Сыны Всевышнего. Глава 18

Глава 18. Контакт


Сразу после уроков пообщаться не получилось. Бергер Романа просто кинул. Виновато глядя на него своими ясными глазами, сказал, что дал своё обещание, не подумав, и если он задержится после занятий в школе, то мама очень рассердится. Так и сказал почтительно – «рассердится», вызвав этим в душе Романа бурю невнятных эмоций от изумления до возмущения. А поскольку идти им нужно было в разные стороны, даже по дороге домой поговорить они не могли. Не провожать же Бергера, как девицу!

Роман очень разозлился. Хотел гордо уйти, предварительно пнув что-нибудь из школьного имущества, однако чудовищным усилием воли сдержался и любезно спросил, не пожалует ли господин Бергер к нему в гости ближе к вечеру. На что получил честный ответ: «Постараюсь». На том и расстались.

В ожидании звонка от своего благонамеренного одноклассника Роман так волновался, что не мог ни есть, ни пить, ни тем более делать домашнее задание. Столько лет почти каждый день он проходил мимо возможности пообщаться с себе подобным и – подумать только! – не замечал этого! Это просто не умещается в голове. Прости, Бергер! И приходи, пожалуйста, побыстрее!

О, Боже! – Роман мерил комнату широкими шагами – да если им с Бергером удастся найти общий язык, возможно, Роман решится и покажет ему диск. Он сам уже узнал об этой вещи, наверное, всё, что мог, и в данный момент явно зашёл в тупик. Но, кто знает, может быть, Бергеру удастся получить ещё какую-нибудь информацию. Они настолько непохожи. Трудно даже представить, какими ещё, помимо уже обнаруженных, талантами обладает этот тихий мальчик.

К счастью, Кирилл позвонил довольно скоро и также быстро явился. От предложенного чая отказался, покорно сел в кресло и зачем-то прижал к себе лежавшую там же подушку, обхватив её обеими руками. Создавалось впечатление, что он защищается. Против обыкновения, он даже не улыбался и глядел на Романа несчастными глазами.

– У тебя что-то случилось? – Роман подтащил поближе к креслу пуфик и уселся, как на допросе, прямо напротив Бергера.

Кирилл помотал головой.

– Нет? Тогда чего такой печальный?

– Рома, ты не мог бы, не так активно на меня нападать? – собравшись с духом выдал он.

– Я на тебя нападаю? – искренне удивился Роман.

– Ты мне просто мозг выносишь, – признался Бергер. – Я уже узнал о себе столько нового… Нелицеприятного… И потом, у тебя столько вопросов! И все не по делу.

– То есть?!..

– Ты беспрестанно спрашиваешь про второго, а я ничего о нём не знаю. А с Николаем Николаевичем мы просто дружим. И он ничего от меня не хочет. И от тебя, насколько я знаю, тоже. Он вообще никогда при мне не упоминал твоего имени. Потом, ты постоянно жалуешься на какого-то Руднева… (Можно я опущу эпитеты, которыми ты его награждаешь?) Говоришь, что он тебя использует, что ты от него устал, и одновременно возмущаешься, что он мало уделяет тебе внимания. Вообще, ты постоянно чем-то недоволен: и мной, и своим Рудневым, и погодой, и тем, что время медленно движется, и тем, что телефон слишком громко звонит, и тем, что шнурки не завязываются, и что чай слишком горячий, а ветер слишком холодный. И всё это пересыпано самой изощрённой бранью, которую я не могу больше выносить.

Роман ошеломлённо молчал, обуреваемый невероятным количеством самых противоречивых мыслей и чувств. Он хотел что-нибудь сказать и боялся сказать лишнее. Он вообще не знал, надо ли теперь говорить и как перестать думать. Каким образом остановить этот поток сознания, который бессвязными образами затопил его мозг, и он теперь не был уверен, что только его собственный. Ощущение было такое, будто он распался на молекулы и никак не может вынырнуть из первобытного хаоса.

– Давай уже поговорим, – терпеливо сказал Кирилл. – Вслух. Иначе мой мозг сейчас взорвётся.

Но Романа словно заклинило. Он, сжав зубы,  смотрел на Бергера так, будто тот пытался заставить его выдать государственную тайну.

– Хорошо, – великодушно пришёл ему на помощь Кирилл. – Я буду говорить, а ты – внимательно меня слушать. Когда ты слушаешь, ты, по крайней мере, молчишь.

– ?!

