В капкане

  Они воевали где-то там, за горой. Я и прежде не бывал в той стороне. А теперь подняться на гору было бы безумием. Однажды над моей усадьбой пролетел стрекозой беспилотник. Коли его не сбили раньше, теперь ему ничто не грозило – он летел в сторону пустынного моря. Море стало пустынным из-за войны, но само по себе было безопасным. Не стоило только заводить мотор, так что под скрежет уключин я уплывал довольно далеко от берега и наблюдал зарево за горой. Когда ветер был северный, лязг гусениц, взрывы и очереди слышались совсем отчетливо.
  Война не вовсе отрезала меня от мира – были телефон, интернет, телевидение, радио. Я понимал, что солярку и бензин надо экономить, что рацион животных надо ограничить травой и рыбой, что воду из ручья следует обезвреживать – мало ли что падает в него на горе.
  Хотя мой мирный оазис пока никого не интересовал, но вовсе не был моей крепостью, скорее, западней, из которой не выбраться.
  И вот случилось невозможное. Я не в первый раз наваливал камни на штырь, вогнанный в землю. Козел Игнат постоянно расшвыривал эти камни, задумав, вероятно, удрать вместе с козой Марфой. Коза исчезла неделю назад. То ли «Бабетта идет на войну», то ли «Маркитантка юная убита». Так или иначе, но в течение моей жизни войны всегда шли на отдалении в пространстве ли, во времени…
 Вяло текли эти вздорные мысли, когда в двух шагах от меня тяжело пробежал солдат. Мелькнул малиновый берет. Ясно, десант. Бросив козла, я быстро поднялся на веранду, но поздно – уже все случилось.
  Солдат срезал очередью абсолютно голого подростка.
Почти у кромки воды. Я не мог сообразить, что сделать, когда услышал рядом хриплое дыхание солдата:
- Есть у вас вода?
Я показал на цистерну с краном, куда закачивал воду из ручья – не на подносе же было ему выносить.
Солдат разделся до пояса – пил и плескался. К телу он не подходил.
- Может быть, жив еще? – проговорил я.
- Не может быть. Хотите – проверьте.
И я пошел. Конечно, мертв. Мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати. Как бежал, так и упал. На живот. Руки и ноги вытянуты. Из-под тела натекло немного крови. Я слегка оглох и отчетливо слышал только, как пульсирует кровь в висках. Тупо вернулся на веранду.
  Солдат уже отдышался и пришел в себя. По виду тоже невелика птица – может, лет девятнадцать. Возраст, в котором лицо не умеет обманывать. От этого не исходило никакой опасности.
- Скажете, безоружного ребенка убил? А он, пока убегал, всю одежду с себя сбросил – приготовился плыть.
- Ну, уплыл бы… Только не знаю, куда здесь уплыть можно – кругом война. Мне вот некуда плыть.
- Вы житель, а он разведка. Прикопаете его? Потом заберем. Обмен трупами налажен. Чужих не хороним.
Видно было, что только что совершенное убийство его не волновало, а вот устать он – устал, потому и не торопился.
Не стол же ему мне было накрывать. Все-таки убитый был мне ближе, чем этот, бронезащищенный. Этот и меня мог так же прошить. Для разведки я более оснащен тем же интернетом. В моей бухте никто ничего не блокировал.
И я, конечно, дал бы погибшему лодку, если бы у него было время уплыть. В этом кошмаре любому надо дать выжить, а уж потом разбираться кто друг, а кто враг. Слишком далеко отсюда спрятана кащеева игла ненависти.
Впрочем, в парне не было ничего воинственного. Кажется, ему не хотелось облачаться в свою экипировку – он напрягал и расслаблял мышцы, вглядывался в бухту. Во мне даже возникло некое сострадание к телу под тяжелыми пятнистыми штанами, к ногам, преющим в неуместно заковавших их берцах. Под жаркое солнце, на песок, в волны не могла не стремиться эта юная плоть.
- Хорошее вы место для жизни выбрали, только скучно здесь?
- Раньше скучно не было. Вон лодка. Полчаса на восток – один город, полчаса на запад – другой. Да и не один я был – это сейчас все разбежались.
- Главное, здесь безопасно.
- Было безопасно. Теперь не знаю, - я кивнул на труп.
- Побежал бы он к вам, остался бы жив. Задержал бы я его и все.  А вплавь мне его было не догнать. Верно, знал куда плыть – местный.
В словах солдата звучало как бы сожаление, но не мог же он двинуть мысль дальше, что право местного защищать свое место, что он сам уже потому жертва, что оказался не в том месте, которое должен защищать, что убитый может стать героем, а сам он никогда.
И все же на этой войне я оказался в таком капкане, что только личная безопасность мне и была по силам.
Получалось даже, что они меня защищали, потому что сдвинься фронт – и снесет мою бухту к чертовой матери.
Ветер был южный, шагов солдата вскоре стало не слышно.
А мальчишку я похоронил, в черном мешке, без гроба, но с большим холмом и табличкой о времени гибели.
В лицо не вглядывался, только сфотографировал для опознания. Жить рядом с этой могилой стало совсем невыносимо.

31.08.2015                Таганрог