Глава вводная

                1
     Моих ровесников, рождённых в 1946 послевоенном году, в армию призывали с девятнадцати лет и на три или четыре года, это уж кому как повезёт.
Попал на флот, значит «трубить» тебе четыре года.
Попал в сухопутные войска – значит три.
Я умудрился не попасть и ни во флот, и ни в сухопутные войска.
Судьба забросила меня в авиацию.
Слава Богу, авиация, по каким-то непонятным для меня причинам, была по сроку срочной  воинской службы приравнена к сухопутным войскам, т.е. призывали на три года, что меня вполне устраивало.

     Поколение, рождённое в 1946 году, было экспериментальным.
То есть на нём ставились всевозможные, даже не подберу нужного прилагательного, - опыты.

     - А давайте, вместо десятилетнего среднего образования, сделаем всем учащимся в школах образование одиннадцатилетнее. И пусть они последние два года учёбы совмещают с работой на предприятиях, –  задумались в верхах… 
И сделали.   

     И вот, начиная с 1963 года я «гнал» металлическую стружку на чешском  токарном  станке Дмитровского экскаваторного завода, постигая азы профессии токаря. Часть одноклассников училась на фрезеровщиков.
Девочки осваивали швейные машины на фирме «Юность».

     После этой практики и сдачи экзаменов, у меня в архиве хранятся «корочки» токаря  первого разряда.  Правда,  больше в своей жизни  я никогда не токарил…

                2

     Перевод срока учёбы в школе с десяти лет на одиннадцать, вместо двух попыток  поступить в институт до призыва в армию, оставлял только одну возможность. Сдавать экзамены можно было лишь в год выпуска из школы. Призыв в армию тогда проходил в июне-июле, один раз в год. Поэтому каждый  год военкоматы в первую очередь  «забривали» тех, кто мог поступить в институт и на законных основаниях исключиться из призывных списков.

     В 1964 году я поступал в МВТУ им. Баумана. Экзамены: математику, русский, физику и химию сдал и получил за экзамены 16 баллов. А на собрании абитуриентов было объявлено, что проходной бал – 17.
Я не проходил…

     Суета и скороспелые решения не всегда являются мудрыми, а я засуетился и в тот же день забрал свои документы из приёмной комиссии, вместе со справкой о полученных на экзаменах баллах. С такой справкой можно было попытаться поступить ещё куда-нибудь, но, как показала жизнь, было уже поздно.

     По иронии судьбы, уже в сентябре, когда учёба в институте была в разгаре, я случайно узнал, что в МВТУ оказался недобор абитуриентов и они брали к себе со справками о сдаче экзаменов из других институтов, и проходной бал был для них  –  16…

     Но поезд, как говориться, уже ушёл…
Похоже, Господу было угодно, чтобы я не начал учиться в институте, а пошёл служить в армию.

                3

     А пока, до следующего года, пришлось устраиваться на работу. Не мудрствуя лукаво, оформился на экскаваторный завод, но на токарный станок не поставили, приняли стропальщиком в цех сборки.

     Стропальщик – это подкрановый рабочий. Получаешь задание от мастера переместить детали с помощью козлового внутрицехового крана с одного места на другое. Поскольку шум работы цеха не позволяет применять голос, общение с крановщицей – только условными жестами. Показываешь крановщице, в какую сторону ехать, а на месте – что надо переместить. Крановщица опускает вниз крюк крана, с помощью строп зацепляется груз, а коуши (кольцевые окончания) строп одеваются на крюк. Груз поднимается вверх, и перемещается в показанную мной сторону. Я показываю место, куда надо опустить груз, освобождаю стропы,  и они уплывают на крюке вверх. Вот, в принципе, и вся работа, но она очень ответственна. Груз цеплять надо правильно, чтобы он при перемещении на кране не падал вниз, не убивал и не калечил никого, не наносил никакого вреда. Работа была в две смены, дневная и ночная. Бывало подряд много перемещений груза, бывало и  с паузами, тогда можно было передохнуть, а ночью немного и подремать в широченной кабине уже собранного экскаватора. Когда про стропальщика вспоминали, мастер меня находил, дёргал за ноги, я спускался на землю и выслушивал очередное задание на передвижение груза…

     Мастер –  худой и высокий старик, иногда брюзжащий, иногда ругающийся, никогда не улыбающийся. Как звали его, уже не помню. Да и по какому поводу между нами возник конфликт, тоже уже забылось, но обиделся я на него сильно. Настолько сильно, что с экскаваторного завода немедленно уволился, проработав там несколько месяцев.