– Я не хотел тебя обидеть. Ты мне не надоел. Просто я устал. Нет, не от тебя. Какой же ты обидчивый! Да тебя задевает буквально всё… Хватит. Хватит выяснять отношения. Да замолчи же ты, наконец! – не выдержал Бергер. Он спрятал лицо в подушку. – Извини. Никогда такого со мной не было. Я обычно слышу людей, которые рядом. Тех, кто непосредственно ко мне обращается. Или кого я сам спрашиваю. С кем-то из близких я, разумеется, общаюсь и на расстоянии. Они, конечно, не подозревают об этом. Просто подсознательно обращаются ко мне… Обычно, спросишь что-нибудь у человека, он тебе ответит – и разошлись. Или кто-нибудь тебе улыбается, а про себя всякие гадости о тебе говорит. Послушаешь, сделаешь выводы. Или у человека неприятности, он не может ни о чём другом думать и начинает тебе жаловаться. Посочувствуешь, он уходит. Но ты просто поселился у меня в голове. Причём я слышу тебя на любом расстоянии. Постоянно. Ты не замолкаешь ни на минуту. Такое впечатление, что тебе вообще больше не с кем разговаривать.

Не передать, как Романа задели последние слова. Главным образом потому, что они попали в самую точку. Роман никогда не считал себя сумасшедшим. Ему нравилось, что он особенный, что он может менять реальность, манипулировать людьми, видеть и слышать такое, что недоступно всем прочим. Но разве с кем-нибудь об этом поговоришь? Разве что с психиатром. И кто бы знал, насколько тягостно всегда не договаривать, бояться сказать лишнее, изо всех сил стараться не показаться странным и всё равно замечать, как кто-нибудь, кивая в твою сторону, крутит пальцем у виска. Каждое столкновение с реальностью, точнее с людьми, которые эту «реальность» олицетворяли, сколько Роман себя помнил, вызывало у него боль и ярость, которые он благоразумно пытался в себе подавлять. Но это была жалкая попытка запереть атомный взрыв в спичечном коробке. Не удивительно, что мало кто находил Романа приятным в общении.

Да, ему не с кем было поговорить. Всегда. И не только об этом. Но даже о самых простых вещах. Просто потому, что не было рядом человека, с которым ему захотелось бы своими мыслями делиться. Сначала он надеялся, что Руднев станет таким человеком. Но Андрея Константиновича богатый внутренний мир компаньона нисколько не интересовал. О родителях и речи нет. Они жили своей «взрослой» жизнью. И никогда не интересовались, чем он дышит. Не доставляет хлопот – и ладно. Роман потому и старался изо всех сил быть отличником, спортсменом и вообще молодцом, чтоб они к нему в душу и дальше не лезли. Итак, он, по большому счёту, никогда никому не был нужен. И этот умник с ангельской физиономией сейчас примется его жалеть. От этой мысли Романа просто переклинило. А в таком состоянии он плохо соображал, что делает.

– Это всё? – с холодной яростью спросил он. – Мне очень жаль, что я доставил тебе столько неудобств. Полагаю, это просто недоразумение. Постараюсь его исправить. Если это всё, что ты хотел сказать, тогда тебе, наверное, пора. Извини, что отнял у тебя время.

Бергер посмотрел на Романа так, будто он его ударил, и глаза его наполнились слезами.

– Я не хотел. Тебя обидеть, – с трудом произнёс он, и губы его дёрнулись. – Пожалуй, я, правда, пойду, – прошептал он и решительно встал, откладывая подушку.

Именно в этот момент Роман услышал, как открывается входная дверь. Кто-то из родителей вернулся. Не хватало ещё, чтобы они увидели, как из его комнаты выбегает заплаканный мальчик. Что он потом будет придумывать, чтобы объяснить этот подозрительный факт?

– Сидеть. – Тихо приказал он Бергеру. – И не вздумай реветь.

Он быстро пошёл к двери. Оттуда обернулся и погрозил Кириллу кулаком. Тот закусил губу и отвернулся.

– Привет, мам, – Роман буднично кивнул матери, забирая у неё пальто и вешая его в шкаф. – Мы с приятелем готовим проект по физике. Не отвлекай нас – ладно?

– Конечно. Занимайтесь. – Она поправила перед зеркалом волосы, потрепала его по щеке (ладно, потерпим), и ушла к себе.

Роман вдохнул поглубже и шагнул обратно в комнату так отчаянно, словно бросался в холодную воду, боясь увидеть там горько плачущего Бергера. Однако Кирилл просто сидел в обнимку всё с той же подушкой и покусывал костяшки пальцев.

– Кто тебе мог привязку сделать? – задумчиво спросил он, как будто и не собирался пять минут назад зарыдать от горя.

– Что сделать? – не понял Роман. Он никак не мог поверить, что бурной сцены со слезами удалось избежать.

– Это привязка была. Помнишь? На ладони. Я спросил у Николая Николаевича.

Роман вспомнил. Да. Загадочная чёрная гадость, от которой его с такой лёгкостью избавил Бергер. Но ему очень не понравилось, что этот доброхот обсуждает его дела с Авериным. Без его на то согласия.

