным народом слиняв в Америку, и впоследствии, Штатами же, казачком засланный на губернаторство в Одессу.

     Как то, давно уже, наше телевидение показывало репортаж о доле грузинских беженцев из Абхазии. Никому не пожелаешь такой жизни.
     А ныне, у них мужает уже не первое поколение, вряд ли могущее испытывать добрые чувства к неповинному в их несчастье абхазскому народу.
     И кто возьмется разрешить дилемму примирения между собой государств, по иезуитскому сценарию западных кукловодов, ставших между собой кровными врагами?

     Грузинские власти, периодически пытаются, теперь уже сугубо мирным способом вернуть Абхазию, суля ей злополучный федеративный статус, напрочь отвергнутый в 1992 году.
     Да вот Рубикон-то перейден, и получившей официальное признание своей независимости республике, ни к чему менять ее на долю вассала, пусть даже возводимого в ранг правой руки.

     Однако, наш путь продолжался дальше. После равнины Гудауты, слева вновь выросли горы, меж которых, глазам нежданно открылась сказочное великолепие Нового Афона с ослепительным сиянием золота пяти куполов Пантелеймоновского собора Ново-Афонского монастыря, а вслед за ним, серым шпилем дозорной башни Анакопийской крепости на вершине Иверской горы, возведенной в средние века генуэзскими колонистами, и отреставрированной в наше время.

     Далее, шоссе, плавно обогнув подножие очередной горы, вывело нас к мосту над протекавшей далеко внизу знаменитой реке Гумиста, на противоположном берегу которой, установлен длинный барельеф с вмурованными в камень образами погибших здесь ополченцев, и всегда живыми цветами у подножия.

     За рекой, поднявшись высоко вверх, по узковатому и змеящемуся до кома в горле серпантину, мы пересекли высшую точку подъема и начали плавный спуск к Сухуму.
     Сухум, красавец-Сухум, еще сохранивший горделивую осанку и притягательность монументальной помпезности строений сталинской эпохи!
     Своими зелеными, ухоженными скверами и парками, он почему-то напомнил мне неунывающую кокетницу Одессу.
     Весело скачущими вверх-вниз улицами окраин – Ростов-на-Дону, а кварталами частных жилых домов, отстранившихся от тихих улочек высокими оградами – Краснодар.
     Но, увы, в нем больше нет того волшебства, что веет от старых фотографий, отдыхавших в нем родителей.

     Прокатившаяся по городу огненным валом война, постаралась оставить за собой как можно больше своих страшных отметин из подвергшихся обстрелам, бомбежкам и пожарам домов.
     Но, несмотря на эти страшные следы, Сухум всё-таки очень красив, особенно своим прелестным променадом, и покорит еще немало сердец, когда начнется его скорое бурное возрождение, в коем я нисколько не сомневаюсь.

     Столица проводила нас тенистой цепочкой высоких сосен и можжевеловых деревьев вдоль дороги, а под ними, благоухающей розово-сиреневой лентой из пышных цветов олеандровых кустов, разместивших на своих ветвях столь могучий хор цикад, что любые колонки в сравнении с ними, были сродни допотопному репродуктору.

     Выйдя на уровень моря, Абжуйское шоссе приблизилось к нему в почти вплотную, а затем, начало отдаляться, давая начало Колхидской низменности, пересекавшей за Мачарой само шоссе, и расширявшейся дальше на юго-восток.
     Сама же Мачара, находящаяся километрах в двенадцати от Сухума, и являлась конечной точкой нашего маршрута.

     Точнее, это два поселения – Мачара и Агудзера, разделенные между собой ниткой шоссе, убегавшего дальше, к границе с Грузией.
    Справа, находится вольготно раскинувшаяся до самого моря более современная Агудзера: с многоэтажками, магазинами, салонами красоты, столовыми, кафе, парками, и несколькими большими санаториями.
     И слева, сугубо провинциальная Мачара, состоящая только из частных жилых домов, цепко вскарабкавшихся на высокие холмы предгорья.

     Когда мы поднялись нна холм, где расположился наш гостеприимный приют, предо мною открылась потрясающая широта панорамы сверкающего зеркала моря, с сухумским маяком справа, за которым, из морских глубин, на сушу выходят два позеленевших от древности великана – гора Ахбюк и Афонская гора.
     Внизу же, под самыми ногами, всего-то метрах в ста, виднеются крыши опрятных домиков с уютными навесами из виноградных лоз и кудрявыми строями мандариновых садов.

     Особенно прекрасен этот пейзаж вечером, когда неподалеку от маяка, солнце умелым ныряльщиком падает в воду, окрашивая небо брызгами червонного золота заката, чтобы на следующий вечер, неторопливо прокатившись по небосклону, вновь повторить свой незабываемый прыжок.