                4

     Следующим местом моей работы был Дмитровский торг. Там, без проблем,  можно было найти работу человеку без специальности, грузчики требовались всегда. Сначала мной «затыкали дыры». Приходил с утра в комнату правого крыла на верхнем этаже центрального универмага, с табличкой «Дмитровский торг», и ждал распоряжения, куда пошлют. Существовали и устойчивые бригады, например разгружавшие вагоны со спиртным. Хорошо запомнился их бригадир, Николай, плотно сбитый коренастый крепыш, лет сорока пяти. Левая рука его оканчивалась локтевой культёй. Не смотря на это, он совершенно свободно и ловко укладывал ящики с бутылками на шестой ярус при погрузке их в грузовик из вагона, или при выгрузке из грузовика на склад. Иногда я попадал к ним в бригаду, иногда, в составе  двух-трёх человек, мы развозили продукты по магазинам.

     Однажды пришлось грузить 100-килограммовые мешки с кубинским сахаром. Мешки были на складе, на уровне земли. А грузить надо было в бортовой грузовик. Соорудили сходни, доски толщиной не меньше сороковки (четыре сантиметра толщиной). Прибили поперечины, за что цепляться ногами. Получился достаточно крутой путь  наверх.

     Приседаешь в складе и заваливаешь на спину мешок, который весит больше тебя самого. Обеими руками, закинутыми назад поверх собственных плечей,  вцепляешься в его  верхние углы, сгибаешь тело горизонтально, чтоб мешок не соскальзывал,  и только тогда выпрямляешь согнутые в коленях ноги.
Первый этап закончен…

     А теперь, в такой же позе, надо зайти по сходням вверх, в кузов автомобиля. Четырёхсантиметровые доски сходней гнутся под тобой как двухсантиметровые.  Они играют под ногами как живые, чутко отзываясь на каждый шаг и изменение положения на них тела с грузом. Поначалу идти страшно, ожидаешь, что они должны вот-вот сломаться, А они выдерживают и… не ломаются.  Страх постепенно уходит, но взамен начинает наваливаться усталость. А машину надо нагрузить полностью, а потом ещё и разгрузить, но разгружать легче. Трап не нужен. Становишься спиной к открытому борту, двое ставят мешок на самый край, остаётся лишь принять его на спину, не подгибая колен, и спокойно нести его по твёрдой опоре до места.

     Приходилось возить и хозяйственные товары. Склад их был в то время в Борисоглебском монастыре, в самом соборе. Приезжали на грузовике, грузили что надо и развозили по магазинам.

     Работа грузчиком давала некоторые преимущества. Многое в те годы было дефицитом, а зная в какой магазин дефицит завезён, можно было и успеть подсуетиться. Однажды прошёл слух, что в продуктовый магазин в посёлок Фрезерный завезли сушёную воблу. Работники торга и грузчики рванули в магазин. Среди них был и я. В торговом зале магазина была давка – не подступиться.  Пришлось заходить с чёрного хода. Два килограмма воблы – объёмистый пакет, а стоил чуть больше одного рубля. Достался такой пакет и мне.

                5

     А потом я как-то прибился к мебельному магазину. Как это произошло, я не знаю, но до самого призыва в армию я работал только у них. К ним был постоянно прикреплён бортовой автомобиль ГАЗ-51 с шофёром Володей, а я уже в помощь к нему. Привозили в магазин мебель со склада, разгружали, перемещали.

      Если покупатель желал купленную мебель доставить до дома, он мог оформить заказ в магазине.  Тогда мы с Володей грузили купленную мебель в кузов. В кабину, на моё тёплое место, садился покупатель, а  я, несмотря на время года, пристраивался в кузове, и так ехали до места. Там мебель сгружали на землю. Заказ по доставке был выполнен.

     Покупатели почти всегда хотели, чтоб мебель внесли в саму квартиру, за что приплачивали уже нам. Дома в те годы были в основном  пятиэтажки,  и мебель почему-то чаще всего приходилось  носить  именно на четвёртый и пятый этажи. Первый-второй этажи покупали новую мебель гораздо реже.