– Когда ж ты успел? Посоветоваться? – язвительно поинтересовался он.

– Позвонил после школы.

– Ты ему каждый шаг свой докладываешь?

– Хватит уже цепляться. Я просто хотел узнать, что это могло быть.

– А почему ты у него спрашиваешь о таких вещах? Разве он что-то в этом понимает? Скромный учитель истории… Ты же сказал, что вы «просто дружите».

– Ты пытаешься обвинить меня во лжи?

«Ух ты, какое личико-то у нас стало недоброе, а глазки-то как потемнели. Не такой уж ты, Бергер, святой».

– Я никогда не называл себя святым.

– Неважно, – насмешливо ответил Роман. – Я корректирую собственное представление о тебе.

А в невербальном общении есть своя прелесть. Можно быть по-настоящему откровенным. Всегда ведь есть вещи, которые ты не решаешься озвучить. А тут… Как удобно! И всегда можно сослаться на то, что ты этого не говорил. Мало ли, какая шальная мысль в голове мелькнула. Может, я с ней категорически не согласен?

– Николай Николаевич очень хороший человек.

– А заниматься магией может только очень НЕхороший человек. Так? И своими намёками я бросаю тень на безупречную репутацию примерного христианина…

«Что – зацепило? Не нравится? «Мы просто дружим». И на какую же тему вы так крепко дружите? Книжки вместе читаете? Ну-ну…»

– Это не магия, – очень тихо ответил Бергер. – Это знание.

– Как удобно! «Это не магия». И мы сразу такие чистенькие. Тебе не кажется, что это весьма убогий способ усыпить свою совесть?

Однако, против ожидания, Бергер ничуть не смутился. Он наклонился к сидевшему напротив него Роману и поглядел ему прямо в глаза. Взгляд его давил почти физически.

– Ты не видишь разницы, Рома, потому что ты моральный урод, – веско произнёс он.

Нет, обидно конечно это слышать, но такой Бергер нравился Роману гораздо больше. Значит, обижаться будем потом.

– Из чего такие смелые выводы? – весело спросил он.

– А я давно за тобой наблюдаю.

«Вот это уже интересно. Наблюдаешь, значит? Это даже приятно, когда ты кому-то интересен. А то одиноко как-то в этом мире. Без присмотра».

– Поделишься? Наблюдениями?

– Охотно, – видно было, что Бергер как-то по-своему, без ненависти, но разозлился. Наверное, именно это называется «праведным гневом». – То, чем ты занимаешься, подразумевает полную атрофию совести. Я, прости, не только «слышу», но кое-что и «вижу». И то, что я вижу – про тебя – мне совсем не нравится. Ты никогда не пытался поставить себя на место тех людей, чью жизнь ты превращаешь в кошмар, просто потому, что твоему боссу за это заплатили? А привязку тебе твой Руднев сделал, – неожиданно безо всякого перехода заявил он. – Я сейчас видел. Когда он на ладонь твою взглянул – вот в этот момент и сделал. Чтоб ты был более покладистым, полагаю, – ответил он на немой вопрос Романа.

– Ладно. Это, положим, тебя вообще не касается, – как можно спокойнее сказал Роман, когда снова обрёл дар речи. Он сразу вспомнил тот сон, когда Руднев впервые пришёл к нему. И чёрный след от рудневского кольца на ладони.

– Разумеется. Ты ведь совсем не злишься на него за это. Потому что ты сам бы так поступил. Ты абсолютно такой же, как он. Только ты намного глупее. То, что я сейчас вижу… Ты просто ненормальный, если действительно полагаешь, что я стану тебе в этом помогать. А про Николая Николаевича я тебе ничего рассказывать не буду. Даже не надейся.

– Да я уже всё про вас понял. Вы просто дружите. Он ничему тебя не учит. Вы прекрасно понимаете друг друга без слов. И нет ничего более естественного, чем расспрашивать школьного учителя истории о разных видах порчи.

– Всё?

– Как-то так…

– Тогда, до свидания. – Бергер спокойно встал и вышел в коридор.

Вот гад! Снова кинул! Ничего толком не рассказал. Пришёл, поскандалил, и  – до свидания! Ну, и кто он после этого?!

– Как? Твой товарищ уже уходит? – раздался из прихожей голос матери. – Может быть, Вы останетесь и выпьете чаю? – это уже Бергеру.

Роману, чтобы соблюсти приличия, пришлось идти следом за своим гостем.

– Большое спасибо, но у меня совсем нет времени, – вежливо благодарил Кирилл, застёгивая куртку. – До свидания, – он учтиво склонил голову. Заметив Романа, который, полыхая гневом, появился в этот момент в дверях, сдержанно махнул ему рукой – Пока!.. – А мысленно добавил: «Лучше на этом наше знакомство закончить. Тебе налево, мне – направо. Прощай».