Старик и море

Сегодня жизнь явила мне спектакль «Старик и море»,  правда совсем в  других декорациях. Впрочем, вполне себе узнаваемо. Помните, как большая удача обернулась ничем по дороге домой.  Большая рыба, обглоданная до костей при возвращении. Все было ровно так. Но горечь эта, выпитая наяву, не могла сравнится с той книжной, давно позабытой. Кто-то решил преподать мне жестокий урок обретения и потери.  Зачем? Может это был призыв жизни к самой этой жизни… как знать.  Было в этот что-то символическое. Тореадор, матадор- в оригинальном названии- несущий смерть…
Даже самые  ярые критики заметили, что на последнем летнем пленере я ухватила- таки удачи за хвост . Портрет тореадора. Он получился. Каким? Трудно сказать - просто получился. Был не слишком похож на свой великий оригинал, но все же в нем чувствовался характер.  Дождь еще в парке стал доставлять немалое беспокойство, помню, я корректировал портрет дважды. Больше оставаться было нельзя, и я пошла , накрыв портрет зонтом и таким манером рассчитывая дойти  до метро. Меж тем дождь не унимался. Встала на несколько минут под навес на крымской набережной, надеясь, что краски немного подсохнут. Но было слишком сыро. Начало смеркаться, я двинулась к мосту.

Сначала акварель просто потекла, вид грозного тореадора стал меланхоличным, загадочным, немного сфумато, как если бы он смотрел на меня из-за стекла, по которому катились струйки воды.   На мосту к дождю присоединился сильный ветер,  мой маленький хлипкий зонт, которым я накрывал картину от дождя, вдруг выгнулся наружу на несколько секунд, оголив полотно.  На картине все смешалось: головной убор, черные как смоль глаза, белая рубаха и фон цвета сапфира, - превратились в цветное месиво.   За оставшийся путь до конца моста дождь буквально смыл с листа  и его. Минуту я раздумывала, нести ли обглоданный  ветром и дождем лист, на котором от тореадора оставались лишь грязно-белесые пятна домой, или похоронить его тут.  Импульсивно решив, что «обломки рая» только разбередят мою душу, я скомкала полотно и выбросила  в урну у самого входа  в место. Ты предал меня, тореадор.   Из схватки с сотнями быков ты выходил победителем,  чтобы быть убитым  сотнями небесных капель.
Дома я попыталась воскресить его, но  я видела, как на картине появлялся другой, может его младший брат, не знавший ветра и осенней промозглой тоски, родившийся в тиши и уюте, немного грустный, оттого наверно, что старшего больше нет.