     Носить мебель по нашим узким лестницам  не так легко даже вниз, на помойку. А,  учитывая, что она новая, и нести её надо вверх, и так нести, чтоб не повредить, дело было непростое. Тем более, что хозяин не помогает, а зорко следит, чтоб ничего не поцарапали…

     Вот и таскали мы трёхстворчатые  шкафы  по лестницам  –  вдвоём. Самое  главное – мебель правильно взять. Володя научил меня некоторым приёмам и  нюансам, и мы, особо не напрягаясь,  делали эту операцию правильно  и бездефектно. В те времена девятиэтажных домов в Дмитрове ещё не было. Первый девятиэтажный дом был заселён в 1967 году. Выстроен он был на улице Космонавтов, в углу между объездной дорогой и берёзовым парком. Я на Новый год приехал из армии в десятисуточный отпуск, и специально сходил туда, чтобы прокатиться на лифте. Впервые в жизни…


                6

     В начале июля 1965 года мне, под роспись,  вручили повестку о призыве в ряды Советской Армии.

     А эксперименты с рождёнными в 1946 году продолжались…  С 1965 года призыв в армию стал осуществляться два раза в год, весной и осенью. У военкоматов появилось пространство для манёвров.  Весной  – призывать возможных абитуриентов, чтобы не допустить их до экзаменов, осенью  – всех остальных, которые уже не «соскочат»...

     Военкомат в те годы располагался  не на Чекистской улице, как теперь, а на Профессиональной, почти напротив теперешнего Ледового Дворца. Вход во внутренний двор перегораживали массивные железные ворота с калиткой.  Выложенная кирпичом дорожка вела внутрь. Слева от дорожки, в глубине, стоял уличный сортир.  А само здание военкомата находилось справа и ближе к воротам.

     Вот к этим самым воротам, согласно повестке, я и должен был явиться 15 июля к 5-00. На обратной стороне повестки было подробно расписано, в каком виде, и что должно иметь с собой. Причёска – наголо, под Котовского. В рюкзаке должно быть: кружка, ложка, миска, запас продуктов на трое суток. Не должно быть игральных карт и спиртного.

     Стричься наголо я отправился в парикмахерскую возле рынка.  Сейчас её уже давно не существует, а раньше она была в ряду магазинчиков ниже Центрального Универмага. Последней в ряду, с высоким крылечком. Оболванивала меня молоденькая девушка, поливая стриженную голову горючими слезами. Я, естественно, поинтересовался, чего это она так убивается. Оказалось, что неделю назад она проводила в армию своего парня, вот на неё и нахлынуло…

     С вечера 14 июля 1965 года началась прощальная дружеская попойка у меня дома, продолжавшаяся и половину ночи. К двум часам ночи все утомились, подремали пару часов на своих местах, а в четыре ночи проснулись, выпили по стременной, и гурьбой отправились в сторону военкомата.

     У военкомата уже бурлила большая пьяная толпа провожающих и призывников. Раздавались пожелания по будущей службе, громко взвизгивали две гармошки. Около одной, в центре, плясали и выкрикивали озорные частушки раскрасневшиеся девчонки. Около второй, в сторонке, наигрывавшей «Амурские волны», взасос целовались остриженные «под ноль» ребята, прижимая к себе своих подруг с залитыми слезами лицами. И казалось, что нет такой силы на свете, которая сумеет оттащить их друг от друга.

     Одни призывники, среди других, узнавали знакомые лица. Обнимались и радовались, что поедут теперь дальше вместе.

     Где-то на краю толпы раздались повышенные злые голоса –  это один пьяный случайно задел другого, такого же, и стала назревать коллективная драка. Ближайшие женщины окружили скандалистов, закрыли им доступ друг к другу своими телами и развели их на безопасное расстояние.

- Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала:
Ах, куда ж ты, паренёк, ах куда ты?
Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты.

В Красной Армии штыки, чай найдутся.
Без тебя большевики обойдутся...

 –  рванулось вверх, подстёгиваемое звуками гармошки и нестройно подхваченное толпой. Шум и гам усилились. Веселье провожающих и некоторая сдержанность призывников, озабоченных неизвестностью дальнейшей своей судьбы, смешивались и делились пополам…

     С лязгом распахнулась широкая калитка. Перед ней появились двое в армейской форме, ещё двое стояли с внутренней стороны калитки.

–  Призывники! Пора заходить!  - раздалась команда передних, стоящих перед калиткой.

     Пьяненькие призывники не торопились подчиняться. Тогда начали действовать военные. Двое перед калиткой брали под белы рученьки «бритоголового» и передавали тем, кто за калиткой. Попытки противится  мягко пресекались силой.

     Я сам двинул к воротам, слыша за спиной голос Саши Шубина и чувствуя на плече его руку:

–  Только быстро и не оглядывайся.
 
     И я шагнул, не оглядываясь, в калитку…

                7

     Минут через двадцать-тридцать все призывники, около двадцати человек, оказались на территории военкомата. Калитка была наглухо задраена от провожающих, а основное действие перенесено внутрь здания. Новобранцы были построены в одну шеренгу. У их ног стояли открытые для обозрения содержимого рюкзаки. Люди в форме, не спеша и основательно, осматривали их содержимое. Изымался в первую очередь алкоголь и колюще-режущие предметы. После рюкзаков наступила очередь предъявить содержимое карманов. Проверили, ощупали, изъяли глубоко запрятанное. После этих первых шмонов призывники начали понемногу трезветь. Хмель уходил, перерабатываемый молодыми организмами, а добавлять было нечего, всё изъято. К восьми часам утра даже безнадёжно пьяные стали вменяемыми, и теперь стояли  в очереди к бачку с водой, прикладываясь к жестяной кружке, посаженной на металлическую цепь.

      К крыльцу подали автобус. Беленький ПАЗ, с беленькими занавесками, задёрнутыми на окнах. Отдали команду брать свои рюкзаки и рассаживаться. Задняя дверь ПАЗика была заблокирована и не открывалась. Впускали через переднюю. Сначала новобранцев, вглубь, потом несколько работников военкомата, севших в районе открывающейся передней двери. Открывать занавески на окнах нам запретили. Сели и тронулись. Заскрипели распахиваемые ворота военкомата. Через щели между занавесками было видно, что все провожающие уже разошлись. Ещё бы – три часа прошло.

     День начинался  тёплый и солнечный. На небе ни облачка, а автобус мягко катился в сторону Москвы, колыша через приоткрытые окошки свои белые занавески. Практически бессонная ночь, выпитое на проводах спиртное, суета трёх часов в военкомате, плавная автобусная езда – сделали своё расслабляющее действие.  Новобранцы начали клевать носами, ронять головы на грудь, и вскоре весь призванный контингент, сладко посапывая, спал, и лишь работники военкомата продолжали неустанно бдеть…

                8

–  Выходи строиться с вещами! – заорал кто-то в передних дверях ПАЗика и спрыгнул на землю. 

     Продирая и широко распахивая глаза, ошалелые призывники нестройно потянулись на выход. «Неужели уже приехали?» – задавал себе вопрос каждый. Так мы оказались на пересылке. Потом выяснили, что в Балашихе. Нас завели в помещение, в широкий коридор. Усадили на стоящие вдоль стен ряды деревянных кресел с откидными сидениями, явно из кинозала. Старший лейтенант из военкомата куда-то ушёл с папкой, в которой лежали наши документы,  остальные его помощники находились с нами.

     Часа через полтора появился наш старлей, но не один, а с представителями пересылки. Нас пересчитали по головам, проверили по документам, ещё раз обшмонали, на сей раз  безрезультатно. Дмитровские военные сели в свой автобус и уехали домой, а нас провели в огромный кинозал. В зале горел свет, а на экране шли кадры немого фильма «Броненосец Потёмкин». На экране, по мясу, ползали снятые крупным планом колонии опарышей, и назревал корабельный бунт. А в полупустом зале, небольшими кучками, сидели новобранцы. Кто ел, кто дремал, кто увлечённо беседовал с соседом, и совсем  не смотрел  на экран.

     Промурыжили нас всех в этом зале до вечера. Время от времени в зал приводились новые группы призывников. Когда весь списочный состав наконец-то был собран, всех вывели на улицу, построили в колонну по четыре и куда-то повели через незнакомый город. На железнодорожном вокзале посадили всех в электричку и вскоре мы оказались в Москве, на Курском вокзале. Вышли на платформу, по команде построились, двигаясь за офицером, перешли на другую платформу. Вскоре был подан другой состав, с незнакомыми мне в то время сидячими вагонами. В каждый вагон имел три входа, по концам и в середине. Призывники разместились на посадочных местах, свалив по команде рюкзаки в кучу на свободном месте. Тронулись в неизвестность.

     Начало темнеть. Сотрудники пересылки стали назначать дневальных и расставлять в тамбурах. Среди остальных назначенных, выбор пал и на меня. Поставили задачу: находясь в тамбуре, следить, что бы ни один призывник не вышел из вагона на остановке. Это теперь я понимаю, что призывник – не солдат, который принял присягу. Солдата за побег можно отдать под  военный трибунал, а призывника, как гражданского человека, можно лишь пожурить и погрозить ему пальчиком. А вот сопровождающие, если недоглядели и упустили, получают шишки в полной мере.

     В общем, призывники дрыхли сидя, а я и несколько других назначенных дневальных всю ночь болтались стоя в тамбурах, стараясь не заснуть и не допустить возможного побега.

                9

     Утром, когда уже рассвело, нам велели взять свои вещмешки и выходить на платформу с гордым названием «Орёл». Платформа оказалась тупиковой. Высадив нас и немного постояв, состав ушёл в обратный путь, а мы остались, открытые всем ветрам и солнцу. Хорошо, что хоть дождя не было. Питались мы из своих рюкзаков, захваченным из дома сухим пайком. А сухой паёк царапал горло, плохо проходил в желудок, подстёгивая мозг на обдумывание вариантов размачивания. Единственный выход с платформы в город, на привокзальную площадь, был перекрыт военными. Кое-кого они выпускали до ларьков, купить лимонада, но по возвращении обнюхивали выдох изо рта, осматривали купленные бутылки и ощупывали карманы и одежду на предмет тайного проноса спиртного. Ведь в те времена в вокзальных палатках всегда продавалась водка. Вот и получалось, что и не выпьешь и не пронесёшь.

     Добывать водку я отправился с Валерой Леоновым, знакомым по Дмитрову. Палаток было много. Мы выбрали самую дальнюю от охранявших нас военных, там они нас видеть не могли. Купили три бутылки лимонада и одну бутылку водки. Очень осторожно и аккуратно вскрыли бутылку лимонада, чтоб не деформировать пробку. Тогда ещё винтовых пробок не было, везде такие, как на пиве, обжимные. Выпили на двоих лимонад, в пустую бутылку аккуратно перелили водку. Пальцами поджали обжимной край лимонадной пробки и резким ударом ладони поставили пробку на место, запечатывая водку в лимонадной бутылке. Бутылку перевернули вверх дном, потрясли хорошенько, обнюхали пробку –  запаха водки не было. Значит, укупорили бутылку хорошо, герметично. Кстати, лимонад брали не в прозрачных бутылках, а в зелёных. В прозрачных бутылках разный цвет желтоватого лимонада и прозрачной водки мог нас выдать.

     Дыхнули в нос встречающим, показали лимонадные бутылки, развели руки с ними в стороны, дали себя ощупать и поднялись на платформу. Первая часть операции прошла успешно. Водку добыли.

     Расположились подальше от военных, достали рюкзачные харчи. Чтоб не привлекать к себе внимания, не нарушать «лимонадную легенду», пить пришлось открыто  и из горла. Договорились, что выпьем не сразу всё, а в два приема пищи. Сейчас и попозже. Не хотелось «запалиться», попасть на глаза охране с неуверенными движениями. Закусь небогатая, солнце жарит, двести пятьдесят грамм на нос сразу  – могло и развести. Выпили водку аккуратно, грамотно, в два приёма, даже остальные призывники, находившиеся рядом, ничего не заметили. В желудке разлилось приятное тепло, а в душе – осознание некоторого превосходства над охраной по части хитрости.

     Ближе ко времени обеда охрана дала нам всем хороший совет. Ехать вам в эшелоне, скорее всего, не один день,  и, чтобы не было очень скучно, нужно сбросится деньгами и купить в дорогу шахматы, шашки, домино, да не по одной штуке. Из эшелона никого уже выпускать на улицу не будут, а мы сейчас всё равно ждём, воспользуйтесь случаем.

     Совет оказался очень ценным. Его ценность мы осознали, проведя в эшелоне безвылазно две недели.

     В Орле мы провели на платформе целый день. Удалось даже бросить в почтовый ящик письмецо домой. Ближе к вечеру прибыл воинский эшелон. Как только он остановился, из каждого тамбура скатилось на перрон по трое. Офицер и двое солдат или сержантов. Возле одних вагонов стояли люди в защитной, армейской форме. Возле других –  в чёрной, морской. Нас подвели к плацкартному вагону и стали передавать лейтенанту в армейской форме с малиновыми петлицами. Начали со списков, прошлись по фамилиям, отдали команду на посадку, считая входящих в вагон по головам. Размещаться велели в три яруса, то есть занимать и пустые багажные полки. Нехитрый расчёт показывает, что при таком размещении в вагон запихивается в полтора раза больше пассажиров, чем обычно. Дальнейшая жизнь показала, что на третьих полках жить можно нормально, а вот на третьих боковых – оказалось проблемно. Там, вдоль вагона,  была проложена труба вентиляции, с ощутимым диаметром. Боковая багажная полка и так узкая, да ещё труба оставляла не так много места, как надо спящему человеку. При раскачивании вагона, на скорости, бывали и падения на пол. После чего новобранцы, устраиваясь  спать,  стали пристёгивать себя к трубе брючным ремнём.

                10

     Раздался протяжный гудок электровоза, вдоль состава прокатился последовательный лязг вагонных сцепок, вагон плавно тронулся и, набирая ход, застучал колёсами на выходных стрелках. Наши предшественники доставлялись в места службы в щелястых грузовых вагонах, а вот моё поколение уже ехало в плацкартных. И никто тогда даже подумать не мог, что придёт время, когда  призывников будут перевозить самолётами.

     В составе эшелона, как потом выяснилось, ближе к электровозу, был грузовой вагон. В этом вагоне были установлены солдатские полевые кухни, отчаянно дымившие целыми днями, готовя завтрак, обед и ужин всему эшелону. Следом за первым грузовым вагоном с кухнями, был прицеплен грузовой вагон с дровами. Надо же кухни чем-то топить.

     Нас, призывников, приучали к армейскому распорядку. Отбой в 22-00, а подъём в 6-00.  Попробуйте-ка уложить девятнадцатилетних балбесов в 22-00, если они привыкли возвращаться домой далеко за полночь. Свет в вагоне выключали, как положено, оставляли лишь дежурный сразу по команде «Отбой». Лейтенант  с помощниками подгоняли тех, кто ещё не лёг. Пресекал разговоры, продолжающиеся между лежащими на полках. Особо непонятливым объявлял наряд вне очереди, поднимал с полки и вручал ведро с тряпкой, мыть вагон вместо проводника. Никто не хотел оказаться на месте моющего пол, и вагон быстро успокаивался, засыпая.

     Зато громкая команда «Подъём» в 6-00, поначалу заставляла большинство новобранцев лишь перевернуться на другой бок. Помощники лейтенанта ходили по вагону, шумели, дёргали спящих призывников за ноги, раздавали наряды вне очереди. Волей-неволей, вагон наполнялся двигающимися людьми. Кто умывался, кто чистил зубы, кто пробивался в туалет, кто курил в тамбуре – но все были при деле.

     В районе 8-00, эшелон останавливался в чистом поле. Из каждого вагона выскакивала пара, назначенных с вечера, бойких ребят с вёдрами, и неслась в голову эшелона к кухне. Докладывали  там, из какого они вагона, получали полные вёдра с кашей и чаем, и неслись бегом обратно, стараясь не расплескать из вёдер. В обед было три ведра: первое блюдо, второе блюдо и компот. Вечером, в ужин, снова два. Едва гонцы из самого последнего вагона скрывались с вёдрами в тамбуре своего вагона, эшелон снова трогался и набирал скорость.

     А в вагонах начиналось пиршество. Ели принесённую кашу, пили чай. Каждый сам себе потом мыл миску и ложку, а дневальные-бегуны отмывали вёдра, готовясь к следующему забегу к кухне. За обедом около 13-00, за ужином около 18-00.

     За окнами вагона пробегали назад леса и поля. Однажды, поглядев в окно, очень удивился  увиденному пейзажу. От железнодорожного пути и до самого горизонта было жёлто-оранжевое пространство. Необъятные просторы сплошь были покрыты цветущими лилиями. В наших местах это растения клумб, а тут, в неимоверном количестве, они росли в дикой природе…